Виннету-2

Глава 7

Торговец пушниной

    Прошло три месяца после описываемых событий, прежде чем призрачная надежда на выздоровление Олд Файерхэнда превратилась в действительность. Однако поправлялся он очень медленно и до сих пор из-за слабости не мог подниматься с постели. Рана Гарри оказалась намного легче — он уже вовсю гарцевал на гнедом жеребце, доставшемся ему от Параноха, и упражнялся в стрельбе из своего необычного пистолета, мечтая о встрече с воинственными индейцами понка.
    Да и у меня по причине многочисленных и медленно заживающих шрамов от малейшего прикосновения ныло все тело. Но я научился переносить боль так же стойко, как индейцы. Возвращались силы и к Виннету, а Сэм Хокенс, пострадавший в схватке меньше всех, давно уже томился от безделья в форте. В конце концов мы решили снова перебраться в «крепость», тем более что там в тайнике хранились шкурки бобров, добытые охотниками за сезон.
    Комендант форта выделил нам для охраны нескольких солдат, и мы благополучно возвратились в обжитые нами места, связанные, увы, с тяжелыми воспоминаниями. Понимая, что долго ещё не сможет вернуться к привычному для вестмена образу жизни, Олд Файерхэнд вознамерился было уехать на восток, пожить вместе с Гарри у старшего сына. Но для путешествия требовались деньги, и немалые, а у нас наличных денег не было. Имелись, правда, ценные меха бобра и других пушных зверей, но кто мог бы купить их в прерии? Даже в форте Рондэйл нам не удалось найти покупателя, увезти же такое количество шкурок с собой Олд Файерхэнд просто не смог бы.
    Неожиданно нам помог один из солдат, оставленных нам для охраны; он вспомнил, что на Тарки-Крик обосновался торговец, покупающий и продающий в прерии все, что имеет хоть какую-то ценность. Самое же главное было то, что вел этот торговец не меновую торговлю, а платил за товар звонкой монетой. Как раз это нам и было нужно.
    На Тарки-Крик, по словам солдата, хозяйничали шайки воинственных сиу-окананда. Торговцев они не трогали, поскольку за меха, не представлявшие в глазах сиу особой ценности, выменивали у торговцев оружие, боеприпасы, одеяла, «огненную воду» и различные безделушки. Но любому другому белому, появившемуся в тех местах, следовало смотреть в оба. Услышав обо всем этом, я вызвался съездить за торговцем и провести его в «крепость». Краснокожих я не боялся, к стычкам с ними мне было не привыкать, и все же обрадовался, когда вместе со мной стал собираться в дорогу и Виннету. Олд Файерхэнд в нашей помощи уже не нуждался, а кроме того, с ним ведь оставались Гарри и Сэм Хокенс.
    Мы тронулись в путь и уже через три дня благодаря тому, что Виннету прекрасно знал те места, добрались до берегов Тарки-Крик, или, как её называют белые, Тарки-Ривер. Речушек с таким названием здесь было несколько, но та, к которой мы направлялись, славилась среди вестменов тем, что на ней происходили самые кровавые стычки с индейцами племени сиу.
    Очень просто найти человека в прерии, если знаешь, где его искать. А если не знаешь? Ехать для расспросов в ближайшее стойбище индейцев было равносильно самоубийству, однако вдоль реки уже появились первые белые поселенцы, распахивавшие плодородные целинные земли, и вот их-то мы и решили расспросить.
    Мы пустились вдоль берега, но признаки присутствия поселенцев обнаружили только к вечеру: поле, засеянное рожью, плодовые деревья. У ручья, впадающего в Тарки-Крик, мы увидели небольшой дом из толстых бревен, обнесенный частоколом. Такой же частокол огораживал кораль — загон для скота, в котором стояло несколько лошадей и коров.
    Спешившись, мы направились к дому, узкие окна которого больше напоминали бойницы, когда в одном из них показалась двустволка, а грубый голос недвусмысленно приказал нам остановиться:
    — Стойте! Мой дом — не голубятня, куда может влететь любая, невесть откуда взявшаяся птица. Кто вы такие и что вам тут понадобилось?
    — Я траппер и ищу торговца пушниной, который, как нам говорили, находится где-то поблизости, — ответил я как можно дружелюбнее.
    — Ищите его на здоровье, но только не у меня. Я вас не знаю и знать не хочу. Убирайтесь отсюда!
    — По крайней мере, ответьте на наш вопрос. Ведь так гонят от ворот только разбойников.
    — Именно поэтому я и гоню вас.
    — Неужели мы похожи на грабителей?
    — Похожи или нет, это неважно, в любом случае вы не траппер.
    — Но это правда!
    — Никто из трапперов, если он не Олд Файерхэнд, не заходит так далеко в прерию.
    — Я как раз иду от него.
    — Неужели? А откуда?
    — Вы, наверное, слыхали, что в трех днях пути отсюда находится его «крепость»?
    — Как-то раз проезжал здесь некто Дик Стоун и действительно говорил, что туда три дня пути.
    — Дик Стоун был моим другом. Но, к сожалению, он погиб.
    — Может быть, и так. Но я не доверяю белым, которые водят компанию с краснокожими. Сейчас не те времена, чтобы впускать в дом индейца.
    — Если этот индеец войдет в ваш дом, он окажет вам честь. Это Виннету, вождь апачей.
    — Виннету? Тысяча чертей! Неужели? Пусть покажет свое ружье!
    Виннету, не говоря ни слова, снял с плеча свою известную на всем Западе двустволку и поднял её вверх. Действительно, второй такой визитной карточки не было ни у индейца, ни у белого.
    — Серебряные гвозди! — воскликнул хозяин дома. — Значит, это правда! А у вас я вижу два ружья, и если не ошибаюсь, то большое — это мастера Генри из Сент-Луиса.
    — Верно.
    — Неужели вы Олд Шеттерхэнд, который, как говорят, прибыл к нам из Старого Света?
    — Вы не ошиблись.
    — Заходите, джентльмены, прошу вас! Я всегда с радостью встречаю таких гостей и постараюсь помочь вам, чем смогу.
    Двустволка исчезла из окна, дверь через минуту распахнулась, и на пороге появился поселенец, человек уже немолодой, но крепкого телосложения и сильный. С первого взгляда было видно, что он не раз с оружием в руках отстаивал свою жизнь и что судьба ломала его, но он сумел выстоять. После дружеского рукопожатия хозяин провел нас в дом, где сидели его жена и младший сын, рослый юноша лет шестнадцати. Два других сына, как он сказал, валили деревья в лесу. Дом состоял из одной большой комнаты, на стенах висели ружья и охотничьи трофеи, над сложенным из больших камней очагом висел котел, в котором варилась похлебка. Скудная домашняя утварь стояла на полке, а шкафы для одежды и кладовую заменяли большие сундуки у стены. Под потолком на крючьях висели вяленые бизоньи окорока, которых семье из пяти человек хватило бы на несколько месяцев. В углу стоял грубо сколоченный стол с такими же, явно собственного изготовления, стульями.
    Поселенец услал сына заняться нашими лошадьми, а сам тем временем пригласил нас к столу, где уже дымился нехитрый ужин. Вскоре вернулись из леса старшие сыновья и молча, без расспросов, сели рядом с нами и принялись за еду. Казалось, право говорить в этой семье имеет только отец.
    — Простите, джентльмены, — оправдывался он, — за невежливую встречу, но нам приходится опасаться краснокожих, особенно сиу-окананда. Несколько дней назад они сожгли ферму в одном дне пути отсюда. А ещё меньше в наших краях стоит доверять белым. Хорошего человека здесь редко встретишь, чаще сюда добираются те, кому стало тесно на востоке. Поэтому мы всегда рады видеть таких джентльменов, как вы. Вы сказали, что ищете торговца. У вас к нему дело?
    — Да, — ответил я, в то время как Виннету, по своему обыкновению, сидел молча.
    — Какое же? Я ведь не из любопытства спрашиваю, а чтобы помочь вам.
    — Мы хотели бы продать шкурки.
    — Много?
    — Много, — ответил я, не очень-то радуясь подобным расспросам.
    — В обмен на товар или желаете получить деньги?
    — Лучше деньги.
    — Тогда вам повезло: тот, кто вам нужен, действительно находится поблизости. Другие торговцы только меняют, а у этого всегда при себе деньги или, на худой случай, золотой песок. Он настоящий купец, а не нищий коробейник с мешком за спиной.
    — Он честный человек?
    — Что вы называете честностью? Купить подешевле да продать подороже — это и есть торговля. Вашего купца зовут Бартон, он не дурак и своего не упустит, так что лучше держать с ним ухо востро, но дело свое он знает и ездит всегда с тремя, а то и с четырьмя помощниками.
    — А где он сейчас?
    — Узнаете сегодня же вечером. Его приказчик, некий Роллинс, заехал вчера ко мне, чтобы взять заказ, а потом отправился вверх по реке к другим поселенцам и сегодня же вернется, чтобы заночевать у меня. Честно говоря, Бартону в последнее время не везло.
    — Почему?
    — Как-то так случается в последнее время, что к кому он ни приедет с товаром — а там уже и дом сожжен, и все хозяйство растащено индейцами. А для него это пустая трата времени и убытки. Да и краснокожим лишний раз на глаза лучше не попадаться, даже если ты и торговец.
    — Где-нибудь поблизости индейцы нападали на белых?
    — Что такое «поблизости» для наших мест? До моего ближайшего соседа — девять миль.
    — Это плохо! В случае нападения они не успеют к вам на помощь.
    — Я не боюсь краснокожих и не советую им заходить в гости к старому Корнеру. Уж будьте уверены, мы с ними справимся.
    — Но ведь вас всего четыре человека…
    — Четыре? Мою жену тоже можете считать человеком, да ещё каким! Стреляет она не хуже меня и перед краснокожими не спасует.
    — Охотно верю, но если индейцев много, то всякое может случиться и неизвестно, чья возьмет.
    — Если уж решился жить здесь — бояться нельзя. Я не такой знаменитый вестмен, как вы, и у меня нет штуцера мастера Генри, но стрелять я тоже умею. Наши ружья бьют далеко, и если мы закроем дверь на засов, в дом не попадет ни один краснокожий. Думаю, мы бы и сотню погнали вон со двора… А вот и Роллинс!
    Снаружи донесся цокот копыт, и Корнер вышел за дверь встретить гостя. Через минуту он вернулся в сопровождении мужчины средних лет.
    — Мистер Роллинс, помощник торговца Бартона, — представил нам хозяин новоприбывшего. — А вот и приятный сюрприз, о котором я вам говорил, мистер Роллинс. Без преувеличения можно сказать, что перед вами сидят два самых известных человека на Западе: Виннету, вождь апачей, и Олд Шеттерхэнд. Они ищут мистера Бартона, чтобы продать ему бобровые шкурки.
    В Роллинсе не было ничего запоминающегося — ни плохого, ни хорошего. Его наружность даже располагала бы к себе, если бы не выражение глаз, равнодушное и по-рыбьи холодное. Если мы действительно были людьми знаменитыми, то Роллинс должен был бы обрадоваться встрече с нами; но он казался недовольным, и это меня насторожило.
    Ему предложили ужин, но Роллинс отказался, сославшись на недомогание, и вышел расседлать лошадь и задать ей корму. У меня не было причин не доверять приказчику, но непонятное чувство беспокойства заставило меня встать и последовать за ним. Его конь, уже расседланный, стоял у коновязи, а сам Роллинс исчез. Я обошел двор вдоль частокола, но никого не увидел. Зачем понадобилось ему уходить в прерию ночью?
    Через четверть часа Роллинс быстрым шагом вошел в ворота. Заметив меня, он вдруг остановился, но сразу же пришел в себя и с непринужденным видом направился ко мне.
    — Вы любите гулять при луне, мистер Роллинс? — словно в шутку спросил я.
    — Я не столь романтичен, — ответил он серьезно и настороженно.
    — А мне показалось, что вы питаете слабость к ночным прогулкам, — настаивал я.
    — Я не гуляю, — быстро нашелся он. — У меня с утра расстроился желудок, к тому же пришлось отмахать сегодня миль двадцать пять. Надо было немного размять ноги перед сном.
    Не желая продолжать неприятный разговор, он занялся своей лошадью, перевел её в кораль, напоил, задал овса и направился в дом.
    И ответ его прозвучал естественно, и доводы казались вполне убедительными, а все же беспокойство не оставляло меня — так что я в конце концов даже рассердился на себя. Какое мне дело до гостей Корнера? Вестмен должен быть осторожен, но ведь нельзя подозревать всех и вся!
    Роллинс вел себя непринужденно, а в торговле пушниной показал такое знание дела, что даже обычно молчавший Виннету стал задавать ему вопросы. Сделка представлялась выгодной и нам, и Роллинсу, но, к сожалению, все цены назначал сам Бартон.
    — Я не знаю, где сейчас мой хозяин и где он будет завтра или послезавтра, — говорил Роллинс. — Я всего лишь собираю заказы на товары и по определенным дням передаю их Бартону в условленном месте. Сколько времени займет дорога в крепость Олд Файерхэнда?
    — Три дня.
    — Что же, через шесть дней я должен встретиться с хозяином на Рифли-Фок. Я успею съездить с вами, посмотреть товары и вернуться. Если мы сойдемся в цене, Бартон возьмет у вас всю партию. Были ли у вас другие предложения?
    — Пока нет, но продавать меха за полцены мы не собираемся. Товар мы вам охотно покажем, но нам хотелось бы заранее встретиться с мистером Бартоном.
    — К сожалению, это невозможно. Даже будь он здесь в эту минуту, неизвестно, смог ли бы он отправиться с вами в путь завтра же. Мы ведем дела с размахом, и у хозяина нет времени на трехдневные поездки, если он не уверен в том, что сойдется в цене и получит прибыль. Сам он в любом случае не поедет с вами, а пошлет кого-то из приказчиков. Так что решайте — берете меня с собой в вашу «крепость» или нет.
    Как ни старался, я не нашел подвоха в его предложении, поэтому мы в конце концов согласились.
    — Можете ли вы выехать с нами на рассвете?
    — Ну конечно! Мы, торговцы, дорожим каждым часом. Поэтому сейчас я предлагаю идти на отдых, чтобы завтра тронуться в путь пораньше.
    Возразить было нечего: приказчик Бартона был прав. Хозяин предложил нам устроиться в доме на постелях из шкур и одеял, но мы с Виннету наотрез отказались и, как выяснилось позже, были совершенно правы.
    — Спасибо, — сказал я, — но в помещении душно и дымно от очага.
    — Однако, мистер Шеттерхэнд, — вмешался Роллинс, проявляя неожиданную заботу о нас, — сейчас полнолуние, и яркий свет луны помешает вам заснуть. К тому же ночи прохладные.
    — Не беспокойтесь за нас, сэр, мы привыкли и к холоду и к лунному свету. Позвольте нам устроиться на ночлег, как нам хочется.
    Однако Роллинс и не думал сдаваться, продолжая нас уговаривать заночевать в доме, чем снова возбудил во мне подозрения. Исчерпав все доводы, он вынужден был отступить, так как чем больше он настаивал, тем больше мы укрепились в мысли, что следует сделать по-своему.
    Мы с Виннету уже направились к двери, когда хозяин сказал:
    — Обычно я запираю дверь на засов. Может быть, сегодня не делать этого, как вы считаете?
    — Но почему?
    — Вдруг вам что-нибудь понадобится, а вы не сможете войти?
    — Вы очень любезны, мистер Корнер, но дверь лучше все-таки запереть, тем более что места у вас неспокойные. Если же нам что-нибудь понадобится, мы позовем вас в окно.
    Покидая дом, мы слышали, как хозяин гремел железными запорами. Луна стояла низко в небе, заливая все молочным, холодным светом. Мы пошли в кораль к тому месту, где лежали на траве Сволоу и жеребец Виннету. Завернувшись в одеяла, я улегся рядом с моим конем и пристроил голову ему на шею.
    Внезапно среди ночи я проснулся от того, что Сволоу приподнял голову, с шумом втягивая ноздрями воздух. Мгновенно вскочив на ноги, я бросился к частоколу и выглянул в щель между бревнами. Виннету, проснувшийся от шороха моих шагов, стоял рядом со мной уже мгновение спустя.
    По прерии к дому ползком подбирались краснокожие. Двигались они очень осторожно, в руках поблескивало оружие.
    — Мой брат видит этих людей? — спросил шепотом я.
    — Да, — ответил мне еле слышно Виннету. — Это сиу-окананда.
    — Они собирались напасть на дом. Надо помочь белым людям, мы их гости и не можем бросить их в беде.
    — Хорошо, — отозвался Виннету. — Но лучше спрятать коней в доме, чтобы окананда не украли их.
    — Скорее, пока краснокожие далеко и не могут видеть нас.
    Мы сняли путы с лошадей и, укрываясь за частоколом, повели их к дому поселенца. Виннету хотел было позвать хозяина через окно, но вдруг мы обнаружили, что дверь не заперта, и тихонько вошли внутрь.
    — Кто здесь? Почему в доме лошади? — ничего не понимал проснувшийся Корнер.
    — Это мы, Виннету и Олд Шеттерхэнд, — ответил я. — Не зажигайте света.
    — Но как вы вошли?
    — Как и все люди — через дверь.
    — Но ведь она была заперта!
    — Как видите, нет.
    — Тысяча чертей! Неужели я плохо задвинул засов? Но почему вы привели сюда лошадей?
    — Чтобы их не украли.
    — Кто?
    — Индейцы окананда, которые уже окружают дом, чтобы напасть на вас.
    Хотя накануне вечером Корнер утверждал, что справится и с сотней краснокожих, узнав, что они приближаются к его дому, не на шутку встревожился. Роллинс тоже, казалось, был охвачен страхом.
    — Успокойтесь! — приказал Виннету. — Врага победит не тот, кто громче кричит, а тот, кто сильнее. Пусть лучше бледнолицые подумают, как отразить нападение.
    — Тут нечего думать, — ответил Корнер, пытаясь в темноте снять со стены ружье. — Луна светит ясно, это нам на руку. Перестреляем их всех до одного!
    — Мы не должны делать этого, — остановил его Виннету.
    — Это почему же?
    — Потому что нельзя проливать кровь без нужды.
    — Мы проучим краснокожих собак, и тогда оставшиеся в живых надолго запомнят нашу науку и закаются нападать на белых.
    — Бледнолицый называет индейцев краснокожими собаками и забывает, что у меня тот же цвет кожи и я лучше знаю моих братьев. Они никогда не нападают на вас без причины, а чаще всего именно белые подстрекают их к нападению. У индейцев, напавших на Олд Файерхэнда, был бледнолицый вождь. И если сиу-окананда пришли сюда, значит, или вы сами в том виноваты, или же их на то толкнули ваши собратья.
    — Я не верю тебе!
    — Вождь апачей никогда не ошибается, и ему все равно, веришь ты или нет.
    — Даже если все так, как говорит Виннету, окананда следует наказать уже за то, что они поддались на уговоры. Я убью любого, кто захочет силой ворваться ко мне в дом. Это мое право, и я непременно воспользуюсь им.
    — Ты воспользуешься им, когда останешься один. Там, где присутствуют Виннету и Олд Шеттерхэнд, никто не смеет говорить о правах, не выслушав нашего мнения. У кого ты купил землю, на которой выстроил дом? У кого ты спросил разрешения посеять здесь рожь?
    — Купил? Надо быть последним дураком, чтобы покупать здесь землю! Я поселился здесь потому, что мне понравились места, и, если смогу продержаться установленное законом время, земля станет моей собственностью.
    — Значит, бледнолицый не спрашивал разрешения у сиу? Значит, он силой вторгся в их владения?
    — Не хватало только спрашивать разрешения у краснокожих!
    — И после этого ты удивляешься, что они принимают тебя как врага и называют грабителем и вором? Ты не смеешь называть их краснокожими собаками! Ты хотел перестрелять их до одного? Виннету не говорит дважды: как только ты возьмешься за ружье, моя пуля отнимет у тебя жизнь.
    — Что же мне делать? — спросил притихший и испуганный поселенец, видя, что я не собираюсь вмешиваться и вставать на его сторону.
    — Ты ничего не должен делать, — ответил апач. — Я и мой брат Олд Шеттерхэнд все сделаем сами, и, если ты послушаешься нас, можешь не опасаться за свою жизнь и имущество.
    Пока Виннету учил поселенца закону прерии, я наблюдал из окна за окрестностями, но до сих пор ничего не заметил — по-видимому, индейцы окружили дом и проверяли, все ли спокойно.
    — Мой брат уже видит сиу? — спросил Виннету, вставая рядом со мной.
    — Еще нет, — ответил я, напряженно вглядываясь в темноту.
    — Ты согласен со мной, что мы не должны убивать их?
    — Белый украл у них землю, одного этого достаточно, чтобы выйти на тропу войны. Возможно, у них есть другие, не менее веские причины вести себя по отношению к нему враждебно.
    — Мой брат, как всегда, справедлив. Я не хочу проливать кровь краснокожих воинов, поэтому мы поймаем одного из них.
    Мы тихонько подошли к двери и, отодвинув засов, приоткрыли её. В доме было темно и тихо, хозяева затаились, боясь пошевелиться. Так продолжалось довольно долго, пока я не почувствовал, что приближается разведчик. Я не оговорился — не услышал, а именно почувствовал, так как со временем у опытного вестмена появляется особое чутье, подсказывающее ему, что подкрадывается враг. Спустя несколько мгновений я увидел индейца, который подполз к двери и попытался открыть её. Молниеносно распахнув дверь, я прыгнул на сиу и обеими руками сжал его горло. Краснокожий пытался защищаться, но не мог издать ни звука. Через минуту разведчик притих, и я легко втащил его в дом, а Виннету закрыл за нами дверь на засов.
    — Посветите сюда, мистер Корнер, — позвал я поселенца. — Посмотрите, кто попал в наши сети.
    Старик зажег свечу из оленьего жира и поднес тусклый огонек к лицу индейца, чье горло я, опасаясь, как бы он не задохнулся, отпустил.
    — Уфф! Гнедой Конь, вождь окананда! — воскликнул Виннету. — Моему брату Шеттерхэнду охота сегодня удалась на славу.
    Полузадушенный краснокожий жадно и глубоко вдохнул воздух и с трудом выдавил:
    — Виннету! Вождь апачей!
    — Да, — ответил тот. — Ты знаешь меня, но с моим белым братом тебе ещё не доводилось встречаться. Ты расслышал имя, которое я только что произнес?
    — Олд Шеттерхэнд?
    — Да, это он, и ты уже испытал на себе его силу. Ты в наших руках. Как ты думаешь, что тебя ждет?
    — Мои прославленные братья отпустят меня на свободу и разрешат уйти.
    — Неужели ты действительно надеешься, что мы освободим тебя?
    — Воины окананда не воюют с апачами, и между нами нет вражды.
    — Окананда принадлежат к племенам сиу и в родстве с понка, напавшими на нас.
    — Нам нет дела до понка.
    — Гнедой Конь кривит душой. Я уважаю всех краснокожих мужей, но тот, кто поступает несправедливо, — мой враг, независимо от цвета кожи. Индейцы понка и окананда никогда не воевали друг с другом, а теперь ещё и заключили союз. Как я могу тебе верить, если вы пришли сюда, чтобы убить и ограбить белых людей? Но Виннету и Олд Шеттерхэнд не позволят пролить кровь невиновных.
    Вождь окананда угрюмо смотрел перед собой, обескураженный неожиданным поворотом дела.
    — Великий вождь апачей Виннету прославил свое имя тем, что всегда поступал справедливо, — наконец нашелся Гнедой Конь. — Но сегодня прав не он, а я. Разве это не наша страна? Разве любой, кто захочет здесь поставить свой вигвам, не должен спрашивать нашего разрешения?
    — В этом ты прав, — вынужден был признать Виннету.
    — Но белые люди не сделали этого, а значит, они виновны. Разве мы не имеем права прогнать их?
    — Гнедой Конь говорит правду, но его правда однобока, как плохо пропеченная лепешка. Зачем жечь дом и убивать людей? Разве вы воры и убийцы, чтобы нападать ночью, как это делают белые грабители? Отважный воин не боится показать лицо врагу, он выступает открыто и громко заявляет о своих правах. А ты ведешь с собой сотню воинов, чтобы исподтишка убить пятерых спящих белых. Краснокожим мужам не пристало поступать так, и Виннету всем расскажет, что воины окананда — трусы.
    Слова Виннету поразили Гнедого Коня в самое больное место: ни один индеец не может снести обвинения в трусости. Он хотел вскочить на ноги, но апач тяжелым презрительным взглядом удержал его на месте.
    — На врага следует нападать ночью, — проворчал смирившийся вождь окананда. — Краснокожие воины всегда так поступали.
    — Только в том случае, если они действительно нападали на врага.
    — Разве я должен упрашивать бледнолицых уйти из моих владений? Разве я должен просить, когда могу приказывать?
    — Если Гнедой Конь может приказывать, то пусть приказывает, а не подкрадывается ночью, как вор. Пусть он выступит как хозяин этой страны и скажет, что не потерпит здесь присутствия бледнолицых. Пусть он назначит день, когда они должны будут покинуть его владения, и, если они не подчинятся, тогда он обрушит на них свой гнев. Если бы ты так и поступил, я считал бы тебя вождем, равным мне, но сегодня я вижу перед собой человека, по-воровски проникающего в чужой дом только потому, что он боится, что днем его оттуда прогонят палкой.
    Вождь окананда отвел взгляд от Виннету и не ответил ему.
    Я уже совершенно отпустил его, и он стоял перед нами, даже не пытаясь бежать, как человек, которого удерживают не путы, а нечто большее. Виннету, по лицу которого пробежала едва заметная улыбка, обратился ко мне с вопросом:
    — Гнедой Конь думал, что мы вернем ему свободу. Что скажет на это мой брат Олд Шеттерхэнд?
    — Он ошибся, — ответил я, подыгрывая Виннету. — Гнедой Конь уже мертв. Да поджигатель и не заслуживает иного конца.
    — Олд Шеттерхэнд убьет меня? — воскликнул окананда.
    — Убийство и наказание — это не одно и то же, — ответил я. — Ты заслужил смерть.
    — Неправда! Я нахожусь в моей стране!
    — Сейчас ты находишься в вигваме бледнолицего, и неважно, в чьих землях он стоит. По законам прерии любой, кто врывается в чужой вигвам, должен умереть. Мой брат Виннету уже сказал тебе, как следовало поступить, и я с ним согласен. Ни один белый и ни один краснокожий воин не осудят нас, если мы отнимем у тебя жизнь. Но ты знаешь, что мы не любим проливать кровь, поэтому попроси вождя апачей объяснить тебе, чем ты можешь спасти себе жизнь.
    Вождь окананда пришел сюда вершить суд и вдруг оказался в роли подсудимого. Он боялся нас, боялся смерти, хотя и пытался скрыть свои чувства. Наверное, он хотел привести ещё какие-то доводы в свое оправдание, отстоять право на разбой и насилие, но ничего не мог придумать, и поэтому молчал и глядел на вождя апачей с надеждой и гневом в глазах. Я внимательно следил за его лицом и внезапно заметил, как он скосил глаза на Роллинса. Может быть, это была случайность, а может, нет, — тогда у меня не было времени задумываться над подобными загадками, — однако мне показалось, что в его взоре читалась мольба о помощи. Странно, но Роллинс действительно попытался вступиться за него.
    — Вождь апачей не жаждет крови. Даже здесь, на Диком Западе, нельзя наказывать за преступление, которое человек ещё не совершил.
    Виннету пристально и с подозрением посмотрел на Роллинса и оборвал его:
    — Откуда бледнолицему знать, чего жаждет вождь апачей? Я и Олд Шеттерхэнд не нуждаемся в чужих советах, поэтому не произноси лишних слов. Мужчина не должен болтать, он должен говорить только тогда, когда другие хотят его выслушать.
    Как потом признался мне Виннету, он и сам не знал, почему предостерег Роллинса. Однако позже оказалось, что невероятное чутье апача и на этот раз не подвело его.
    — Ты слышал слова Олд Шеттерхэнда, — продолжал Виннету, обращаясь к краснокожему. — Его мысли — мои мысли. Мы не прольем твою кровь, если ты расскажешь нам всю правду. Тебе не удастся провести меня, поэтому скажи честно, зачем вы сюда пришли.
    — Уфф! — воскликнул вождь окананда. — Мы не трусы, как ты подумал, и я вовсе не отказываюсь признаться в том, что мы собирались напасть на бледнолицых и сжечь их вигвам.
    — А что вы хотели сделать с людьми?
    — Они должны были умереть.
    — Вы так решили на совете?
    Гнедой Конь колебался, по-видимому, не решаясь сказать всей правды, поэтому Виннету продолжал настаивать:
    — Вы сами так решили или кто-то подсказал вам, что бледнолицых поселенцев лучше убить?
    Краснокожий молчал, тем самым подтверждая наши опасения.
    — Гнедой Конь не может найти нужное слово, чтобы ответить на мой вопрос? — не давал ему передышки Виннету. — Пусть мой брат подумает, стоит ли ему молчать. Если он хочет сохранить жизнь, то должен сказать мне, кто посоветовал им напасть на бледнолицых.
    — Разве вождь апачей предает союзников?
    — Нет, — вынужден был согласиться Виннету.
    — Поэтому и я не могу назвать имя.
    — Ты прав, предавший сторонника и друга заслуживает смерти. Однако скажи мне, он из воинов окананда?
    — Нет.
    — Он из другого племени краснокожих воинов?
    — Нет.
    — Так, значит, он белый?
    — Да.
    — Он пришел сюда вместе с тобой?
    — Его нет среди моих воинов.
    — Я был прав! Уфф! — воскликнул Виннету. — Мой брат Олд Шеттерхэнд тоже догадался, что всему виной бледнолицый. Кроме того, вы ещё никого не убили. И мы вернем тебе свободу, если ты согласишься на наши условия.
    — Что я должен сделать? — спросил Гнедой Конь.
    — Ты прогонишь бледнолицего, который уговорил вас сжечь вигвам белого человека, поселившегося на вашей земле.
    Обрадованный надеждой на спасение, вождь окананда согласился выполнить наше условие, хотя было заметно, что оно ему не по вкусу. Виннету продолжил:
    — Завтра днем, при свете солнца, ты придешь сюда как вождь и потребуешь у белого человека по имени Корнер заплатить за землю, на которой стоит его вигвам, за землю, на которой пасется его скот, и за землю, на которой растет его рожь. Если он не захочет платить, то ему придется уйти отсюда, а ты можешь вернуться к нему с воинами и выгнать его силой.
    Второе условие пришлось больше по душе Гнедому Коню, однако вызвало взрыв негодования со стороны Корнера. Старик с возмущением перечислял статьи закона, говорил о правах поселенцев, но Виннету не захотел выслушать его.
    — Я знаю бледнолицых, — тоном обвинителя сказал он. — Они крадут наши земли, и если они не уважают наши права и обычаи, то и мы не должны уважать их законы. Если ты считаешь, что можешь силой удержаться здесь, оставайся, но на нашу помощь не надейся. Мы сделали для тебя все, что могли. Теперь я и Олд Шеттерхэнд выкурим трубку мира с вождем окананда.
    Корнеру не оставалось ничего другого, как замолчать. Апач достал трубку мира, закурил её и, соблюдая обычай, произнес краткую речь о дружбе. Затем он передал трубку Гнедому Коню, а тот, после ответного слова, — мне. По окончании обряда Виннету отпер дверь, распахнул её и сказал:
    — Пусть мой краснокожий брат возвращается к своим воинам и уводит их домой. Мы верим, что ты выполнишь наш уговор.
    Гнедой Конь без слов вышел из дома, а мы встали у окна — хотя нас и охранял «дым мира», следовало все же убедиться, что окананда ушли прочь.
    Гнедой Конь был настоящим вождем: он встал на открытом месте, чтобы луна освещала его, и свистом созвал воинов.
    — Пусть воины окананда выслушают слова своего вождя! — произнес он так громко, что было слышно даже в доме. — Я привел вас сюда, чтобы отомстить бледнолицему по имени Корнер за то, что он без нашего разрешения поселился на нашей земле. Но сегодня в его вигваме ночуют два самых славных воина гор и прерий: Виннету и Олд Шеттерхэнд, от их чутких глаз и ушей не скрылось, что мы идем сюда. Олд Шеттерхэнд вышел ко мне навстречу, его объятия лишили меня дыхания, и я попал в плен. Но я не испытываю стыда от того, что он меня победил. Я выкурил с ним и с Виннету трубку мира и считаю дружбу с ними честью для себя. Мы решили, что следует даровать жизнь белым поселенцам, если они купят у нас землю или покинут её к указанному мною дню. Если они откажутся, то мы придем к ним и поступим с ними как с ворами. Виннету и Олд Шеттерхэнд слышат мои слова; теперь мои братья вернутся вместе со мной в свои вигвамы.
    С этими словами Гнедой Конь, не прячась, пошел к воротам усадьбы, остальные краснокожие последовали за ним. Уверенные, что вождь сдержит свое слово, мы вывели на двор лошадей и устроились спать на траве. И только Роллинс, пробормотав под нос, что «проклятым краснокожим нельзя доверять», последовал за сиу, чтобы проверить, действительно ли они убрались прочь. Его поведение и на этот раз вызвало подозрения.
    Когда мы проснулись, Роллинс с хозяином дома сидели у крыльца и о чем-то перешептывались. Корнер пожелал нам доброго утра, хотя в его голосе и не слышалось искренности: он явно злился на нас за ночное вмешательство. Он уже забыл, что если бы не мы, то индейцы беспрепятственно проникли бы в его дом и хладнокровно вырезали всю семью. Теперь поселенца заботило другое: он должен был платить или убираться вон. Я не испытывал к нему жалости: он без приглашения вторгся в чужие владения, а когда хозяева попытались указать ему на дверь, схватился за оружие. Как бы повели себя белые в любом из штатов, если бы кто-нибудь из краснокожих облюбовал себе участок в одном из городов, поселился там с семьей и твердил, что поступает по закону? Мы не стали задерживаться, поблагодарили поселенца за гостеприимство и уехали.
    Роллинс, как мы и договаривались, отправился в путь вместе с нами. Правда, поначалу нас удивляло, что он отстает, все время придерживает коня, чтобы не ехать рядом, но потом перестали обращать на него внимание. В конце концов, это его дело, а нам так было даже удобнее, потому что мы могли беседовать, не беспокоясь о посторонних ушах.
    Однако через несколько часов пути он догнал нас, чтобы начать бесконечные расспросы о количестве и качестве мехов. Особенно его интересовало, где Олд Файерхэнд хранит шкурки: в сухой пещере или в тайнике под землей. Я снова насторожился и не стал отвечать, на что Роллинс обиделся и снова отстал от нас на добрую сотню метров.
    Мы возвращались знакомым путем, но, как это делает любой вестмен, машинально вглядывались в траву в поисках следов человека и животных. В полдень мы увидели примятую траву, спешились, присмотрелись и поняли, что здесь отдыхали люди, пытавшиеся старательно замести след.
    — Это следы бизона? — спросил нас подъехавший Роллинс.
    Виннету промолчал, но я счел необходимым ответить, дабы не выглядеть невежливым:
    — Мне кажется, вы не так давно в прерии? Иначе сразу бы поняли, что здесь проходили люди.
    — Люди? Сомневаюсь! По-моему, люди вытоптали бы траву сильнее.
    — Вы полагаете, что человек, попавший в прерию, усердно топчет траву, чтобы его выследили и убили?
    — Конечно, нет. Но лошади оставляют более четкие отпечатки.
    — Люди, прошедшие здесь, были без лошадей.
    — Без лошадей? Странно и даже подозрительно. Насколько я знаю, в прерии невозможно выжить без лошади.
    — Я думаю так же, но разве вы не слышали, что иногда человек может попасть в переделку и потерять коня.
    — Конечно, слышал. Но странно, что коня потерял не один путник, а сразу несколько…
    Роллинс пытался играть роль умного и бывалого человека, хотя было очевидно, что читать следы он не умеет. Не понимая, зачем приказчик ведет никому не нужный спор, я отвернулся от него.
    — Что думает мой белый брат об этих следах? — обратился ко мне Виннету.
    — Здесь прошли трое белых, у них не было ни лошадей, ни ружей.
    — Мой белый брат прав. Бледнолицые шли друг за другом, след в след. Они опирались на палки. Бледнолицые опасаются погони — последний из них заметал следы.
    — Очень странно! Трое безоружных бледнолицых вдали от поселений! — несмотря на необычность происходящего, я начинал тревожиться за судьбу собратьев. — С ними приключилось несчастье — кто-то напал на них и ограбил.
    — Пусть мой белый брат посмотрит сюда, на этот след. У них даже не было ножей, и они просто выломали себе по палке. Они нуждаются в помощи.
    — Виннету хочет помочь им?
    — Вождь апачей всегда помогает и белым и краснокожим, попавшим в беду. Но сегодня пусть Олд Шеттерхэнд решает, как нам поступить: он лучше знает своих собратьев. Я не доверяю людям, прошедшим здесь.
    — Почему?
    — Потому что бледнолицые заметали следы до того, как сделали привал, и лишь потом перестали. Краснокожий воин поступит так только тогда, когда хочет скрыть, откуда он пришел, и заманить врага в ловушку.
    — Может быть, они не хотят терять времени или уже чувствуют себя в безопасности?
    — Если это так, то они не вестмены, а гринхорны или люди, случайно попавшие в прерию. Надо помочь им.
    — Поможем им! — воскликнул я, внутренне радуясь благородству апача. — Тем более что нам с ними по пути.
    Мы снова вскочили на лошадей и хотели было поехать по следу, но Роллинс остановил нас.
    — К чему нам связываться с неизвестными людьми в такой глуши? Какая нам в них нужда? — с недовольной миной проворчал он.
    — Нам в них нет никакой нужды, но, может быть, они нуждаются в нас, — ответил я. Его поведение снова показалось мне странным и подозрительным.
    — Но мы только зря потеряем время из-за каких-то бродяг! — упорствовал он.
    — Неужели горсть монет вам дороже чужой жизни? Если так, то вам нечего делать в прерии.
    Возможно, я ответил слишком резко, но уж больно мне хотелось осадить Роллинса. Его глаза, как мне показалось, сверкнули, но приказчик сразу же отвернулся и нехотя последовал за нами. Я не доверял ему, хотя многие торговцы, проникающие в прерию в погоне за барышами, вели себя так же, предпочитая не тратить время на помощь ближнему, если она не сулила прибыли.
    След вывел нас из леса в долину. Судя по отпечаткам ног, люди прошли здесь не более часа назад; вскоре мы увидели впереди три черные точки. Когда до них осталось полмили и мы уже могли рассмотреть, что это трое мужчин, одетых не как вестмены, один из них оглянулся и замер от страха. Остальные стремглав бросились наутек, словно надеясь опередить наших коней. Мы остановились, чтобы показать беднягам, что не собираемся преследовать их, и я закричал:
    — Стойте, джентльмены! Мы не причиним вам зла!
    Я уже успел надсадить горло криками, когда они наконец-то поняли, что никто за ними не гонится, и остановились, с опаской поглядывая на нас.
    У них не было даже ножей, а те суковатые дубинки, что они выломали в лесу, не могли служить им защитой ни от людей, ни от зверей. У одного из мужчин голова была обмотана платком, у второго рука болталась на перевязи, третий, самый молодой, был цел и невредим. На их лицах застыло выражение страха и надежды на спасение.
    — От кого вы так удираете, джентльмены? — спросил я, когда мы подъехали.
    — Откуда нам знать, кто вы такие? — ответил старший из них.
    — Кем бы мы ни были, мы и так настигли бы вас, поэтому вам нечего было спешить. Но мы честные люди и поехали по вашему следу, чтобы узнать, не нужна ли вам помощь, так как нам показалось, что вы попали в переплет.
    — Вы совершенно правы, сэр. У нас, мягко говоря, серьезные неприятности. А если сказать честно, то мы еле унесли ноги. Слава Богу, хоть живы остались.
    — Примите мои соболезнования. Но что же все-таки произошло? Из-за кого вы попали в беду?
    — Всему виной проклятые сиу-окананда.
    — Они напали на вас? Где же и когда?
    — Вчера утром, в верховьях Тарки-Ривер.
    — Как же это случилось? А может быть, вы ещё не оправились от пережитого и вам тяжело рассказывать?
    — Мне, конечно, нелегко, но я готов рассказать вам все, если вы действительно честные люди. Хотелось бы услышать ваши имена.
    Он уже пришел в себя после первоначального испуга и выглядел более уверенным.
    — Извините, мы забыли представиться, — поспешил я исправить мнимую оплошность. — Краснокожий джентльмен — вождь апачей Виннету, мое имя ничего не скажет, но в прерии меня зовут Олд Шеттерхэндом, а наш товарищ — мистер Роллинс. Он торговец и путешествует с нами по делам.
    — Тысяча чертей и одна ведьма! Простите, сэр, наше недоверие. Мы не вестмены, только поэтому и не узнали вас. Но мы слышали, кто такие Виннету и Олд Шеттерхэнд, и нам известно, что на них можно положиться. Само провидение привело вас сюда. Мы нуждаемся в вашей помощи, джентльмены.
    — Вам стоит только сказать, чем мы можем вам помочь.
    — Позвольте сначала представиться и нам. Меня зовут Вартон, это мой сын, а вон тот молодой человек — мой племянник. Мы прибыли в эти края из Нового Ульма, чтобы поселяться на берегах Тарки-Ривер.
    — Вы поступили крайне неосмотрительно.
    — Увы, мы и не предполагали, насколько это опасно. Нам нарисовали райскую картину: приезжай, бери земли сколько душе угодно, собирай урожай и богатей.
    — А индейцы? О них вы не подумали?
    — Мы представляли их совсем не такими, каковы они на самом деле. Мы приехали в фургонах, с припасами, чтобы выбрать место получше и обустроиться. Тут-то эти дьяволы и нагрянули к нам.
    — Благодарите Бога, что остались живы, и не жалейте о потерях.
    — Конечно, конечно! Я понимаю, что мы дешево отделались, так как сначала краснокожие завели речь о столбе пыток. Умирать никому не хотелось, а в страшных мучениях — и подавно. Но потом они просто ограбили нас и отпустили на все четыре стороны. У них были дела поважнее.
    — Вы сказали — дела поважнее? — насторожился я. — Может быть, вам известно какие?
    — Не очень-то много нам известно. Их варварского языка мы не знаем, но вождь кое-как говорит на ломаном-переломаном английском, и мы поняли, что они хотели в ту же ночь напасть на усадьбу поселенца по имени Корнер.
    — Вы прекрасно все поняли. Они действительно собирались напасть на него в ту же ночь, и у них не было времени возиться с вами. Поэтому, и только поэтому, вы остались в живых.
    — Лучше бы они убили нас! У нас ничего не осталось!
    — У вас осталась жизнь.
    — К чему она нам, если мы все равно обречены? У нас нет ни припасов, ни оружия, чтобы охотиться на дичь или защититься от диких зверей. Сначала мы искали в лесу ягоды, но на равнине они не попадаются. Питаться кореньями мы не рискуем из боязни отравиться. Не встреть мы вас — через несколько дней нас ждала бы мучительная голодная смерть. Надеюсь, вы христианин и поделитесь с нами куском хлеба.
    — Не волнуйтесь, мы не дадим вам погибнуть. А куда вы направляетесь?
    — В форт Рондэйл.
    — Вы знаете дорогу туда?
    — Мы впервые в этих местах, но нам кажется, что мы выбрали верное направление. Или мы ошиблись?
    — Вы действительно не ошиблись. Но почему вы направились именно туда?
    — Если уж быть честным, то до конца. Наши семьи последовали за нами, и, пока мы пытали счастья у медведя в берлоге, они ждали нас в форте Рондэйл. Они и теперь там.
    — Могу сказать одно: вам снова повезло. Мы едем в том же направлении, в форте нас знают, и, как только нам встретится драгунский разъезд, мы передадим вас ему на руки.
    — В самом деле? Вы не бросите нас одних? Ведь краснокожие отняли у нас лошадей, и дорога туда растянется дней на шесть, не меньше.
    — Ничего не поделаешь. А пока присядьте и подкрепитесь.
    Роллинс, всем своим видом показывая, что такой поворот дела ему явно не по душе, ворчал о потере времени и о никому не нужном милосердии, но мы, не обращая внимания на его возражения, спешились и предложили изголодавшимся беднягам еду. Когда те немного подкрепились и отдохнули, мы двинулись дальше. Наши новые спутники болтали без умолку, но так как я и Виннету отвечали односложно, то они оставили нас в покое и попытались завязать беседу с Роллинсом. Однако торговец резко оборвал их:
    — Неужели вы не понимаете, что вы для нас обуза? Если уж вы навязались нам на шею, то хоть увольте от ваших росказней!
    Его откровенная грубость показалась мне подозрительной, и я стал исподтишка наблюдать за ним, что привело к любопытному открытию: когда Роллинс был уверен, что никто не смотрит на него, по его лицу пробегала язвительная улыбка, в которой можно было угадать коварство и чувство превосходства. В такие мгновения он украдкой бросал на меня и на Виннету быстрые, хитрые и пронзительные взгляды. Понимая, что все это неспроста, я удвоил внимание, и мне открылась ещё одна странность в его поведении: как только Роллинс и кто-нибудь из горе-поселенцев встречались взглядами, они тут же отводили глаза, словно делали вид, что незнакомы и не хотят иметь ничего общего.
    Так ведут себя только люди, желающие сохранить в тайне свой преступный сговор! Но зачем Роллинсу обманывать нас? И зачем белым, терпящим бедствие в прерии, злоумышлять против людей, которые ведут их к спасению?
    Однако я уже знал, что человеческое коварство не имеет границ, и продолжал наблюдать за ними в оба.
    Пока я думал, что же предпринять, чтобы заставить Роллинса и новых спутников раскрыться, Виннету спешился и обратился к Вартону:
    — Мой белый брат устал, пусть он сядет на моего коня и отдохнет. Олд Шеттерхэнд тоже готов уступить свою лошадь более слабому. Мы ходим быстро и не отстанем от вас.
    В первое мгновение Вартон притворился, что он очень смущен и не решается принять предложение вождя апачей, но через минуту он уже сидел в седле, а я помогал его сыну влезть на спину Сволоу. Роллинс должен был последовать нашему примеру и уступить своего коня племяннику Вартона, но намеренно не сделал этого, с ухмылкой отвернувшись от нас.
    Теперь мы шли на расстоянии нескольких шагов от всадников, что не вызывало подозрений, и могли разговаривать, не боясь, что нас услышат. И все же, полные подозрений, мы перешли на язык апачей.
    — Я вижу, что мой брат уступил свою лошадь не из чувства сострадания, — сказал я.
    — Олд Шеттерхэнд умен и видит то, чего не видят другие, — ответил Виннету и умолк, ожидая, когда я выскажу свои соображения.
    — Виннету присмотрелся к этим людям? — спросил я его.
    — Я заметил, что мой брат не доверяет им, и мои глаза тоже захотели убедиться в их честности, хотя я и раньше видел, что не все, что они говорят, — правда.
    — И что же увидел Виннету?
    — Пусть мой брат догадается сам.
    — Ты говоришь о повязках?
    — Да. У одного из них перевязана голова, у другого — рука, но мы переехали через два ручья, и ни один не остановился, чтобы промыть раны проточной водой. Но если раны придуманы, то и все остальное ложь, а встреча с нами была подстроена. А заметил ли Олд Шеттерхэнд, как они ели?
    — Они набросились на еду, но съели совсем немного, — ответил я, обрадованный тем, что мои подозрения подтверждаются.
    — Человек, питавшийся два дня ягодами, готов съесть целого быка. Бледнолицые только притворялись голодными. Они утверждают, что сиу-окананда напали на них в верховье Тарки-Ривер, но даже Виннету не сумел бы добраться сюда пешком так быстро.
    — Но это значит, что у них есть лошади, и они их оставили под присмотром сообщников. Кроме того, мне показалось, что Роллинс знаком с ними и тщательно скрывает это. Может, стоит их спросить откровенно?
    — Нет.
    — Почему?
    — Потому что у них могут быть свои причины для скрытности. Мы не имеем права оскорблять их недоверием или обвинять в нечестности, пока не убедимся, что они того заслуживают. Пусть мой брат Олд Шеттерхэнд подумает, есть ли у торговца причины ненавидеть нас.
    — Не думаю. Если с нами по пути приключится несчастье, он никогда не попадет к Олд Файерхэнду. Поэтому если даже он и относится к нам враждебно, то не покажет этого, пока не доберется до мехов. А те трое, представившиеся поселенцами…
    — Они не поселенцы. Но сейчас это не имеет значения. Мы в безопасности, пока до «крепости» далеко.
    — Но как только мы доберемся до нее, все может измениться.
    — Уфф! — улыбнулся Виннету. — Мой брат думает так же, как я. Мне кажется, что все они торговцы.
    — Корнер сказал нам вчера, что купец по имени Бартон работает с четырьмя приказчиками, может быть, старик, выдающий себя за поселенца, и есть на самом деле Бартон? Но на всякий случай назвался вымышленным именем. Он мог прятаться поблизости от дома Корнера, а Роллинс ночью выходил и предупредил хозяина о возможности поживиться. Теперь они хотят проникнуть в «крепость», но не для того, чтобы оценить меха, а чтобы украсть их.
    — Я тоже думаю, что они собираются ограбить нас. Мой брат должен быть осторожен. Ночью тот из нас, кто встанет на часах должен быть готов к нападению в любую минуту.
    Итак, мы с Виннету почти обо всем догадались. Почти. Если бы мы узнали все, боюсь, нам не удалось бы сохранить внешнюю невозмутимость.
    Мы собрались провести ночь в прерии, на равнине, где легко заметить приближение человека. Но к вечеру пошел дождь, и нам пришлось искать пристанища в ближайшем лесу. На опушке росли высокие деревья с густой листвой, чьи кроны укрыли нас от дождя. Однако за такое удобство надо было платить, и платить собственной безопасностью. Мы удвоили внимание.
    После ужина мы хотели было лечь спать, но наши спутники повели оживленную беседу. Даже Роллинс разговорился и сыпал историями о приключениях, которые ему довелось пережить в путешествиях по Дикому Западу. Ни я, ни Виннету не участвовали в беседе, которая показалась мне неслучайной — нас словно пытались втянуть в разговор, чтобы отвлечь наше внимание. Я искоса посмотрел на апача и увидел, что он предельно напряжен, что оружие у него под рукой и что глаза его из-под полуопущенных ресниц зорко вглядываются в темноту. К полуночи, когда дождь прекратился и ветер стих, мы вознамерились перенести лагерь на равнину. Но Роллинс и «поселенцы» воспротивились столь яростно, что ещё более усилили наши подозрения, и мы, решив не дразнить гусей, уступили.
    Под предлогом, что мы находимся во владениях враждебно настроенных племен сиу, мы не стали разжигать костер и строго-настрого запретили делать это нашим спутникам. Наши глаза освоились с темнотой, и поскольку разговор заглушил все лесные шорохи, мы с напряженным ожиданием смотрели по сторонам.
    Виннету полулежал, прислонившись к стволу дерева, и со стороны можно было подумать, что он спит. Вдруг он шевельнулся и повернулся на бок, его рука, лежавшая на серебряной двустволке, медленно потянула оружие к бедру.
    Неужели апач заметил врага и собирается выстрелить в него? Взглянув в том же направлении, куда смотрел и ствол его ружья, я увидел в кустах едва заметный фосфоресцирующий блеск человеческих глаз. Итак, наши опасения подтвердились. За нами следили. Я знал: Виннету не промахнется даже в темноте, а в умении стрелять с бедра ему нет равных. Но вдруг он снял палец с курка и медленно повернул голову ко мне. Блеск глаз среди листвы уже исчез.
    — Хитрая лиса, — шепнул мне Виннету на языке апачей.
    — Он опытный человек и опасный противник, — ответил я. — Он заметил, что ты хочешь выстрелить с бедра.
    — Это был бледнолицый. Воин сиу никогда не откроет глаз так широко.
    — Теперь он убедился, что мы что-то подозреваем.
    — К сожалению. Он будет очень осторожен, но я его все равно поймаю.
    — Это опасно. Он угадает твои намерения, как только ты встанешь.
    — Я притворюсь, что иду к лошадям.
    — Виннету, лучше положись на меня. Я знаю бледнолицых.
    — Я не могу подвергать тебя опасности. Виннету первым увидел глаза лазутчика, и ему пренадлежит право поймать его. Мой брат поможет мне уйти так, чтобы враг ни о чем не догадался.
    Я выдержал паузу, а затем с напускным недовольством обратился к спутникам:
    — Пора спать, завтра с рассветом мы уезжаем. Мистер Роллинс, вы уверены, что ваша лошадь не сбежит?
    — Да, — ответил тот. — Я её спутал.
    — Мой конь ещё на свободе, — вмешался Виннету. — Я отведу его в прерию, там трава гуще.
    — Мой краснокожий брат окажет мне услугу и отведет туда же и моего коня? — подыграл я апачу.
    Виннету медленно встал, завернулся в одеяло, взял наших лошадей под уздцы и исчез в темноте.
    Прерванный разговор тут же возобновился, но я не стал одергивать спутников, так как болтовня мешала прислушиваться не только мне, но и лазутчику, за которым охотился Виннету. Полузакрыв глаза, я наблюдал за опушкой леса.
    Прошло полчаса, и я даже стал беспокоиться за Виннету, хотя знал, как трудно ночью, в кромешной тьме, выследить хитрого и ловкого врага. Наконец послышались шаги, и из лесу вышел Виннету, завернутый в то же одеяло. Я ждал, что он присядет рядом со мной, но он остановился у меня за спиной, и чужой голос произнес:
    — А теперь вот этого!
    Только теперь я увидел, что тот, кто был завернут в одеяло, — не Виннету, а бородатый белый, который показался мне смутно знакомым. Он замахнулся на меня прикладом, я покатился по земле, пытаясь уйти от удара, но не успел. Приклад обрушился на меня, но удар пришелся не в голову, а в шею — место ещё более уязвимое, чем голова. Меня словно парализовало, а от второго удара я потерял сознание.
    Не знаю, сколько времени я оставался без чувств. Когда я с трудом приподнял тяжелые, налившиеся свинцом веки, уже брезжил рассвет. Мгновение спустя помимо моей воли глаза снова закрылись, и я впал в состояние, похожее на кошмарный сон. Я лежал в дурмане, и мне казалось, что я умер, а надо мной кто-то ведет разговор о покойнике. Я не различал отдельных слов, сливавшихся в заунывное бормотание, пока не раздался голос, который, думаю, мог бы пробудить меня от вечного сна.
    — Проклятый апач упрям и не произносит ни слова, а этого я убил! Черт меня дернул ударить его в полную силу, но уж больно я боялся, что он снова ускользнет. Как мне хотелось схватить его, чтобы он почувствовал, что он полностью в моих руках, чтобы в его глазах метался страх! Я готов отдать полжизни за то, чтобы он ожил.
    От звука этого голоса мои глаза сами открылись, и я увидел над собой мужчину, которого сразу же узнал, несмотря на то, что он успел отрастить бороду. Я смотрел на него смертельно усталым взглядом и от ненависти и бессильной ярости приходил в себя. Читатель поймет, что я испытывал, — передо мною был… Сантэр собственной персоной! Я попытался закрыть глаза, чтобы выиграть время и собраться с мыслями, чтобы он продолжал считать меня мертвецом, но был не в силах отвести от него взгляд. Наконец он заметил, что я гляжу на него, вскочил на ноги и радостно воскликнул:
    — Он жив! Мне не придется отдавать полжизни. Ха-ха-ха! Сейчас вы увидите, что я был прав и что он расколется, как пустой орех. Вы узнаете меня, сэр? — спросил он наигранно-учтиво.
    Я молчал, он повторил вопрос, а когда ответа снова не последовало, опустился со мной рядом на колени, ухватил меня за воротник куртки и встряхнул с такой силой, что голова моя ударилась о камни. Защищаться я не мог, но не потому, что был слаб после недавнего, вызванного ударом приклада обморока, — веревки обвивали мое тело так, что я походил на кокон.
    — Отвечай, свинья, — кричал Сантэр, продолжая встряхивать меня, словно мешок. — Я вижу, что ты жив! Отвечай, не то я силой открою тебе рот и ножом заставлю тебя шевелить языком.
    Моя голова бессильно откинулась назад, и краем глаза я увидел лежащего под деревом Виннету, связанного по рукам и ногам так жестоко и изощренно, что пятки его чуть ли не касались затылка. Даже цирковой акробат, потешающий публику номером под названием «Человек без костей», не в состоянии находиться в таком положении более получаса. Какие же страдания должен был испытывать мой друг и брат! Рядом с ним сидели Вартон с сыном и племянником. Роллинса с ними не было.
    — Ты будешь говорить?! — впал в бешенство Сантэр. — Ты узнаешь меня?! Говори, или я прикажу поджарить тебе пятки!
    Молчать дальше не имело смысла: неистовствовавший Сантэр, казалось, был готов на все. Но в то мгновение я думал не столько о себе, сколько о Виннету, чье положение было намного хуже. Не будучи ещё уверен, что язык повинуется мне, я попытался шевельнуть им, и попытка удалась. Еле слышно, но внятно я произнес:
    — Я узнаю вас.
    — Узнаешь меня? — язвительно спросил мгновенно успокоившийся Сантэр. — И кто же я такой?
    — Вы Сантэр, грабитель и убийца.
    — Ты не ошибся, это я, — ничуть не обиделся он. — Наверняка ты не можешь опомниться от счастья, что видишь меня. Какая неожиданная, радостная встреча, не правда ли?
    Я не спешил отвечать, и тогда он выхватил нож, приставил его к моей груди и пригрозил:
    — Сейчас же громко скажи присутствующим здесь джентльменам, что ты готов рыдать от радости, или я зарежу тебя, как свинью!
    Я молчал, и вдруг неожиданно прозвучали слова Виннету, не утратившего, несмотря на страшную боль, мужества и гордости:
    — Мой брат Олд Шеттерхэнд знает, что лучше погибнуть от ножа воина, чем подчиниться врагу.
    — Молчи, паршивый пес! — рявкнул Сантэр. — Еще слово — и я стяну тебя так, что у тебя затрещат кости. Мой любезный друг, — повернулся он снова ко мне, — неужели это правда, что ты рад видеть меня?
    — Да, — ответил я без малейших колебаний, не обращая внимания на слова Виннету.
    — Вы слышали? — с кривой торжествующей улыбкой обратился Сантэр к сообщникам. — Олд Шеттерхэнд, славный, непобедимый Олд Шеттерхэнд испугался меня! И, как мальчишка в воскресной школе, готов признать что угодно, лишь бы его не выпороли.
    Возможно, я уже оправился от удара, а может быть, именно издевательства негодяя привели меня в чувство, но голова перестала болеть, мозг снова работал ясно, и я с уверенным видом и с улыбкой ответил Сантэру:
    — Вы ошиблись, я действительно сказал «да», но хочу, чтобы присутствующие здесь джентльмены знали, что я сделал это не из страха.
    — Не от страха? Но почему же?
    — Потому что это чистейшая правда. Я действительно рад видеть вас спустя столько времени.
    Я хотел произнести эти слова с издевкой, но, видимо, у меня не получилось, так как я почувствовал, что мой ответ прозвучал серьезно и правдиво. Сантэр отшатнулся назад, сдвинул брови и несколько минут внимательно рассматривал меня.
    — Ты действительно рад? — переспросил он недоверчиво. — По-моему, от удара у тебя мозги встали набекрень и ты совсем свихнулся.
    — Мои мозги в полном порядке, и я не шучу — действительно рад.
    — Да ты наглец! Как ты смеешь?! Я прикажу связать тебя и повесить вниз головой так, чтобы кровь потекла у тебя из носа и ушей.
    — Вы не сделаете этого.
    — Почему же? У меня нет причины сдувать с тебя пылинки.
    — Причина есть, и вы её прекрасно знаете. Если вы меня повесите, я умру, и вы останетесь с носом.
    Его лицо исказила гримаса, из чего я заключил, что попал в самую точку. Он повернулся к сообщникам, покачал головой и произнес:
    — Мы думали, что он мертв, а этот негодяй только притворялся и подслушал нас. Теперь он знает, о чем я спрашивал Виннету и что краснокожий пес был нем как рыба.
    — Вы снова ошибаетесь, Сантэр. Я достаточно умен, чтобы раскусить вашу игру, хотя действительно был без сознания.
    — Неужели? Если ты так умен, скажи, чего же я хочу добиться от вас.
    — Не валяйте дурака! Я так долго и безутешно тосковал по вас, что ужасно рад нашей встрече. Наконец-то вы попались к нам в руки.
    Сантэр ошалело уставился на меня, затем разразился проклятьями.
    — Мерзавец! Твое счастье, что ты умом тронулся, не то я заставил бы тебя позабыть твои шуточки навсегда. Но я понимаю, что ты от страха совсем с ума спятил и сам не знаешь, что говоришь. Поэтому я буду снисходителен к тебе, и, если ты не ответишь на мои вопросы честно и по доброй воле, можешь быть уверен, что смерти тебе не миновать, да такой, что и в страшном сне не приведи Господь увидеть.
    Задумавшись, он какое-то время смотрел вдаль.
    — Вы замечательная парочка, вы считаете себя самыми большими умниками на Диком Западе, и все же вы дураки, каких свет не видывал. Сам Виннету вышел на охоту за Сантэром! И что? Поймал он меня? Любой другой на его месте сгорел бы от стыда, провалился бы под землю, лишь бы не показываться людям на глаза. Признайся, вчера вечером вы видели мои глаза?
    Я утвердительно кивнул головой.
    — Виннету хотел выстрелить в меня с бедра?
    — Да, — снова признался я.
    — Но я заметил это и скрылся, и тогда он пошел искать меня, ха-ха-ха! Нужно быть круглым идиотом, чтобы в темноте пытаться поймать человека, который знает, что за ним охотятся. Дураков надо учить! Вот я и проучил вас: сначала оглушил его, а затем закутался в его одеяло. Признайся же, о чем ты подумал, когда увидел меня в его одеяле.
    — Я обрадовался, что Виннету возвращается.
    — Удару по голове ты тоже обрадовался? Ха-ха-ха! Вы вели себя как мальчишки, которых и наказывать-то жаль. Я и поступлю с вами как с мальчишками: будьте послушны и расскажите мне все без утайки, иначе я и цента не дам за вашу шкуру. Посмотри на этих трех мужчин — это мои люди, я их послал, чтобы заманить вас в западню. За кого ты нас теперь принимаешь?
    — Вы мерзавец, мерзавцем были и останетесь им. Это мое убеждение, и я никогда от него не откажусь.
    — Прекрасно. Ты можешь оскорблять меня сколько тебе угодно, но скоро настанет час расплаты. Мне от тебя теперь нечего скрывать, и я признаюсь, что мы жнецы. Не удивляйся, мы не пахари, мы не сеятели, мы только жнецы. Вспахать ниву и засеять её, а затем ещё ждать плодов — дело долгое и трудное, но если где-то можно без хлопот собрать урожай, то мы тут как тут и, честно скажу, работаем, не ленясь и не спрашивая позволения у хозяев. Мы поступали так до сих пор и будем так же поступать впредь, пока не удовлетворим наши желания.
    — И когда же настанет этот вожделенный срок?
    — Может быть, скоро, а может быть, и нет. Сейчас речь не о том. Мы видим вблизи поле, на котором зреет прекрасный урожай.
    — Желаю удачи, — с ехидцей в голосе произнес я.
    — Спасибо, — тем же тоном ответил Сантэр. — И если ты действительно желаешь нам удачи, то и поможешь нам найти это поле.
    — Так вы собрались жать, а что и где, ещё не знаете?
    — Знаем что, но не знаем где.
    — Как же вам быть?
    — А вот ты и расскажешь нам, где это поле.
    — Не знаю, смогу ли я вам помочь. В дне пути отсюда я видел у одного поселенца поле, засеянное рожью, но ничего другого припомнить не могу.
    — Я освежу твою память. И не притворяйся дурачком — рожь тут ни при чем. Я ищу большой тайник.
    — Какой тайник? — притворялся я, хотя и знал, что у меня это получается не совсем удачно. Но таковы были правила игры, которые приняли и я, и Сантэр.
    — Тайник с мехами. Ты же не станешь отрицать, что вы побывали у старика Корнера на Тарки-Ривер?
    — Да, мы заночевали у него.
    — А о чем вы его расспрашивали?
    — Мы больше болтали о погоде и о видах на урожай.
    — Не пытайся провести меня. Я побывал у Корнера после вашего отъезда и узнал, что вы искали торговца пушниной, которого зовут Бартон. И вы хотели продать ему уйму мехов.
    — Мы? — деланно удивился я.
    — Если не вы, то Олд Файерхэнд, который со своими трапперами заготовил бобровых шкур не на одну тысячу долларов.
    — Черт возьми! Вы знаете все не хуже, чем я!
    — Не хуже, это уж точно! — засмеялся самодовольно Сантэр, не обращая внимания на мои издевки. — Вы встретили в доме у Корнера приказчика Бартона и пригласили его на увлекательную прогулку к логову Олд Файерхэнда, чтобы показать ему меха. Я даже знаю, что приказчика зовут Роллинсом. Мы хотели схватить и его, но пока мы возились с вами, мерзавец успел сбежать.
    Привыкший за время жизни в прерии обращать внимание на самые незначительные мелочи, я заметил, что при этих словах Сантэр непроизвольно скосил глаза в сторону кустов, где прятался ночью. Чтобы не вызывать его подозрений, я преодолел искушение и продолжал смотреть ему в лицо.
    — Ну да ладно. К чему нам Роллинс, если в наши сети попали вы, — бахвалился Сантэр. — Вы знакомы с Олд Файерхэндом?
    — Конечно, знаком.
    — Может быть, вам также известно, где он прячет меха?
    — С моей стороны было бы неразумно отрицать и это.
    — Ах, я никак не нарадуюсь вашей осведомленности! Как хорошо, что вы не отпираетесь!
    — Не понимаю, почему я должен отпираться, если джентльмен во всех случаях должен говорить правду.
    — Как приятно иметь дело с джентльменом! Надеюсь, вы мне поможете разрешить мои затруднения.
    — Вы действительно надеетесь?
    — Да, вы ведь сами понимаете, что вам же будет лучше, если вы расскажете нам все честно и без утайки. Игра стоит свеч.
    — Извините, я не понял, чего стоит игра.
    — Вашей жизни. Ведь речь идет о вашей судьбе.
    — Что вы подразумеваете под нашей судьбой?
    — Ну конечно, смерть. Вы знаете меня, я знаю вас. Если бы я попал к вам в руки, у меня не было бы сомнений в том, что меня ждет. Но вышло наоборот. И теперь вы, молясь или не молясь, распрощаетесь с жизнью. Но смерть смерти рознь. Я даже во сне вижу, как медленно, вершок за вершком, я тяну из вас жилы, однако я готов забыть свои кровожадные мечты ради тайников Олд Файерхэнда.
    — Чего же вы потребуете от нас в обмен на вашу забывчивость?
    — Сущий пустяк: вы скажете мне, где Олд Файерхэнд устроил тайник, и опишете, как к нему подобраться.
    — А что получим мы от такой сделки?
    — Много больше, чем дадите. Пулю в лоб. Поймите же, легкая смерть стоит намного дороже, чем я требую от вас.
    — Я восхищен вами, у вас не только чуткое сердце, но и полное отсутствие ума.
    — Что ты сказал? — взревел взбешенный Сантэр.
    — Сказал, что согласен. Я опишу любое место, пусть даже несуществующее, и умру легкой смертью.
    — Не стоит принимать меня за большего дурака, чем я есть на самом деле. Я найду способ разговорить вас и проверить, насколько вы правдивы. Но сначала я должен убедиться, согласны ли вы поделиться со мной своими познаниями.
    — Поделиться! Поздравляю вас, вы нашли точное слово, Олд Шеттерхэнд не предает друзей и не делится их добром. Как видите, Виннету тоже не хочет ничем поделиться с вами, он даже не произнес ни звука, так как гордость вождя не позволяет ему разговаривать с мерзавцами. Совсем иное дело я: во-первых, я не вождь, а во-вторых, у меня были свои причины побеседовать с вами.
    — Причины? Какие?
    — Не имеет значения. Вы их узнаете попозже и без меня.
    — Ты отказываешься говорить?! — взорвался Сантэр.
    — Ну что вы, я готов продолжить беседу на любую тему, кроме Олд Файерхэнда и его тайника. Может быть, поговорим о погоде и видах на урожай?
    — Я прикажу связать тебя дугой, как и Виннету.
    — Не могу запретить вам сделать этого, потому что не хочу лишать вас удовольствия.
    — Ты и не представляешь, в каких мучениях скончаешься!
    — Но тогда никто не поможет вам справиться с вашими затруднениями, как вы изволили выразиться.
    — Мы найдем тайник и без тебя.
    — Разве что вам поможет случай. Но учтите, что если мы не вернемся в условленное время, Олд Файерхэнд заподозрит неладное и перенесет меха в новый тайник, как мы и договорились.
    Сантэр умолк, угрюмо глядя вдаль. В задумчивости, словно машинально, он играл ножом, перебрасывая его из руки в руку, пробуя пальцем, как он наточен, но я был спокоен и не поддавался на немые угрозы, так как знал, что негодяй пытается скрыть свою растерянность. Его план трещал по швам.
    Конечно, Сантэр ненавидел нас и с удовольствием прикончил бы меня и Виннету, но ему не давали покоя пушные сокровища Олд Файерхэнда, ради которых он готов был поступиться наслаждением местью и отпустить нас на свободу. Пока мы молчали, мы были в безопасности. Поэтому я без волнения ожидал дальнейшего развития событий.
    — Значит, ты решил играть в молчанку? — наконец-то удостоил меня взглядом Сантэр.
    — Почему? Я ведь сказал, что охотно побеседую с вами.
    — А если я тебя убью сейчас же?
    — Тем лучше! Я всегда предпочитал быструю езду медленной, так же я отношусь и к смерти. Что толку умирать долго и мучительно, если можно умереть в мгновение ока?
    — Ну хорошо! Я заставлю тебя говорить! Сейчас мы проверим, кто из вас двоих лучше переносит боль.
    Сантэр решил перейти от слов к делу, подал знак лжепоселенцам, и они оттащили меня под дерево, где лежал Виннету. Пока меня волочили по траве, мне удалось изогнуться и бросить взгляд на куст, где нам вчера удалось заметить глаза Сантэра и куда он сегодня украдкой посматривал. Мои догадки подтвердились: там скрывался человек, который, чтобы лучше рассмотреть происходящее на поляне, выглянул из-за листвы. Мне показалось, что я узнал лицо Роллинса.
    Разнообразием нас не баловали: меня, так же как и Виннету, связали дугой и бросили рядом с ним. Мы пролежали так более трех часов, напрягая все силы, чтобы ни единым словом, ни стоном, ни гримасой не выдать своих страданий нашим палачам. Каждую четверть часа Сантэр подходил к нам и спрашивал, не появилось ли у нас желание провести его к тайнику, но мы молчали. Создавалось впечатление, что мы соревнуемся с ним в выдержке и терпении.
    Около полудня Сантэр неожиданно подозвал к себе сообщников и принялся шептаться с ними, а через несколько минут произнес нарочито громко, так, чтобы мы могли расслышать его слова:
    — Я думаю, он прячется где-то поблизости. Без лошади он не мог далеко уйти. Переройте весь лес, но без него не возвращайтесь. Идите, а я останусь сторожить пленников.
    Когда посылают людей на охоту за тем, кто прячется где-то поблизости, вовсе не обязательно объявлять об этом так громко. Сообщники Сантэра взяли оружие и ушли, а Виннету, едва шевеля губами, шепнул мне:
    — Догадывается ли мой брат, что сейчас произойдет?
    — Да. Они поймают Роллинса и приведут сюда, а потом окажется, что Сантэр обязан ему жизнью.
    — И Роллинс станет упрашивать Сантэра отпустить нас на свободу. Все произойдет так же, как и в прекрасных больших домах, которые бледнолицые называют театрами.
    — Я уверен, что Сантэр и есть тот торговец пушниной, которого называют Бартоном. Роллинс должен был выведать у нас, где тайник Олд Файерхэнда, но ему это не удалось. Теперь им не останется ничего другого, как отпустить нас на свободу и последовать за нами, чтобы мы сами привели их к цели. Поэтому Роллинс разыграл побег, чтобы теперь попасться, освободить нас и проникнуть в «крепость».
    — Мой брат снова думает так же, как и я. Но почему Сантэр не велел Роллинсу идти с нами до конца, а напал на нас по пути?
    — Он очень спешил. Наверняка он был с сиу-окананда, когда они пришли грабить Корнера. Роллинс выходил ночью, но не для того, чтобы позаботиться о лошади, а чтобы сообщить о нас своему главарю. Увидев, что индейцы выкурили с нами трубку мира, Сантэр решил не терять времени и напасть на нас, для чего выслал вперед троих сообщников, а сам поехал сзади с лошадьми. У них не было возможности продумать досконально план, и они понадеялись на легкую работу, рассчитывая, что мы согласимся ценой предательства купить быструю смерть. Но теперь им придется отпустить нас, чтобы тайком последовать за нами.
    Пока мы перешептывались, Сантэр сидел на опушке, прислушиваясь к лесным шорохам. Потом вдруг лес огласился криками, раздался выстрел, другой, через несколько минут кусты раздвинулись и перед нами предстали Вартоны, волочившие нелепо брыкающегося и повизгивающего Роллинса.
    — Разве я не говорил вам, что он должен быть где-то поблизости? — Сантэр вскочил на ноги и с наигранно-зловещей улыбкой направился к новому пленнику. — Тащите его сюда, сейчас мы посмотрим, что это за птица. Свяжите его так же, как и…
    Он неожиданно умолк, словно потрясенный увиденным, а затем стал запинаться от радости:
    — Что? Кто это?.. Я не сплю? Ущипните меня! Неужели это вы? Но как? Почему?
    Они были неплохими актерами, но уж слишком старательно разыгрывали удивление. Роллинс тоже с изумлением уставился на Сантэра и с радостным криком бросился к нему:
    — Мистер Сантэр! Какое счастье! Теперь я в безопасности!
    — Так вас зовут Роллинсом? — продолжал лицедействовать Сантэр. — Значит, это вас я вознамерился поймать? Простите меня, ради Бога! Но как вы здесь очутились?
    — Работаю приказчиком у Бартона. Вчера отправился по делам с двумя товарищами, но ночью… Стойте, так это вы на нас напали?
    Роллинс внезапно, словно пораженный неожиданно пришедшей в голову догадкой, отстранился от Сантэра, которого минуту назад обнимал как друга, с которым не виделся много лет, и переспросил:
    — Так это вы напали на нас вчера ночью?
    — Но я же не знал, что вы путешествуете с ними! — принялся горячо оправдываться Сантэр.
    — Тысяча чертей! Я столько раз спасал вам жизнь, а вы устраиваете на меня охоту, как на зверя!
    — Я не узнал вас в темноте. А потом вы сразу же убежали, — развел руками вошедший в роль разбойник.
    — Да, убежал, но для того, чтобы затем вернуться и помочь моим друзьям, с которыми я путешествовал. Поэтому я скрывался поблизости в надежде, что улучу удобный момент и… Но что я вижу? Вы их связали! Я немедленно освобожу их!
    Он с решительным видом направился к нам, но Сантэр удержал его.
    — Стойте, мистер Роллинс! Эти люди — мои смертельные враги! На них-то я и охотился!
    — Эти люди — мои друзья! Вы обязаны освободить их!
    — Меня не касаются ваши с ними отношения. Они нанесли мне обиду, смыть которую может только кровь. Я долго, выслеживал их, и теперь они в моих руках!
    — Да знаете ли вы, кто они такие? Это же Виннету и Олд Шеттерхэнд!
    — Именно поэтому они не могут рассчитывать на пощаду!
    — Я прошу вас отпустить их на свободу! Вспомните, чем вы мне обязаны!
    — Я помню это и готов ради вас на все, но только не на это, — упорствовал Сантэр.
    — Во время нашей последней встречи вы обещали мне выполнить любую мою просьбу. Отпустите их, и мы квиты!
    — Не требуйте от меня невозможного, мистер Роллинс! Попросите о чем-нибудь другом, и я почту за счастье…
    — Мистер Сантэр, я хотел бы поговорить с вами наедине, — произнес примирительно Роллинс, взял разбойника под руку и увел в сторону.
    Остановившись поодаль, они принялись яростно жестикулировать. Все выглядело вполне достоверно, и, не знай мы истинного положения дел, могли бы попасться на удочку. Так прошло четверть часа. Наконец-то им показалось, что пора переходить к заключительной части представления; негодяи вдвоем приблизились к нам. Лицо Роллинса сияло, Сантэр глядел исподлобья.
    — Сам черт оберегает вас, — произнес он тоном человека, совершающего насилие над собой. — Когда-то я поклялся этому джентльмену, что выполню любую его просьбу. Вам повезло как никогда — вы сорвали банк. Он попросил меня освободить вас, и я не могу ему отказать, не нарушив мое слово. Поэтому я отпускаю вас обоих на все четыре стороны, хотя и знаю, что совершаю самую большую свою глупость. Но отпускаю вас без лошадей и без оружия!
    Виннету молчал, я тоже.
    — Вы что, проглотили язык? Почему вы не благодарите мистера Роллинса?
    Когда и на эти слова не последовало ответа, Роллинс почел своим долгом вмешаться:
    — Не знаю, как вы, мистер Сантэр, но если бы я был приговорен к смерти, а затем неожиданно помилован, наверняка потерял бы дар речи. Позвольте, я сам их освобожу, — сказал он, вынимая нож и наклоняясь ко мне, чтобы разрезать путы.
    — Оставьте нас, — остановил я его.
    — Почему? Разве вы не поняли, что мистер Сантэр отпускает вас на свободу?
    — Мы все поняли, но не примем свободы без оружия и лошадей. Все или ничего!
    — Неужели вы не понимаете, что подвергаете себя опасности своим упрямством?
    — Виннету и я не уйдем без оружия.
    — Но вы должны радоваться…
    — Не спорьте, мистер Роллинс, — перебил его я. — Вы слышали, что я сказал. Никто не сможет меня переубедить.
    — Черт возьми! Я не жалею сил, чтобы освободить вас, а получаю нагоняй, как мальчишка!
    Он снова отвел Сантэра в сторону, затем к ним присоединились и Вартоны.
    — Мой брат сказал хорошо, — шепнул Виннету. — Они согласятся на наши требования, так как уверены, что сумели провести нас.
    Я был согласен с Виннету. Конечно, грабителям пришлось поиграть свои роли ещё четверть часа, изображая сомнения, тревоги и даже яростный спор, но в конце концов все они подошли к нам, и Сантэр заявил:
    — Сегодня судьба улыбнулась вам. Я знаю, что вы будете смеяться надо мной, но уверяю вас, что последним посмеюсь все-таки я. А теперь послушайте, что мы решили.
    Он умолк, выдержал паузу, чтобы придать весомость своим словам, и продолжил:
    — На этот раз я отпускаю вас на все четыре стороны и возвращаю все, что вам принадлежит. Но мы оставим вас привязанными к деревьям, чтобы вы не имели возможности пуститься за нами в погоню. Мы уезжаем туда, откуда прибыли, и берем с собой мистера Роллинса, а к вечеру мы его отпустим, он вернется сюда и освободит вас. Запомните, что вы обязаны жизнью мистеру Роллинсу. Постарайтесь отблагодарить его!
    Нас действительно привязали к деревьям, рядом же стреножили наших лошадей, положили к нашим ногам провизию и уехали.
    Мы очень долго молчали, прислушиваясь к каждому шороху, из опасения, что Сантэр укрылся рядом и подслушивает нас. Наконец апач заговорил:
    — Они прячутся где-то рядом, чтобы пойти по следу за нами. Виннету должен поймать Сантэра. Что мог бы предложить мой брат?
    — Сантэр дьявольски хитер, и ему нельзя показывать дорогу к «крепости». Роллинс поедет с нами и по пути будет оставлять знаки для своего главаря. Но мы схватим Роллинса и по его же знакам поедем навстречу Сантэру. Согласен ли мой краснокожий брат с таким планом?
    — Хуг! Мой брат стал мудрым воином.
    Тот день показался нам вечностью. Наконец, когда уже стемнело, вдали показался Роллинс. Подъехав к нам на подозрительно свежей лошади, он спрыгнул с седла, разрезал веревки, которыми мы были привязаны к дереву, и принялся жаловаться на Сантэра, который якобы заставил его проделать с ним добрых два десятка миль. Мы сделали вид, что верим каждому его слову, что он действительно наш спаситель, и рассыпались в изъявлениях благодарности.
    Мы торопились, поэтому ехали всю ночь. Роллинс тянулся за нами, но, несмотря на темноту, мы видели, как он заставляет лошадь гарцевать, чтобы оставить в траве следы, а на кустах оставляет сломанные ветки. Утром мы остановились у ручья, чтобы напоить лошадей и дать им отдохнуть, а в полдень сделали привал и не торопились в путь, чтобы дать Сантэру возможность подъехать к нам как можно ближе. Рассчитав, что нас разделяет два часа пути, мы решили, что настало время расплатиться с Роллинсом за «услугу».
    — Почему мы не трогаемся в путь, джентльмены? Наверное, до «крепости» Олд Файерхэнда не так уж далеко, и мы могли бы сегодня же быть на месте? — нетерпеливо спросил Роллинс.
    Ему ответил обычно молчавший Виннету:
    — Мерзавцам не позволено входить в вигвам Олд Файерхэнда.
    — Мерзавцам? Что хочет сказать вождь апачей?
    — Вождь апачей хочет сказать, что ты лжец и негодяй.
    — Почему вы так несправедливы ко мне? Ведь я спас вас от смерти! — воскликнул с возмущением Роллинс. Глазки его сузились и превратились в щелки.
    — Спас нас от смерти? Неужели ты надеялся провести меня и Олд Шеттерхэнда? Мы знаем, что Сантэр и есть торговец Бартон и что ты — его сообщник. По пути ты оставлял знаки для шайки, чтобы она могла найти тайник Олд Файерхэнда. Сантэр просил нас отблагодарить тебя. Сейчас ты узнаешь, что вождь апачей умеет воздать по справедливости.
    Роллинс не был простаком. Пока Виннету говорил, он медленно отступал назад и вдруг молниеносно вскочил в седло, но в тот же миг я схватил его коня под уздцы, а Виннету уже сидел позади него и держал негодяя за шиворот. Считая меня более опасным противником, Роллинс выхватил револьвер и выстрелил в меня, но Виннету не дал ему прицелиться, и пуля пролетела мимо, а в следующее мгновение обезоруженный Роллинс уже лежал на земле. Мы привязали его к дереву теми же ремнями, которыми разбойники стягивали нас накануне, сунули ему в рот кляп и пустились в обратный путь навстречу шайке. Укрывшись в густых зарослях неподалеку от нашего следа, мы приготовились к нападению на тех, кто собирался напасть на нас.
    К западу от нас расстилалась равнина, по которой и должна была проехать шайка. Развернув наши лассо, сплетенные из конских волос, и положив рядом взведенное оружие, мы ждали. Нам не о чем было говорить, мы понимали друг друга и без слов, уверенные, что сумеем справиться с Сантэром и его сообщниками.
    Так в ожидании прошло не менее часа. Вдруг я заметил на горизонте всадника, мчавшегося бешеным аллюром. Виннету тоже увидел его и вскочил на ноги.
    — Уфф! — вскричал он. — Всадник! Он скачет навстречу Сантэру! Мой брат различает масть его лошади?
    — Да, это конь Роллинса.
    — Роллинса? Как ему удалось освободиться?
    Глаза Виннету сверкнули, лицо потемнело от гнева. Но он взял себя в руки и уже спокойно произнес:
    — Это невозможно. Подождем еще.
    Но прошло ещё полчаса, всадник давно исчез из виду, а Сантэр с шайкой все не появлялся. Тогда апач обратился ко мне с просьбой:
    — Пусть мой брат сядет на коня и проверит, остался ли на месте Роллинс. Может быть, какой-нибудь индеец сиу украл его лошадь и ускакал.
    — А если Сантэр появится, когда меня здесь не будет?
    — Виннету сам справится с разбойниками.
    Я вывел Сволоу из кустарника, вскочил в седло и помчался туда, где мы оставили Роллинса. Я был там через десять минут, но не нашел ни Роллинса, ни его коня. Еще пять минут ушло у меня на поиски следов. Вернувшись назад, я рассказал обо всем апачу, который уже понял, что Сантэр не появится.
    — Куда поехал Роллинс?
    — Следы ведут на запад, навстречу Сантэру. Именно его мы и видели на горизонте.
    — Но как ему удалось освободиться? Ты видел другие следы?
    — Да, видел. С востока приехал всадник и разрезал веревки.
    — Может быть, солдат из форта Рондэйл?
    — Нет. Следы от огромных мокасин мог оставить только один человек в мире. Это был Сэм Хокенс.
    — Уфф! Может быть, мы ещё успеем поймать Сантэра, хотя его и предупредили. Пусть мой брат Олд Шеттерхэнд поторопится.
    Мы скакали по нашему следу на запад. Виннету молчал, но я чувствовал, что в нем закипает дикая, необузданная злоба. Попадись ему в это время в руки Сантэр, он разорвал бы его на куски.
    Солнце уже скрывалось за горизонтом, когда мы напали на след Роллинса, а вскоре добрались до того места, где он встретился с Сантэром и остальными членами шайки. Судя по следам, они стояли там совсем недолго, выслушали Роллинса и тут же повернули коней назад. Уже темнело, и продолжать погоню не имело смысла. Все так же молча Виннету вздыбил своего скакуна и помчался к «крепости». Сантэру снова удалось сбежать, может быть, даже навсегда. Я знал, что Виннету на следующий же день утром пойдет по следу и с упорством охотничьей собаки будет гнать Сантэра, пока один из них не погибнет, но эта погоня могла растянуться надолго.
    Уже взошла луна, когда мы въехали в знакомый овраг, и скрытый в зарослях ежевики часовой остановил нас.
    — Не обижайтесь, джентльмены, но я вынужден спросить у вас пароль, сегодня мы должны быть внимательнее, чем обычно. Похоже, в окрестностях разбойничают индейцы.
    — Что-то случилось? — спросил я.
    — Не могу сказать в точности, что именно, но Сэм Хокенс вернулся с охоты озабоченный и собрал всех обитателей крепости.
    У костра, в долине, окруженной скалами, сидели Сэм Хокенс, Гарри, Олд Файерхэнд и офицер из форта Рондэйл. Мы направились прямо к ним.
    — Слава Богу! Наконец-то вы вернулись, — приветствовал нас Олд Файерхэнд хриплым, дребезжащим голосом. Он сидел у огня и зябко кутался в одеяло, по-видимому, ему нездоровилось после ранения. — Вы нашли торговца пушниной?
    — Нашли и потеряли, — ответил Виннету. — Мой брат Хокенс выходил сегодня из крепости?
    — Да, — ответил Сэм, ни о чем не догадываясь.
    — Знает ли мой белый брат, кто он такой?
    — Мне кажется, я вестмен, — недоуменно посмотрел Сэм Хокенс на Виннету.
    — Мой брат не вестмен, он старый, выживший из ума бизон! Виннету никогда не доводилось встречать поседевшего воина с такой пустой головой.
    Он повернулся к Сэму спиной и ушел, оставив всех присутствующих в изумлении. Они никогда не слышали ни единого резкого слова из уст всегда спокойного, сдержанного апача. Пришлось мне рассказать им о наших приключениях, о старике Корнере и о Сантэре.
    Сэм Хокенс рвал себя за седую бороду, ругал обидными словами и никак не мог успокоиться, хотя, если говорить честно, никто и не пытался его успокаивать. Он сорвал с головы парик, принялся топтать его, а под конец бросился на землю и в отчаянии воскликнул:
    — Виннету прав, я старый, безмозглый бизон, я не вестмен, я гринхорн и останусь гринхорном до конца моих дней!
    — Как могло случиться, что вы освободили Роллинса? — спросил я его.
    — Вы лучше спросите, как могло случиться, что я попал впросак. Я услышал выстрел и решил разузнать, кто это шумит в наших лесах. И вдруг увидел человека, привязанного к дереву, а рядом с ним лошадь, чтоб мне лопнуть! Я сначала вынул у него изо рта кляп и спросил, кто он такой и как его угораздило оказаться в столь незавидном положении. Человек сказал мне, что он торговец пушниной и ехал к Олд Файерхэнду, но по пути на него напали индейцы и привязали к дереву.
    — Сэм, где были ваши глаза и мозги? — спросил я его. — Неужели индейцы оставили бы ему лошадь? Почему вы не посмотрели на следы возле дерева? Достаточно было одного взгляда на отпечатки копыт Сволоу, чтобы уличить негодяя во лжи.
    — Вы совершенно правы, сэр! Старый Сэм совсем ослеп, а мозги его высохли. У меня сегодня неудачный день, самый черный день в моей жизни! Я освободил негодяя и хотел привести его сюда, но он вскочил в седло и был таков. Я подумал об индейцах и поскорее вернулся домой, даже предупредил часового об опасности, чтоб мне лопнуть! Будь у меня волосы на голове, я бы вырвал их с корнем, клочок за клочком, но у меня их нет. А если испорчу парик, все равно ничего не изменится. Но завтра я пойду по следу мерзавцев и не успокоюсь, пока не прихлопну их по одному. Это говорю я, Сэм Хокенс!
    — Мой брат Сэм не сделает этого, — произнес Виннету, тем временем вернувшийся к костру. — Вождь апачей сам пойдет по следу убийцы Ншо-Чи и Инчу-Чуны. Белые братья останутся здесь, чтобы защитить «крепость» и Олд Файерхэнда.
    Потом, когда все уже улеглись спать, я пошел искать Виннету. Его конь щипал траву на берегу ручья, а апач лежал рядом, завернувшись в одеяло и глядя в звездное небо. Увидев меня, он встал, взял меня за руку и сказал:
    — Виннету знает, почему к нему пришел его любимый брат. Он хочет ехать со мной?
    — Да.
    — Я благодарен моему брату, но ему придется остаться здесь. Олд Файерхэнд слаб, его сын ещё ребенок. Сэм Хокенс постарел, ты сам убедился в этом, а солдаты из форта — чужие нам люди, на них можно положиться только при защите от краснокожих. А если Сантэр ускользнет от меня и появится здесь, они — с них станется — могут взять его сторону. Мне дорог Олд Файерхэнд, защити его ради меня. Ты исполнишь просьбу Виннету?
    Мне нелегко было согласиться. Я не хотел расставаться с вождем, но пришлось уступить его настойчивым просьбам. Олд Файерхэнд действительно нуждался в моей помощи больше, чем Виннету. Но все же на душе было тревожно: Виннету один шел в погоню за пятью опасными и безжалостными негодяями.
    Утренняя звезда ещё ярко горела на небе, когда мы вдвоем покинули «крепость», а к рассвету мы уже добрались до того места, где накануне Роллинс встретил Сантэра и они пустились в бегство. Зоркие глаза Виннету все ещё различали их следы.
    — Здесь мы простимся, — сказал он, обнимая меня. — Великий Дух опять приказал нам расстаться, но он позволит нам встретиться снова, потому что Виннету и Олд Шеттерхэнд не могут жить вдали друг от друга. Меня гонит вперед вражда, тебя удерживает здесь дружба, но наше кровное братство опять соединит нас. Хуг!
    Он выпрямился в седле, громко крикнул, понукая лошадь, и помчался вперед. Его длинные воронова крыла волосы развевались на ветру под стать конской гриве. Я стоял, глядя ему вслед, пока он не исчез из виду.
    Догонишь ли ты врага? Когда мне доведется снова увидеть тебя, мой любимый брат Виннету?..

Оглавление