Георг - Синяя Птица

Глава 13

После поры сахароварения солнце, казалось, набрало силу. Зеленой вуалью оделись березы. Пустыми и холодными были уже свободные от снега поля. Еще не показались зеленые стебельки между кочками холодной земли, и только прошлогодняя маисовая стерня торчала среди черного глянца коротким серым ежиком. Но Совиный ручей уже спешил к Бобровой реке, точно боялся опоздать слиться со своей старшей сестрой, точно ожидал он от этой встречи чего-то совсем нового, какой-то важной перемены в жизни.

Жители поселка с нетерпением наблюдали за ходом весны. Женщины готовились обрабатывать поля, а мужчины — к походу, сдать торговцам мехами богатую добычу зимней охоты и привезти новые нужные вещи.

Да, но прежде должны были сбежать талые воды и земля должна осушить свое лицо. Едва золотыми брызгами рассыпались на болотном лугу желтые головки калужниц, как и последние следы зимы остались позади.

Для мальчиков весна началась уже раньше, с ходом рыбы.

Еще хрупкий и рассыпающийся на иглы лед окаймлял берега, а Дикий Козленок каждый день бегал на Совиный ручей, чтобы посмотреть, не пошла ли уже рыба. По ручью, после таяния снега, целыми косяками шла рыба метать икру. Но в этом году она как будто не торопилась. Дикий Козленок готовился. От тетки Белый Дуб он принес две похожие на большие кульки плетенки из ивовых прутьев.

— Это ловушки для рыбной ловли, — объяснял он Синей Птице и заставил его чинить плетенки-верши.

На следующее утро Козленок взял с собой на Совиный ручей Синюю Птицу. В самом узком месте ручья Синяя Птица увидел целый ряд кольев, выступающих из воды.

— Это наш загон, который нужно починить. — Дикий Козленок показал, как нужно втыкать новые колья вместо старых и лыком переплетать их, чтобы поперек потока получилась сплошная стена с небольшим проходом посередине.

Синяя Птица напрасно пытался понять, для чего это делается, и наконец спросил:

— А разве у вас нет удочек? Ты знаешь, что это такое? Это шнурок с крючком на конце, на него и ловится рыба, если насадить приманку.

— Конечно, знаю. У нас тоже есть крючки из кости, а у торговцев можно выменять железные с двумя жалами. Мы тоже могли бы удить. В это время рыба ловится хорошо. Но в этой загородке мы поймаем в десять раз больше.

— Пока я не вижу ни одной. Ты надеешься, что она придет сюда?

— В этом не сомневайся. В один прекрасный день придет такой огромный косяк, что все люди поселка будут жарить рыбу из нашего улова.

Синяя Птица с сомнением посмотрел на брата. Дикий Козленок любил преувеличивать.

За разговорами сооружение было готово, и сжатая загородкой вода уже крутилась и бурлила, устремляясь в отверстие загона. Дикий Козленок выскочил снова на берег и занялся вершами. Меньший короб-ушинок без дна он плотно вставил в большой короб — тупиковый — и связал их вместе. Вдвоем они перетащили вершу на изгородь, погрузили в воду раструбом вниз по течению и плотно привязали к кольям. Раструб верши — «голова» — закрыл весь проход в частоколе. Вода теперь прежде всего встречала плетенку и уже через её дыры неслась дальше.

— Вот видишь. Если рыба будет подниматься из Бобровой реки в ручей, она должна будет обязательно попасть к нам в вершу. Сначала она попадет в маленькую плетенку-ушинок без дна, а через него и в большой короб. В большом коробе нет выхода, и оттуда ей уже не выбраться вперед, не выйти и назад через ушинок. А в вершу будет набиваться все новая и новая рыба, пока вся плетенка не наполнится.

— Будем надеяться, что хоть что-нибудь попадется.

— Не бойся; может быть, первую рыбу мы поймаем уже завтра.

Мальчики вылезли из холодной воды, отряхнулись, натянули легины и побежали домой.

Синяя Птица от волнения почти не спал. Глупые страхи и все рассказы Малии о ведьмах, живущих у Совиного ручья, были позабыты. Ему теперь казалось, что в поселке Плодородная Земля нет места прекраснее Совиного ручья.

Сразу после завтрака они понеслись на ручей к вершам. Дикий Козленок захватил большую корзину.

— Для рыбы, — сказал он.

Но какое разочарование! Верша плавала в воде совершенно пустая, точно её только поставили.

— После обеда мы опять придем, — сказал Дикий Козленок, но уже не так уверенно.

Придя к обеду домой, они увидели Косого Лиса; он стал бывать у них довольно часто. Когда Лис услышал про рыбную ловлю, он стал проситься к ним на рыбалку.

— Можно мне пойти с вами?

Никто не возражал против этого. Презрение, которое питал Синяя Птица к мальчику-ленапу, исчезло после болезни.

— Я только сбегаю домой и сейчас же вернусь, — сказал Косой Лис и выбежал за дверь. В один миг он вернулся и с довольным видом показал кусок стали, кремень и трут.

— Хорошо, очень хорошо! — похвалил его Дикий Козленок. — Об этом я совсем не подумал.

Дружно они сбежали к ручью. С нетерпением уставились в воду. Плавающая раньше верша погрузилась. Между её стенками трепетала темная с розовыми пятнами рыба.

Быстро были сброшены мокасины и легины. Мальчики даже не почувствовали холодной воды. Дикий Козленок взволнованно командовал:

— Срезайте лыко! Теперь шаг назад! Поднимайте вверх!

С трудом шла из воды тяжелая как камень верша. Синяя Птица хотел ухватиться получше, но промахнулся, и край верши упал в воду.

— Ты, енот, осторожнее! — закричал на него Дикий Козленок и поспешно закрыл отверстие руками, однако пять или шесть рыб успело выскочить.

Снова, дружно ухватившись, они на этот раз благополучно вытащили добычу на берег.

Затаив дыхание уставился Синяя Птица на трепещущую чешуйчатую массу. Он дрожал от нахлынувшего охотничьего азарта. Теперь Дикий Козленок немного приоткрыл плетенку, и из неё на прошлогоднюю сухую траву посыпалась рыба. Рыба била хвостом и, подпрыгивая, отскакивала в разные стороны. Косой Лис, однако, был хладнокровен. Он вытащил из разбросанных на берегу коряг короткую, но увесистую палку, наклонился, ухватил одну из рыб за плавники и ударил её палкой по голове. Рыба перестала биться. Синяя Птица хотел сделать то же, но сырая, покрытая слизью пленница выскользнула из рук, как кусок подогретого медвежьего сала, и, прыгая, устремилась к реке.

Козленок пришел на помощь раньше, чем рыба добралась до воды.

Вскоре восемь огромных оглушенных рыбин неподвижно лежали на траве. Синяя Птица рассматривал их с интересом: поднимал жабры и плавники, трогал пятнистые спинки. От добычи шел какой-то особенный запах свежей воды. Оба его спутника продолжали усердно работать; было видно, что они понимали толк в рыбной ловле.

Рыба была очищена. Мальчики оделись.

Косой Лис побежал по берегу, туда, где стояли старые прошлогодние камыши. Он вернулся, неся целую охапку, но, как ни высекал огонь, камыш не хотел гореть. Лис снова пошел за камышом. Через несколько минут он вернулся, неся в руке пучок горящей сухой травы и бросил её в кучу тростника, который без этого не разгорался. Наконец затрещал веселый огонь. И вскоре на ивовых прутьях, наклоненных над костром, уже поджаривались две рыбины. Косой Лис явно знал дело. Он легко управлялся с прутьями, ножом и всей рыболовной снастью, как старый, испытанный рыбак, ухмыляясь при этом во все свое грязное лицо, на котором зола и копоть, перемешиваясь, образовывали темный слой, соперничающий со старой раскраской. Жадно посматривали мальчики на поджаривающуюся рыбу. Все трое неожиданно почувствовали нестерпимый голод.

Громкое потрескивание и шум заставили их оглянуться. Синяя Птица вздрогнул. Горел тростник, из которого Косой Лис только что принес горящую траву. Темное облако поднималось от Совиного ручья к лесу, и длинные языки пламени то появлялись, то исчезали в дыму.

— Что ты сделал? — испуганно закричал он на Лиса.

— Может быть, туда попала искра, или я обронил горящий листок, — хладнокровно ответил Лис.

— Мы ведь достаточно далеко от домов. Ничего не может случиться, — пробурчал Дикий Козленок.

Синяя Птица с трудом поборол волнение. Он снова вздрогнул, когда совсем рядом раздался спокойный голос Малого Медведя:

— Могу я с вами поесть?

Тут ещё отец! Этого не хватало! Мальчик опустил голову: вот будет гроза! Но Малый Медведь спокойно подсел к костру.

— Я думаю, что пришел вовремя. Вы огромный огонь разожгли, — сказал он, кивнув в сторону потрескивающего в камышах пламени.

Потом с удовольствием посмотрел на жареную рыбу, которую ему по очереди охотно подавали мальчики, немного поел и ушел. У Синей Птицы с сердца свалился камень. Он ел с аппетитом, срывая с костей белые, нежные куски рыбы. Она попахивала дымом, а с одной стороны немного обуглилась; но что могло быть вкуснее, чем рыба, которую сами поймали и сами поджарили на костре.

— Скажите, — спросил он, продолжая жевать, — будет нам сегодня взбучка? Нас не поколотят?

Два его спутника посмотрели на него так, точно он говорил на чужом языке.

— За что нас должны побить?

— Я думаю, за то, что мы раньше времени принялись за еду, или за то, что были непослушными.

— Наказать? Нет. Самое большое — нам сегодня целый день не дадут есть.

Косой Лис даже ухмыльнулся; ему все это было, видимо, достаточно знакомо.

— Мой отец окунает меня в воду, если я что-нибудь натворю, — объяснил он. — Это неприятно, особенно зимой. Летом все равно, пусть окунает, — на жаре ведь быстро высохнешь. Зимой лучше его слушаться.

До Синей Птицы не дошло мудрое поучение Лиса. Он невольно подумал о том, что здесь, у индейцев, никогда не бьют детей. Нет, он ещё ни разу не видел отца, бьющего сына, или мать, которая кому-нибудь дала оплеуху; но он видел ребят, сидящих в каморках с печальным видом. Ему говорили про них: «Они соблюдают пост». Он никогда не спрашивал, почему дети с такими печальными лицами должны соблюдать пост и ничего не есть, и вот только теперь понял.

В один момент в его голове все перемешалось. Он подумал о Рейстоуне, родительском доме с его бесконечным криком братьев и сестер, частыми наказаниями и побоями, и тут же подумал о Длинном Доме Черепах, где детей было в три раза больше, но где обходились без побоев и никогда не было криков.

Мальчики снова опустили вершу в воду.

Задумчиво брел он со своими спутниками домой. Его глаза невольно пробегали по длинным коричневым крышам домов, и казалось, что он увидел что-то новое, чего раньше не замечал.

Когда они подходили к дому, дедушка сидел у двери; мальчики показали ему улов, и он их похвалил.

— Это занятие подходит мужчинам и будущим охотникам больше, чем полевые работы. В мое время на полях работали только женщины. Теперь и некоторых мужчин увидишь с мотыгой. Но ведь это было принято только у белых, да и у нас стало приживаться. А наши предки учили нас: ни один мужчина не должен делать женской работы, и мой дедушка…

Когда старик вспоминал своего дедушку, он уже долго не мог остановиться. Дикий Козленок и Косой Лис прошмыгнули за дверь и исчезли, и поэтому старик говорил все это одному Синей Птице. Терпеливо слушал его мальчик; в рассказах старых людей было много интересного и поучительного.

В это время вышла мать, поставила на циновку миску с горячей маисовой кашей и поправила накидку, наброшенную на плечи старца.

Старик не прерывал своих воспоминаний.

— И ты, мой внучек, должен помнить, что принят на место мужчины и непристойно тебе работать на полях вместе с женщинами.

Мальчик жалобно посмотрел на мать. Она ему уже подарила легкую мотыгу и обещала взять с собой, как только начнутся работы на маисовых полях, доставляющие, как ему казалось, радость. В ответ на свой жалобный взгляд он поймал в глазах и на уголках губ Лучистого Полуденного Солнца едва приметную усмешку, рассеявшую все его сомнения.

Несколько смущенный, он посмотрел на дедушку. Это уже не был величественный старец, со своей странной воркотней: перед ним был старый, трясущийся человек, черпающий дрожащей рукой маисовую кашу. Дедушка много значил в его жизни, но родители больше, особенно мать. Невольно Синяя Птица старался крепче ухватиться за длинную желтую блузу-рубашку Лучистого Полуденного Солнца, входя в дом, совершенно так же, как впервые входил в темный коридор Длинного Дома, позади тетки Круглого Облака.

На следующее утро Синяя Птица не мог пойти к рыбной заводи, потому что должен был оставаться у южного входа и ухаживать за дедушкой. Старик сидел на своей циновке на солнышке и грелся. Он все время что-нибудь требовал: то немного табака, то второе одеяло, то просил натянуть старую заячью шкуру на его спину, и мальчик должен был все это делать.

Печально смотрел Синяя Птица на товарищей, уходивших к реке. Вскоре они затерялись среди домов, ещё раз показались вдалеке на поле и окончательно исчезли за Голубым лугом. Интересно, сколько же рыбы набралось сегодня в вершу?

Досадно, что именно сегодня он должен был ухаживать за дедушкой. Неужели нельзя это дело поручить малышам? Нет, те наделали бы много глупостей. Нет, этого нельзя!

А маленькие дети снова играли в «кривую тропинку». Длинной цепочкой бегали они кругом высокой и толстой маисовой ступки, в которой тетка Красные Глаза толкла маис. Каждый ребенок держался левой ручонкой за кушачок впереди бегущего, а правой ловил вылетающие из ступки зерна. Бесконечно бегали цепочкой вокруг ступки то в ту, то в другую сторону. «Ийо-хе-ха, Ийо-х-хе…» У тетки, наверно, закружилась голова. «Рруммс!» Она бросила пестик в ступку и подняла кулаки. Как стая куропаток, рассыпались во все стороны малыши, преследуемые громко лающим Шнаппом. Синяя Птица искренне смеялся. Но тетку Красные Глаза легко можно было рассердить.

Наконец маисовая крупа была готова и тетка ушла в дом. Поселок залила теплая, ласковая тишина весеннего дня, почти не нарушаемая кряканьем диких уток, монотонным треском камышевок и жалобными криками гусей, возвращающихся с юга. Только тихое покашливание дедушки напоминало о существовании людей.

Глухие, равномерные удары неожиданно поплыли в воздухе. Мальчик поднял голову. Это снова били в барабаны ленапы. Уже несколько дней они бьют в военные барабаны и танцуют вокруг покрытых ярко-красными полосами столбов, снаряжаются в поход против Длинных ножей, на границу по другую сторону гор. Каждую весну, ненасытные в своей ненависти к белым, они отправляются туда.

К счастью, ирокезы не идут с ними. Ни старшие, ни младшие родичи и в этом году не подняли томагавка войны. Но ленапов не удержать. Возможно, уже поутру они уйдут. Длинной безмолвной змеей-цепочкой пойдут воины с раскрашенными лицами, с воткнутыми в волосы перьями в красных пятнышках.

Мысли мальчика невольно были поглощены происходившим вокруг. Он знал, что значит этот барабанный бой: это сильные удары в двери домов, это полные страха крики детей, это огненные языки на крышах и чердаках! Куда могли направляться ленапы? Может быть, в Рейстоун?

Непроизвольно раскрылись губы Синей Птицы.

— Не можешь ли ты мне сказать, дедушка, куда ведет военная тропа ленапов? Скоро ли они вернутся, или они уходят надолго? — Он смущенно умолк, а старик погрузился в угрюмое молчание. Но наконец дедушка заговорил, и Синяя Птица знал уже заранее, что скажет старец.

— Мой внук, ты ещё очень молод и должен ждать, когда тебя самого спросят. Не подобает начинать первому разговор со старшими. Но я тебе хочу сказать:

ленапы пойдут тропой гнева и войны против Длинных Ножей.

Маленькие, обычно мутные глаза старика на этот раз удивительно живо смотрели на мальчика.

— Я слышал, что склоны гор на Восходе освобождены от белых? Веришь ли ты, что мы совершенно изгоним бледнолицых с нашего острова?

— Нет, никогда! Их слишком много.

Старец поник. Но вот он снова, казалось, сам для себя, заговорил.

— Ты сказал правду — их слишком много! Когда отец моего дедушки ещё был жив, индейцы жили на Восходе у Великого Озера. Прерии были полны бизонов; олени и антилопы носились повсюду, и охотники приносили легкую добычу. Там мы жили счастливо и в довольстве, пока не пришли Длинные Ножи и не изгнали нас. Последнее время мы жили в долине Шауни.

Синей Птице пришло в голову, что, возможно, старик был из племени шауни и, видимо, ещё мальчиком, так же как и он сам, был усыновлен ирокезами.

— И там, в долине Шауни, мы были счастливы, — продолжал старец. — На каждом ручье водились бобры; а сколько было оленей и медведей! Женщины выращивали маис, дети играли на солнце, и их смех вливался в тихое пение старых мужчин и женщин, вспоминающих свое детство. На холмах шаманы искали травы, и травы эти были так сильны, что изгоняли духов болезни. Но и эту землю мы должны были покинуть, потому что пришли Длинные Ножи. Долину Шауни белые теперь называют долиной Юниата.

Мальчик вздрогнул. Его будто подменили, когда он услышал название своей родины — Юниата! Он снова почувствовал себя белым и позабыл все: новых родителей, Длинный Дом Черепах, товарищей своих игр и даже почтение к старцу. Он закричал:

— Это же наша земля! Все, что лежит по другую сторону гор, принадлежит нам, англичанам! Красным мундирам!

Досада на несостоявшуюся рыбную ловлю, таинственный грохот барабанов ленапов, забота о далеких ему «родственниках» — все это вылилось в крике Георга: «Это же наша земля!»

Старец не упрекал. Но тихий ответ его, точно удар, потряс и привел в смятение возбужденного мальчика.

— Но где же тогда лежит земля индейцев?

Ошеломленно посмотрел Синяя Птица в дряблое, испещренное морщинами лицо старика. «Здесь!» — хотел ответить он, но звук застрял в горле. Здесь все захватили французы, объявив, что земля по эту сторону гор принадлежит им.

Малый Медведь как-то сказал: «По ту сторону гор английские красные мундиры, по эту — французы, а между ними лишенные родины краснокожие».

И вот снова вспомнились слова отца. Белые ведь действительно отняли у индейцев всю их землю — и здесь, и на Юниате, и на длинном пути к Филадельфии, и дальше Филадельфии

— до самого океана. Разве не прав дедушка? Разве не правы ленапы?

Где же земля индейцев?

Оглавление - Глава 14