Верная Рука и Большой Змей
       Точнее сказать: Шурхенд – Вер­ная рука и Чингачгук – Большой Змей. И далее, если в ваших умах уже затеплились нужные ассоциа­ции, – Монтигомо - Ястребиный Ко­готь и Оцеола – Вождь семино­лов. Делавары и дакоты. Голубой дымок вигвамов. Зарубежные фильмы про индейцев, пущенные сейчас на экран Главкинопрока­том, способны пробудить отклик в любом сердце, – кто ж в Рос­сии не прошел через гениальный бунинский перевод Лонгфелло в юности? Кто в конце концов не мечтал убежать к индейцам в де­сять лет? Так что дело это прове­ренное, и залы не пустуют. К тому же сняты эти ленты с применени­ем всех достижений современно­го атлетизма, помноженных на умелый монтаж. Не ново, но без­отказно: скорострельная пальба. Пальба из револьверов и ружей, пальба в падении и прыжке, паль­ба на крыше идущего вагона, на переворачивающемся плоту и на хребте несущейся лошади, пальба по натянутой веревке, по вскину­той руке и вообще по летящим целям чуть ли не из подбрасы­ваемого оружия – просто диву даешься, какая неслыханная ско­рострельность обнаруживается у старомодных (по идее) пугачей прошлого века. Впрочем, в момент решающих объяснений джентль­мены отбрасывают оружие и при­нимаются, так сказать, бить друг другу морд – до победного конца, естественно. Драки тоже кондиционные: с вылетанием в окно, с пробиванием головой сте­ны, с обрушиванием шкафов и с хитроумными приемами, известны­ми ныне под названием дзю-до. Вообще современное пятиборье: скоростное плавание, фехтование на томагавках, бег и скачки по пе­ресеченной местности, на живо­писном фоне долин, гор, пропа­стей, лесов, полей и рек. Созерцая все это, задумываешься не столь­ко о сути действия (суть, в общем, ясна сразу), сколько о том, что вот в результате многообразных усилий рациональной мысли и гонкой техники наш славный два­дцатый век ударился в конце кон­ов в культ физических упражнений на свежем воздухе, а стало быть, накопилась в организме че­ловечества соответствующая жаж­да, создалась эмоциональная по­чва, на которой произрастают разнообразные киноцветы, не исключая, скажем прямо, и пре­словутой бондианы.
      Раз так, не будем бесплодно спорить с веком. Пусть бегают, пусть стреляют. Нам остается од­но: разбираться в том, что здесь естественно и неизбежно, а что от новой моды.
      В двух фильмах, с которых мы начали разговор (в одном из них, западногермано–югославском, «Верная рука – друг индейцев», экранизирован неизвестный у нас роман Карла Мая, в другом, снятом на ДЕФА, «Чингачгук – большой Змей», экранизирован известный роман Фенимора Купера «Зверобой»), во всяком слу­чае, есть одна чрезвычайно при­влекательная черта: физический динамизм сочетается в них с бла­городством идеи. Разумеется, это именно сочетание, соединение идеи с материалом, от приклю­ченческих лент трудно требовать органической духовности; но уж коль скоро к беготне и стрельбе привязывается идея, то хорошо, когда эта идея благородна.
      Идея двух взятых нами фильмов заключается в том, что индейцы и бледнолицые должны жить в мире, что война между ними есть безумие, что люди вообще долж­ны бы перестать снимать друг с друга скальпы. В обоих фильмах война оказывается явлением противоестественным, она вспыхива­ет не от того, что люди той и этой стороны хотят воевать, а потому, что между сторонами действуют опытные провокаторы... кстати, и в том и в другом фильме – бледнолицые. В обстановке же нацио­нальной чересполосицы, каковая, по условиям Америки тех времен, представлена в фильмах, провока­ции имеют неизбежный успех. Если в «Чингачгуке» колонизато­ры-англичане воюют с колонизато­рами-французами, параллельно индейцы-делавары воюют со все­ми аборигенами, и вообще все воюют против всех, – то достаточ­но старому хрычу Тому Хаттеру, бывшему пирату, а ныне охотни­ку за скальпами, бабахнуть по си­луэту, как кругом начинают стре­лять все. Провокация – четкий лейтмотив обоих фильмов. Преж­де чем Верная рука – друг ин­дейцев догоняет наконец подлеца, убившего его мать, тот успевает пустить тайную пулю в белого от имени цветных, и вот уже Маки-Моте «вырыл топор войны», а в Мэзон-сити белая толпа готова растерзать краснокожего послан­ца. В этом акценте на легковерии толпы угадывается, конечно, от­блеск современных концепций массового общества с его мани­пулируемыми эмоциями, но что касается беллетристического пла­на, то здесь, повторяю, царит в фильмах благородная идея не­приятия подлости.
      Соответственно и главный ге­рой, находящийся в центре револьверного вихря, не похож на смачного победителя бондовского типа. Скорее таким сверхчелове­ком выступает его противник – беспринципная бестия и холодный красавец садист, какового играет, например, в «Верной руке» Лэрри Пеннэлл. Главный же герой Вер­ная рука – друг индейцев – это немолодой, усталый, очень доб­рый, очень неохотно стреляющий папаша с лицом скорее католиче­ского патера или отца благород­ного семейства, чем бродяги-снай­пера. Не ново. Но приятно. И по­казательно. Стюарт Грэйнджер в роли Друга индейцев ближе к до­бряку Ли Марвину в роли добро­детельного гангстера, чем к сталь­ному мстителю Юлу Бриннеру из «Великолепной семерки». Стало быть, так: стрельба крепчает, а ду­ша мягчает? Чтобы кончить о Вер­ной руке, добавлю, что его имя – Шурхенд, хотя и соответствует смыслу прозвища, ибо является его дословным переводом, звучит совершенно бессмысленно и не­лепо в русском контексте ленты. Хорошо, что эту операцию не про­делали с Чингачгуком, а то быть бы ему Гроссшлангом. Чингачгу­ку, однако, повезло не только с именем – его интересно играет Гойко Митич. Перед нами то же соединение верной руки и мягкой души, но в ином национальном варианте. Митич – это воплоще­ние атлетической ловкости в соче­тании с традиционно индейской непроницаемостью лица. Дети в зрительном зале вопят от востор­га, когда Большой Змей с выра­жением сдержанной печали на ли­це сериями кидает в реку пры­гающих на него противников. Я, может быть, и не в таком востор­ге от этих фильмов, как дети, но мне интересно вот что: печаль Ми­тича перекликается с усталой до­бротой Грэйнджера, и это знак добра в характере силы.
      На фоне довольно ординарных актерских ансамблей две эти заглавные работы выделяются. От­мечу еще одну понравившуюся мне роль: Рольф Ремер – Зверо­бой, нечто вроде белого Друга индейцев в «Чингачгуке», види­те, как четко там и тут выдержи­ваются традиционные системы ти­пажей. Ремер играет не охотника, а скорее поэта: его большегла­зого героя легко вообразить в ко­стюме средневекового миннезин­гера... во всяком случае, и здесь дух преобладает над плотью и доверчивый взгляд – над быстрой стрельбой.
      Актеры и статисты в фильмах такого рода, естественно, запоминаются больше режиссеров. Ре­жиссура в них обыкновенно профессиональна, обыкновенно по­чтительна к первоисточнику, к его стремительности и его длин­нотам, ко всему, что в нем было и есть. Тяжеловатая и обстоятель­ная повествовательность киноязы­ка, методичная точность этногра­фических сцен, сугубая доброт­ность постановки, четкое акценти­рование сюжетных поворотов – и никакой импровизации, и никакой легкости или легкомыслия, и ни­какого рискованного блеска. И если этот тяжеловатый стиль не вполне соответствует полному неожиданных поворотов материа­лу, то уж профессиональной хват­ки у этих лент не отнимешь: в их режиссуре чувствуется... верная рука.
      Резюме: фильмы «про индей­цев», идущие на наших экранах, смотреть можно, но их нужно смотреть трезвыми глазами. Возвращаясь к нашему заглавию, сформулирую свой вывод так: пусть верная рука профессиональ­ной режиссерской хватки не за­слонит от вас большого змея, ко­торый зовется кинобеллетристи­кой и иногда бывает очень похож на большое искусство. Но путать две эти большие вещи не стоит.
      Во избежание путаницы пред­лагаю два рецепта. Во-первых, смотреть такие приключенческие вестерны хорошо вперемежку с пародиями на них типа «Лимонад­ного Джо» – для профилактики вкуса. И, во-вторых, внушайте де­тям, что после просмотра доброт­ной экранизации небезынтересно заглянуть в первоисточник. В ро­ман Карла Мая наши дети, ко­нечно, не заглянут по причине от­сутствия русского перевода этой книги. Но «Зверобой» Фенимора Купера – вещь испытанная. Ко­нечно, в наш массовый век ста­рый, добрый роман в затрепан­ной обложке вряд ли одолеет мощную экранизацию. Но в данном случае позвольте мне остать­ся ретроградом.
Л.Аннинский
«Советский экран»,
№22, 1968 год

Прислал Василий Нифанин
из Верхней Тоймы, Архангельской области
Главная - Старая папка

 
 


Free Web Hosting