Глава 5

Ясный День

      Я вернулся в пуэбло и только теперь разглядел, какое это было огромное и величественное сооружение. Почему-то принято считать, что народам Америки далеко до вершин цивилизации. Однако трудно согласиться с тем, что люди, которые сумели сдвинуть подобные каменные глыбы и построить из них крепость, неприступную даже для современного оружия, стоят на более низкой ступени развития. Споры о принадлежности современных индейцев к потомкам древних цивилизованных племен Америки не утихают до сих пор, и не следует делать поспешные выводы, будто путь к дальнейшему развитию им заказан. Разумеется, при условии, что их не сгонят с родных земель, иначе они просто-напросто погибнут.
      По лестницам мы поднялись на третий этаж, где располагались лучшие комнаты пуэбло. Здесь жил с детьми Инчу-Чуна, и тут же выделили помещения для всех нас.
      Моя комната оказалась просторной, правда, без окон, однако света, который падал через высокие и широкие дверные проемы, вполне хватало. В комнате было пусто. Ншо-Чи вскоре украсила ее шкурами, покрывалами и всякой всячиной, так что неожиданно для меня стало очень уютно.
      Хокенс, Стоун и Паркер получили точно такой же "номер".
      Когда мое жилище было прибрано и я наконец-то мог расположиться в нем, Ншо-Чи принесла красивую резную трубку мира, табак, сама набила ее и зажгла. Я затянулся раз-другой, а девушка сказала:
      - Эту трубку посылает тебе мой отец, Инчу-Чуна. Он сам привез священную глину, а я вылепила мундштук. Еще ничьи губы не прикасались к нему. Прими наш подарок и всякий раз, вдыхая табачный аромат, вспоминай о нас.
      - Ваша доброта безгранична, и мне стыдно, что я ничем не могу вас отблагодарить.
      - Ты так много сделал для нас, это мы должны быть благодарны тебе. Сколько раз ты спасал Инчу-Чуну и Виннету от смерти! Они были в твоих руках, и ты пощадил их. Сегодня ты снова мог безнаказанно лишить Инчу-Чуну жизни, но не сделал этого. Поэтому наши сердца принадлежат тебе. Позволь воинам называть тебя своим братом.
      - Это мое самое заветное желание. Инчу-Чуна славный воин и великий вождь, а Виннету я полюбил с нашей первой встречи. Вы оказали мне высокую честь, и я безмерно счастлив, что такие мужи будут называть меня своим братом. Хорошо будет, если и мои товарищи удостоятся подобной чести.
      - Если они пожелают, мы назовем их братьями апачей.
      - Благодарим вас. Значит, ты сама вылепила трубку из священной глины? У тебя золотые руки!
      Девушка покраснела, услышав похвалу.
      - Ты слишком добр! - сказала она. - Я знаю, жены и дочери бледнолицых намного искуснее нас. Подожди, я еще кое-что принесу тебе.
      Она вышла и вернулась с моими револьверами, ножом и патронташем, словом, принесла все то, что у меня отобрали, когда я попал в плен, оставив лишь содержимое карманов. И вот теперь я получил все в целости и сохранности.
      - А моим товарищам тоже вернут вещи?
      - Обязательно. Да они, наверное, их уже получили, к ним пошел Инчу-Чуна, а меня послали к тебе.
      - А что с нашими лошадьми?
      - Все в порядке. Ты будешь ездить на своей, а Сэм Хокенс - на Мэри.
      - Ого! Ты знаешь, как зовут мула?
      - Да, и название старого охотничьего ружья Сэма Хокенса тоже знаю. Мы много с ним разговаривали. Он ужасный шутник, но и отважный воин.
      - Да, и главное - он настоящий и верный друг, и я очень люблю его. Но позволь мне еще кое о чем расспросить тебя. Ты скажешь мне правду?
      - Ншо-Чи никогда не лжет! - гордо прозвучало в ответ. - А тебе я тем более не смогла бы сказать неправду.
      - Ваши воины все отобрали у кайова?
      - Да.
      - И у моих товарищей тоже?
      - Да.
      - А почему оставили мне то, что было в карманах?
      - Так приказал мой брат Виннету.
      - А ты знаешь, почему он так сделал?
      - Ты расположил его к себе.
      - Хотя он и считал меня своим врагом?
      - Да. Ты только что сказал, что полюбил его с первой минуты, и он почувствовал к тебе то же самое. Виннету очень жалел, что ты ему враг, и не только...
      Она запнулась, опасаясь обидеть меня неосторожным словом.
      - Говори!
      - Не могу.
      - Тогда скажу я. Он был сильно огорчен, думая, что я негодяй и обманщик, а вовсе не из-за того, что я враг, потому что даже враг может вызывать уважение. Верно?
      - Ты правильно догадался.
      - Еще один вопрос: что с Рэттлером, убийцей Клеки-Петры?
      - Сейчас его привязали к столбу пыток.
      - Что? Сейчас? Именно сейчас?
      - Да.
      - И я ничего не знаю об этом? Почему скрыли от меня?
      - Так хотел Виннету.
      - Но почему?
      - Он подумал, что твои глаза и уши не смогут этого выдержать.
      - Виннету не ошибся, но все-таки я смогу и смотреть, и слышать, хотя и с одним условием.
      - Каким?
      - Скачала скажи, где будет происходить казнь?
      - Внизу, у реки, там, где был ты. Инчу-Чуна увел вас нарочно.
      - А я хочу при этом присутствовать! Какие пытки ждут его?
      - Все, какие применяются к пленникам. Рэттлер - самый коварный из всех бледнолицых, попадавших когда-либо в руки апачей. Он просто так убил учителя Виннету, которого мы все почитали и любили, поэтому его по очереди подвергнут всем пыткам.
      - Но это бесчеловечно!
      - Зато справедливо!
      - И ты сможешь смотреть на это?
      - Да.
      - Ты?! Девушка?!
      Опустив длинные ресницы, Ншо-Чи потупилась, затем подняла голову и, глядя мне прямо в глаза, с укором спросила:
      - Ты удивлен?
      - Да. Женщинам нельзя смотреть на подобное зрелище.
      - Так принято у вас?
      - Да.
      - Это неправда. Ты не лжец, ты просто ошибаешься.
      - А ты считаешь, что можно?
      - Конечно.
      - Выходит, ты лучше меня знаешь наших женщин и девушек!
      - Просто ты их не знаешь! Когда ваши преступники предстают перед судом, то это можно слушать всем, да?
      - Да, верно.
      - Мне рассказывали, что в суде собирается больше слушательниц, чем слушателей. Разве это место для белых скво? И хорошо ли, что их тянет туда любопытство?
      - Нет.
      - А когда у вас казнят убийц, вешают или отрубают голову, разве при этом нет скво?
      - Так было раньше.
      - А теперь им запрещено?
      - Да.
      - И мужчинам тоже?
      - Да.
      - Значит, нельзя никому? А если бы разрешили, женщины обязательно бы пришли. Ты напрасно думаешь, что женщины бледнолицых нежные создания. Они прекрасно переносят боль, но не свою, а других людей и животных. Я не бывала у вас, но мне рассказывал об этом Клеки-Петра. Виннету тоже бывал в больших городах, а вернувшись, рассказал мне о том, что видел и слышал. Ты знаешь, что ваши скво вытворяют с животными во время приготовления пищи?
      - Что же они вытворяют?
      - Сдирают живьем кожу, вырывают еще из живых внутренности и живыми бросают в кипяток. А известно ли тебе, что делают шаманы бледнолицых?
      - Что?
      - Они бросают в кипяток живых собак, чтобы узнать, сколько те вытерпят, выкалывают им глаза и вырывают языки, режут и мучают, чтобы потом написать книжки.
      - Но это вивисекция [Вивисекция (или живосечение) - операция на живом животном, проводимая либо ради изучения функций организма, либо для выяснения причин заболеваний, либо в целях выявления воздействия на организм различных веществ], и она нужна для науки.
      - Науки? От Клеки-Петры я многое узнала, поэтому понимаю, что ты имеешь в виду. Как ваш Великий Дух терпит такую науку, которая не может обойтись без издевательств над животными? И все это ваши шаманы вытворяют у себя дома, а ведь там живут и их жены. Может быть, они не слышат криков несчастных животных? Разве ваши скво не держат в клетках птиц и не знают, как те страдают? Разве тысячи ваших женщин не радуются, когда на скачках наездники насмерть загоняют лошадей? А там, где дерутся ваши боксеры, разве нет ваших скво? Я еще молода и неопытна, вы называете меня дикаркой, но ваши хрупкие женщины способны на такие поступки, от которых я прихожу в ужас. Нежные и прекрасные белые скво с улыбкой на устах смотрят, как наказывают их рабов и забивают до смерти черных служанок, а ты негодуешь, что я, девушка, могу без содрогания смотреть на казнь подлого убийцы. Да, могу, ведь он умрет той смертью, какую заслужил. И я хочу это видеть. Ты осуждаешь меня за это? А если и так, то кто виноват, что глазам краснокожих стали привычны такие картины? И не сами ли белые вынуждают нас отвечать жестокостью на жестокость?
      - Сомневаюсь, чтобы белый судья приговорил индейца к пыткам у столба.
      - Судья? Не обижайся, но сейчас я повторю то, что так часто тебе приходилось слышать от Хокенса: ты еще слишком молод и неопытен! Какие могут быть судьи на Диком Западе? Здесь сильный судит слабого. Скажи, а что делается в лагерях у костров бледнолицых? Сколько наших воинов, павших в борьбе с завоевателями, погибло не от пули или ножа в бою, а от пыток в плену! А ведь они виноваты лишь в том, что защищали свою землю! Убийца будет наказан по заслугам, так решили апачи. И я, дочь своего племени, пойду туда, чтобы увидеть, как убийца Клеки-Петры примет заслуженное наказание.
      Я знал эту прекрасную юную индеанку тихой и нежной, но теперь передо мной стояла негодующая, с горящим взглядом богиня возмездия, не ведающая жалости. Как она была прекрасна! Осуждать ее я не смел - девушка была во всем права.
      - Хорошо, иди, но я тоже пойду с тобой, - сказал я.
      - Лучше останься! - попросила она совершенно иным тоном. - Инчу-Чуна и Виннету будут недовольны.
      - Они рассердятся?
      - Нет, просто не хотят, чтобы ты смотрел на казнь, но и не запретят, ведь ты наш брат.
      - Поэтому я пойду, и они простят меня.
      На террасе перед входом я застал Сэма Хокенса, который с наслаждением курил короткую охотничью трубку - он тоже получил табак.
      - Сэр, вот это другое дело! - в полном восторге воскликнул он. - Сначала вы пленник, а потом - важная персона, это большая разница, чтоб мне лопнуть! Как вы себя чувствуете в новой обстановке?
      - Спасибо, хорошо.
      - И я неплохо. Сам вождь занимался нами, это так приятно. А где сейчас Инчу-Чуна?
      - Снова спустился к реке. Знаете, что там сейчас происходит?
      - Догадываюсь.
      - Что же именно?
      - Трогательное прощание с милыми кайова.
      - Не только.
      - А что ж еще?
      - Рэттлера пытают!
      - Пытают Рэттлера? А нас оставили здесь? Я тоже должен быть там! Пойдемте, сэр, надо спешить!
      - Постойте! Вы сможете без содрогания смотреть на все эти пытки?
      - Смотреть? Без содрогания? Как же вы, однако, все еще молоды и неопытны, дорогой мой! Вот поживете на Диком Западе подольше и позабудете о дрожи в коленках. Этого негодяя давно ждет виселица, вот он и дождался, только на индейский манер.
      - Но ведь это жестоко!
      - Что за слова! Он должен умереть! Неужели вы против?
      - Да нет, но пусть это будет без пыток, он же, в конце концов, человек!
      - Человека, который без причины убивает другого, нельзя называть человеком. Он был пьян, как скотина.
      - Вот именно, не ведал, что творил.
      - Опять бредни гринхорна! Это там у вас, в Старом Свете, сэр, некоторые господа адвокаты пытаются представить алкоголь смягчающим обстоятельством для каждого любителя совершить убийство по пьянке. А это преступно, слышите, сэр, преступно! Вдвойне следует наказывать всякого, кто напивается до безрассудства и, словно бешеный зверь, бросается на ближнего. Этого Рэттлера мне ничуть не жаль. Да вспомните, как он обращался с вами!
      - Я не забыл, но все-таки попытаюсь уговорить апачей смягчить пытки.
      - Оставьте, сэр! Во-первых, он это заслужил, а во-вторых, все ваши доводы будут напрасны. Клеки-Петра был наставником и духовным отцом всего племени, и для апачей его смерть - невосполнимая утрата. Его убили без всяких причин, и уговорить краснокожих едва ли удастся.
      - Но я все-таки попробую.
      - Напрасно.
      - Тогда пущу пулю Рэттлеру в сердце.
      - Чтобы избавить его от пыток? Ради Бога, не делайте этого, иначе всех восстановите против себя. Наказание выбирает само племя, им нельзя мешать, иначе можете распрощаться с новыми друзьями. Стойте, сэр, вы куда? Все-таки идете?
      - Да.
      - О Господи, ну что делать с этим гринхорном! Погодите, я позову Дика и Билла.
      Он исчез и через минуту появился с двумя товарищами. Мы все спустились вниз, Ншо-Чи ушла далеко вперед. Кайова уже покинули долину Пекос, забрав с собой раненого Тангуа. Опасаясь, как бы те потихоньку не вернулись отомстить, Инчу-Чуна предусмотрительно выслал за ними разведчиков.
      Я уже говорил, что на площади стоял наш фургон, и теперь вокруг него собралась толпа апачей. Инчу-Чуна и Виннету были в центре, рядом с ними я увидел Ншо-Чи. Хотя она и была дочерью вождя, тем не менее не имела права вмешиваться в дела мужчин. То, что девушка стояла среди них, а не с остальными женщинами, означало, что она сообщала им что-то очень важное. Заметив нас, она кивнула в нашу сторону и отошла к женщинам. Виннету пробрался сквозь толпу воинов и пошел нам навстречу:
      - Почему мои белые братья не остались наверху в пуэбло? Вам не понравились наши жилища?
      - Очень понравились, и мы благодарим нашего краснокожего брата за заботу. Мы пришли, потому что прослышали о готовящейся казни Рэттлера. Это правда? - спросил я.
      - Да.
      - Но я не вижу его.
      - Он лежит в повозке рядом с телом Клеки-Петры.
      - Какая смерть ждет его?
      - Он умрет под пыткой.
      - Это окончательное решение?
      - Да.
      - Мои глаза не вынесут такой смерти.
      - Поэтому мой отец, Инчу-Чуна, отвел вас в пуэбло. Зачем вы снова пришли сюда, если ваши глаза не выдержат этого зрелища?
      - Моя религия велит мне вступиться за Рэттлера.
      - Твоя религия? А что, разве это и не его религия?
      - Да. И его тоже.
      - И он поступил, следуя ее заветам?
      - К сожалению, нет.
      - Тогда теперь ты тоже не должен следовать им. Твоя и его религия запрещает убивать, а он убил, поэтому сейчас забудем о ней.
      - Я не могу поступать как он и должен выполнить свой долг, как велит моя совесть. Еще раз прошу, смягчите наказание. Пусть этот человек умрет легкой смертью.
      - Будет так, как мы решили.
      - Окончательно?
      - Да.
      - И нельзя исполнить мою просьбу?
      Виннету замолк, но его искренняя, открытая натура заставила дать прямой ответ:
      - Есть только один способ.
      - Какой?
      - Прежде чем ответить моему белому брату, я хочу попросить не прибегать к этому способу, иначе он потеряет свое доброе имя в глазах моих воинов.
      - Значит, этот способ нечестен и заслуживает порицания?
      - По понятиям краснокожего - да.
      - Так что это за способ?
      - Попросить нас отблагодарить тебя.
      - Ага! И ни один честный человек не станет просить об этом!
      - Конечно! Но мы обязаны тебе жизнью, и ты можешь заставить меня и моего отца выполнить твою просьбу.
      - Как вы сделаете это?
      - Соберем совет, скажем о твоей просьбе, и воины вынуждены будут выполнить ее в знак благодарности. Но в тот же час ты утратишь все то, чего с таким трудом добился. Стоит ли ради Рэттлера идти на такие жертвы?
      - Конечно же, нет!
      - Мой брат видит, я откровенен с ним. Я знаю, какие мысли и чувства терзают его сердце, но моим воинам этого не понять. Они презирают каждого, кто требует награду за доброе дело. Отныне Шеттерхэнд, который мог стать самым уважаемым и достойным воином апачей, подвергнется их презрению и должен будет покинуть нас.
      Трудно было возразить Виннету. Сердце приказывало: настаивай на своем, а разум или, вернее, честолюбие говорило: откажись! Поняв, что творилось в моем сердце, благородный Виннету пошел мне навстречу:
      - Подожди, брат мой, я поговорю с отцом, - и отошел.
      - Сэр, не делайте глупостей! - убеждал меня Сэм. - Неужели вы не понимаете, что это заступничество может стоить вам жизни?
      - С чего вы это взяли?
      - А вот с того! Краснокожий действительно презирает каждого, кто требует от него награду за услугу. Просьбу выполнит, но перестанет знаться с этим человеком. По правде, нам бы лучше всего сейчас уйти из лагеря апачей, но вокруг кайова, и не вам объяснять, что это для нас означает.
      Инчу-Чуна и Виннету тем временем вели очень серьезный разговор. Закончив, вождь подошел к нам.
      - Если бы Клеки-Петра не рассказал нам многое про вас, белых, я бы назвал тебя самым последним подлецом. Благодаря ему я тебя понимаю, но моим воинам объяснить это трудно, и они все равно станут тебя презирать.
      - Дело не только во мне, но и в Клеки-Петре.
      - Как это?
      - Он исповедовал ту же веру, что и я, она призывает меня обратиться к тебе с этой просьбой. Поверь, останься жив Клеки-Петра, он никогда бы не позволил умереть его убийце в муках.
      - Ты так думаешь?
      - Я уверен.
      Инчу-Чуна медленно покачал головой, сын и отец понимающе посмотрели друг другу в глаза. Инчу-Чуна снова повернулся ко мне:
      - Этот убийца был и твоим врагом?
      - Да.
      - Тогда слушай мои слова! Мы поглядим, осталась ли в нем хоть капля порядочности. Если да, то я попытаюсь выполнить просьбу, не задевая твоей чести. Садитесь и смотрите, что сейчас произойдет. Как только подам знак, ты подойдешь к Рэттлеру и потребуешь у него извинения. Сделает так - умрет легкой смертью.
      - Я могу сказать ему об этом?
      - Да.
      В сопровождении Виннету Инчу-Чуна возвратился к толпе воинов, а мы уселись там, где стояли.
      - Вот не ожидал, что вождь согласится пойти вам навстречу. Вы, наверное, пользуетесь его особым расположением, - заметил Сэм.
      - Причина не в этом.
      - А в чем?
      - Это все Клеки-Петра, он живет даже после смерти. Интересно, что теперь будет?
      - Сейчас увидим. Смотрите!
      С фургона сняли полог, спустили какой-то длинный, похожий на сундук предмет, к которому был привязан человек.
      - Это гроб, его делают из обожженных бревен, обтягивают мокрыми шкурами, те высыхают, и таким образом гроб становится полностью герметичным, - объяснил Хокенс.
      Там, где от главной долины отходило боковое ущелье, возвышалась скала, на которой из больших камней соорудили шестигранную постройку, с отверстием впереди; рядом валялись груды камней. Сюда принесли гроб с привязанным к нему человеком. Это был Рэттлер.
      - Знаете, зачем туда принесли столько камней? - спросил Сэм.
      - Догадываюсь.
      - Ну и зачем?
      - Чтобы построить склеп.
      - Верно. Двойной склеп.
      - И для Рэттлера?
      - Да. Убийцу похоронят вместе с жертвой, и я считаю, так следует всегда поступать с убийцами.
      - Ужасно! Быть живьем привязанным к гробу и знать, что это твое последнее пристанище!
      - Вы что, действительно жалеете этого негодяя? Я понимаю вас, когда вы просите для него легкой смерти, но чтобы жалеть его - это выше моего понимания.
      Гроб поставили таким образом, что Рэттлер оказался на ногах; затем и гроб, и пленника привязали к одной из стен. Индейцы - мужчины, женщины, дети - подступили ближе и замерли в ожидании. Виннету и Инчу-Чуна встали по обе стороны гроба. Старый вождь громко произнес:
      - Воины апачей собрались здесь, чтобы свершить суд. Народ апачей понес великую и невосполнимую утрату, и виновник должен умереть.
      Инчу-Чуна продолжал красочно, как это умеют индейцы, описывать жизнь и деяния Клеки-Петры, его смерть и поимку Рэттлера. Наконец объявил, что после пыток убийца будет погребен вместе с их учителем. С этими словами вождь взглянул на меня и подал долгожданный знак.
      Мы поднялись и подошли к индейцам.
      Стоявший вертикально гроб был шириной в человеческое тело, длиной - поболее четырех локтей и напоминал обрубок толстого бревна, обтянутого кожей. Рэттлера, с кляпом во рту, крепко-накрепко, так что он не мог шевельнуть ни головой, ни пальцем, привязали спиной к кожаной поверхности. По его виду нельзя было сказать, чтобы его морили голодом или мучили жаждой. Я подошел ближе. Вытащив у Рэттлера изо рта кляп, Инчу-Чуна обратился ко мне:
      - Мой белый брат хотел поговорить с убийцей, пусть будет так!
      Рэттлер, увидев меня на свободе, должен был понять, что индейцы - мои друзья, и я ждал от него просьбы замолвить о нем слово. Но, как только вытащили кляп, он в ярости прохрипел:
      - Что тебе от меня нужно?! Убирайся! Чихал я на вас!
      - Мистер Рэттлер, вы слышали, что вас приговорили к смерти, - спокойно начал я. - Приговор окончательный, и вы умрете. Но я полагаю, что вам...
      - Убирайся, собака, убирайся! - И он плюнул в меня.
      - Вы умрете, - продолжал я как ни в чем не бывало, - но как - зависит от вас. Апачи собираются вас пытать. Это будет очень страшно, и я хочу избавить вас от мучений. Инчу-Чуна, по моей просьбе, готов смягчить наказание, если вы выполните одно условие.
      Я замолчал, ожидая от него вопроса, но в ответ услышал такие страшные проклятия, которые я не в силах повторить. Тем не менее я попытался вставить слово:
      - Инчу-Чуна хочет, чтобы вы попросили у меня прощения...
      - Прощения? У тебя просить прощения? - заорал Рэттлер. - Да я скорее откушу себе язык и выдержу все пытки, какие только ни придумают эти краснокожие мерзавцы!
      - Мистер Рэттлер, это не мое условие, я в ваших извинениях не нуждаюсь. Подумайте о своем положении! Вас ждет страшная смерть, ужасные мучения, от которых может спасти одно лишь слово извинения!
      - Ни за что этого не сделаю, ни за что. Пошел прочь! Мне противно смотреть на твою мерзкую рожу!
      - Если я уйду, то больше не вернусь. Не будьте же безумцем и скажите это слово!
      - Нет, нет и нет! - заорал он.
      - Умоляю вас.
      - Пошел к дьяволу! О небеса! Почему я связан? Будь у меня свободны руки, я бы тебе показал!
      - Хорошо, я ухожу, но еще один вопрос: если у вас есть последнее желание, я исполню его. Может быть, передать кому-нибудь от вас привет? У вас есть близкие?
      - Убирайся к дьяволу в преисподнюю, там самое место такому подонку. Ты заодно с краснокожими собаками, я знаю - это ты отдал меня в их лапы. Пусть за это...
      - Вы заблуждаетесь! - прервал я поток ругательств. - Так, значит, у вас нет последнего желания?
      - Только одно - чтобы все вы как можно скорее попали в ад! Только это! - И он вновь разразился проклятиями.
      - Довольно. Мне нечего здесь больше делать.
      Инчу-Чуна взял меня за руку и отвел в сторону:
      - Мой белый брат видит, этот убийца не достоин твоего заступничества. Подумать только, и это христианин! Вы называете нас язычниками, но разве краснокожий воин позволил бы себе произносить подобные слова?
      Я молчал, возразить было нечего. Признаться, поведение Рэттлера меня озадачило. Раньше, когда разговор заходил об индейских пытках, он вел себя как трус, дрожал от страха, а сегодня, казалось, все на свете мучения ему были нипочем.
      - Да нет, в нем говорит не храбрость, а злость, вот и все, - объяснил Сэм.
      - Но почему?
      - Он злится на вас, сэр. Рэттлер считает, что именно из-за вас попал в руки к индейцам. С того дня как его поймали, он ничего не знал про нас, а сегодня, увидев на свободе, понял, что мы в хороших отношениях с индейцами, а он один должен умереть. Вот и думает, что тогда, замышляя нападение на апачей, мы водили его за нос. Погодите, начнут пытать, запоет по-другому. Запомните мои слова, чтоб мне лопнуть!
      Апачи не заставили долго ждать. Зрители уселись на землю. Несколько молодых воинов с ножами в руках выстроились на расстоянии пятнадцати шагов от Рэттлера и, стараясь не задеть его, начали бросать ножи. Лезвия вонзались в кожаный гроб и постепенно очертили обе ноги убийцы.
      Рэттлер пока держался, но вот ножи засвистели выше, "обрисовывая" тело со всех сторон. Ужас охватил Рэттлера. Каждый новый летящий нож сопровождался криком ужаса, а по мере того как ножи поднимались выше, вопли становились все громче и истошнее.
      Вот уже все тело несчастного было окружено ножами. Наступил черед головы. Первый нож воткнулся справа от шеи, второй - слева, и вскоре уже вокруг головы торчали ножи. Теперь Рэттлер не вскрикивал, а просто не переставая выл.
      Среди зрителей поднялся ропот, а потом и шум. Они не скрывали своего явного презрения - индеец у столба пыток ведет себя совершенно иначе: до самого последнего момента он поет предсмертную песнь, восхваляет свои подвиги и насмехается над мучителями. Чем сильнее боль, тем язвительнее насмешки, но вы никогда не услышите из его уст ни единого жалобного стона. Когда наступает смерть, мучители возносят хвалу тому, кого только что убили, хоронят, как подобает по индейским обычаям, со всеми почестями. А для себя считают большой честью быть свидетелями столь достойной смерти.
      Совершенно другое отношение к трусу, который визжит от каждой царапины и молит о пощаде. Пытать его - позор, ни один воин не захочет марать о него руки. Такого обычно забивают до смерти камнями или лишают жизни еще более бесславным способом.
      Рэттлер оказался именно таким трусом. Инчу-Чуна прикрикнул на него:
      - Перестань выть, собака! Ты - вонючий койот, и воину стыдно марать свое оружие, прикасаясь к тебе.
      И он обратился к своим воинам:
      - Кто из сыновей доблестных апачей займется этим трусом?
      Ответа не последовало.
      - Значит, никто?
      Опять молчание.
      - Уфф! Этот убийца недостоин, чтобы мы его убили. И с Клеки-Петрой мы его не похороним. Не может жаба попасть в страну мертвых вместе с лебедем! Отвяжите его!
      Двое юношей быстро подскочили к Рэттлеру и отвязали его от гроба.
      Рэттлер издал радостный вопль и позволил увести себя к реке. Его спихнули в воду, он погрузился с головой, моментально вынырнул и лег на спину; руки у него были связаны, зато ноги свободны, и он быстро поплыл вперед.
      Юноши стояли на берегу и наблюдали за ним. Инчу-Чуна приказал:
      - Возьмите ружья и цельтесь в голову!
      Индейцы подбежали и взяли ружья, встали на колено и начали целиться Рэттлеру в голову.
      - Не стреляйте, ради Бога, не стреляйте! - страшно закричал Рэттлер.
      Через мгновение с простреленной головой он скрылся под водой.
      На сей раз прозвучал клич победы, как это было принято при смерти противника. Презренный трус был его достоин. Индейцы вверили реке судьбу Рэттлера, так велико было их отвращение к нему. Возможно, он был ранен или просто нырнул поглубже, как в свое время сделал я, чтобы затем выскочить в каком-нибудь тихом местечке, но индейцы посчитали недостойным себя долее заниматься презренным трусом.
      Инчу-Чуна подошел ко мне.
      - Мой белый брат доволен мной?
      - Да, спасибо тебе!
      - Не надо благодарности, я и без твоей просьбы поступил бы точно так же. Сегодня ты видел, чем отличаемся мы, язычники, от вас, христиан, храбрые краснокожие воины - от белых трусов. Бледнолицые способны на любое преступление, но, когда приходит час проявить мужество, скулят от страха, как собаки при виде палки.
      - Вождь апачей должен знать, что храбрые и трусы, хорошие и злые люди встречаются повсюду.
      - Мой брат прав, я не хотел его обидеть, однако ни один народ не может считать себя лучше другого только из-за различия в цвете кожи.
      Не желая продолжать эту щекотливую тему, я заговорил о другом:
      - Что теперь намерены делать воины апачей? Начнутся похороны Клеки-Петры? Можем ли мы присутствовать при этом?
      - Да. Я сам хотел просить тебя принять участие в погребении. Ты разговаривал с Клеки-Петрой в тот момент, когда мы отправились за лошадьми. О чем вы говорили?
      - Об очень серьезных вещах. Для меня это был чрезвычайно важный разговор. Ты хочешь знать, о чем мы говорили?
      - Да!
      Тут к нам подошел Виннету, и я продолжил рассказ, обращаясь к ним обоим:
      - Когда вы ушли и мы с Клеки-Петрой остались вдвоем, он сказал мне, что очень любит вас и ради Виннету готов отдать свою жизнь. Великий Дух вскоре исполнил его желание.
      - Почему он хотел отдать за меня свою жизнь? - удивился юный вождь.
      - Потому что любил тебя.
      - Когда он умирал на моей груди и сказал тебе что-то на незнакомом языке, то говорил обо мне?
      - Да.
      - Что он сказал?
      - Он просил, чтобы я остался верен тебе.
      - Чтобы... ты... остался... мне верен? Но ты же меня еще совсем не знал!
      - Нет, знал. Я видел тебя, а кто хоть раз встретит Виннету, тот сразу поймет, что за человек стоит перед ним. Кроме того, Клеки-Петра рассказал мне о тебе.
      - А что ты ему ответил?
      - Я пообещал исполнить его волю.
      - Его последняя воля... И ты выполнил ее. Ты поклялся ему быть верным мне, ты оберегал меня, охранял, а я все это время преследовал тебя, как врага. Тот удар ножа мог быть смертельным. Я в огромном долгу перед тобой. Будь моим другом!
      - Я уже давно твой друг.
      - Моим братом!
      - От всего сердца!
      - Мы над гробом того, кто вверил тебе мое сердце, заключим союз! Нас покинул благородный бледнолицый, но, уходя, привел к нам другого, такого же благородного. Пусть моя кровь станет твоей, а твоя - моей! Я выпью твоей крови, а ты - моей! Мой отец Инчу-Чуна, великий вождь апачей, даст позволение!
      Инчу-Чуна с радостью протянул нам руки:
      - Позволяю! Вы станете братьями, будете как один воин, как один муж в двух телах! Я сказал! Хуг!
      Мы направились к месту, где возводили склеп. Я спросил, каких он будет размеров, и попросил дать мне несколько томагавков. Затем вместе с Сэмом, Диком и Биллом отправился в верховье реки, отыскал в лесу нужное дерево и сделал крест. Когда мы вернулись в лагерь, обряд погребения уже начался. Индейцы разместились вокруг строящегося склепа и затянули монотонную траурную песню. Однообразная мелодия прерывалась время от времени жалобными вскриками.
      Дюжина индейцев под руководством вождя возводила склеп, а между ними и плачущей толпой крутилась и приплясывала странно одетая и разукрашенная фигура.
      - Это кто? Шаман? - спросил я.
      - Да, - ответил Сэм.
      - Христианина хоронят по индейским обычаям! Что вы на это скажете, любезный Сэм?
      - А вам не нравится?
      - Да как-то не очень.
      - Смиритесь с этим, сэр! И ни слова вслух, не то смертельно обидите апачей.
      - Весь этот маскарад противен мне гораздо больше, чем вы думаете.
      - Они поступают так из самых чистых побуждений! Для вас это богохульство?
      - Безусловно.
      - Вы пока не понимаете их простые, бесхитростные души. Они верят в Великого Духа, к которому отправился их друг и учитель, и должны совершить обряд расставания, как завещали их предки. Все, что тут выплясывает шаман, носит чисто символический характер. Позволим же им делать так, как велит их обычай, а мы поставим на могиле крест.
      Мы положили крест рядом со склепом. Виннету спросил:
      - Этот знак христиан будет стоять на камнях?
      - Да.
      - Хорошо. Я сам собирался просить моего брата, Сэки-Лату, сделать крест, потому что в комнате Клеки-Петры висел такой же, и он перед ним молился. Мне хотелось, чтобы его могилу охранял символ его веры. Где должен стоять крест?
      - Наверху.
      - Как на высоких домах, в которых христиане поклоняются своему Великому Духу? Я прикажу поместить его там, где ты скажешь. Садитесь и смотрите, так ли мы делаем?
      Склеп был построен, наверху установлен крест. Незаделанным оставалось пока лишь отверстие для гроба.
      В это время Ншо-Чи принесла две наполненные водой чаши из обожженной глины и поставила их на крышку гроба. Их назначение стало мне понятно позже.
      Все было готово к погребению. Инчу-Чуна подал знак, и траурные песнопения прекратились.
      Шаман присел на корточки. Вождь приблизился к гробу и медленно начал торжественную речь:
      - Рано утром солнце всходит на востоке, а вечером заходит на западе. С приходом весны начинается год, а зимой все засыпает. То же происходит с людьми. Не так ли?
      - Хуг! Ты сказал! - раздался скорбный возглас.
      - Человек, как солнце, всходит, поднимается на гребень жизни и нисходит в могилу. Подобно весне, появляется на земле и отходит ко сну, словно зима. Но солнце после заката вновь встает на следующее утро, а зима опять сменяется весной. Не так ли?
      - Хуг!
      - Так учил нас Клеки-Петра. Человек сходит в могилу, а по другую сторону смерти воскресает, словно новый день, словно новая весна, и поселяется в стране Великого Духа навечно! Так объяснял нам Клеки-Петра. И теперь ему суждено проверить самому, правда ли это, ибо он исчез, как день и год, а его душа отправилась в жилище мертвых, куда всегда стремилась. Не так ли?
      - Хуг!
      - Он верил в одно, мы верим - в другое. Мы любим друзей и ненавидим врагов, а он учил, чтобы мы возлюбили и врагов наших, ибо и они наши братья. Мы говорим, что наши души попадут в Страну Вечной Охоты, а он твердил, что его душа будет пребывать в Стране Вечного Блаженства. Но порой мне кажется, что наша Страна Вечной Охоты и есть та самая Страна Вечного Блаженства. Не так ли?
      - Хуг!
      - Клеки-Петра часто говорил нам о Спасителе, который пришел в мир, чтобы дать счастье всем людям. Мы верили в истинность этих слов, ибо его уст никогда не оскверняла ложь. Спаситель пришел ко всем людям. Ко всем? Значит, и к краснокожим? Если бы он появился у нас, мы бы встретили его с радостью, мы ждем его, потому что белые люди обижают и убивают нас. Не так ли?
      - Хуг!
      - Так учил Клеки-Петра. А теперь я поведаю о его смерти. Она настигла его, как хищник настигает свою добычу. Наш друг отправился вместе с нами; когда мы тронулись в обратный путь и уже садились на коней, пуля убийцы прервала его жизнь. Братья мои и сестры! Нам остается горестно оплакивать его!
      Долгий и печальный стон прокатился по поляне. Вождь продолжал:
      - Мы отомстили за его смерть, но душа убийцы улетела. Она не будет служить убийце по ту сторону могилы, она испугалась и не пошла за ним. Мы убили паршивого пса, которому она принадлежала, и труп его плывет по реке. Не так ли?
      - Хуг!
      - Нет теперь с нами Клеки-Петры, но осталось его тело, которому мы воздвигли памятник, чтобы всегда помнить о нашем добром отце и любимом учителе. Не наша земля породила его, он прибыл сюда из далекой страны, с другого берега Большой Воды, где растут высокие дубы. В знак любви и уважения мы собрали желуди и посадили их вокруг могилы. Они прорастут, и поднимутся дубы. Точно так же слова его прорастут в наших сердцах. А под деревьями мы найдем тень. Клеки-Петра неустанно думал и заботился о нас, и даже в свой смертный час, навеки покидая этот мир, он завещал свое дело бледнолицему, чтобы тот стал нашим учителем и братом. Перед вами Сэки-Лата, белый человек, пришедший из той же страны, что и Клеки-Петра. Он знает и умеет все, что знал и умел Клеки-Петра, и даже больше: заколол ножом большого серого медведя, ударом кулака сбивает с ног любого врага, в плавании нет ему равных, Инчу-Чуна и Виннету испытали на себе его силу; но он не убил нас, а даровал жизнь, потому что он друг краснокожих воинов. Не так ли?
      - Хуг!
      - Последним желанием Клеки-Петры было, чтобы Сэки-Лата остался у апачей и продолжил начатое им дело, и Сэки-Лата поклялся исполнить волю умирающего. Мы принимаем его в наше племя, и пусть он станет нашим вождем, словно эта земля родила его краснокожим. По нашим обычаям он должен выкурить трубку мира с каждым воином апачей, но вместо этого пусть выпьет крови Виннету, а Виннету - его крови. Так в нем потечет наша кровь, и тело его станет телом апача. Воины апачей, согласны ли вы?
      - Хуг! Хуг! Хуг! - трижды провозгласили собравшиеся.
      - А теперь, Сэки-Лата и Виннету, подойдите к гробу, и пусть капли вашей крови окрасят воду в чашах братания.
      Вот оно, настоящее братство, братство по крови, о котором я столько читал! Оно существует у многих диких и полудиких народов, и суть его в том, что будущие братья смешивают и выпивают крови друг друга или каждый из них выпивает крови другого. Тем самым они связывают себя гораздо более крепкими и бескорыстными узами, чем родные братья.
      По обычаю апачей я должен был выпить крови Виннету, а он - моей. Мы встали около гроба друг против друга. Инчу-Чуна обнажил руку Виннету и слегка надрезал ее. Из маленькой ранки в чашу, которую держал вождь, упало несколько капель крови. Затем он проделал то же самое со мной, и капли моей крови окрасили воду другой чаши. Мы обменялись чашами. Инчу-Чуна провозгласил:
      - Душа обитает в крови. Души двух молодых воинов сольются в одну. Что задумает Сэки-Лата, станет мыслью Виннету, а что захочет Виннету, станет желанием Сэки-Латы! Пейте!
      Я выпил чашу Виннету, он - мою. Вождь пожал мне руку:
      - Отныне ты, так же как Виннету, плоть от моей плоти и сын нашего племени. Быстро разнесется слава о твоих подвигах, и не будет тебе равных. Апачи принимают тебя в свой род как вождя, и все племена будут называть тебя вождем!
      Как круто изменилась моя судьба! Еще совсем недавно домашний учитель в Сент-Луисе, потом геодезист, а теперь вождь "дикарей". Однако должен признаться, эти "дикари" были намного симпатичнее, чем белые, с которыми мне довелось встречаться.
      Позже слова Инчу-Чуны о том, что теперь у нас с Виннету одна душа, обитающая в двух телах, неоднократно сбывались. Мы понимали друг друга с полуслова. Стоило нам лишь взглянуть друг на друга, как мы уже прекрасно знали, что делать. Но самое удивительное: даже находясь далеко друг от друга, мы поступали одинаково. И дело было, разумеется, не в выпитой нами крови, главное - мы с полным доверием, искренне любили и понимали друг друга.
      С последними словами Инчу-Чуны апачи, включая детей, встали и издали победный клич. Вождь добавил:
      - Отныне мы приняли в нашу семью нового живого Клеки-Петру, а того, который умер, мы положим в склеп. Пусть мои братья сделают это!
      Снова полились скорбные песнопения, затихшие лишь тогда, когда был уложен последний камень. Церемония окончилась. Все отправились готовиться к трапезе. Меня пригласил к себе Инчу-Чуна.
      Его жилище поражало не только размерами, но и скромным убранством. Мое внимание привлекла висевшая на стене богатая коллекция оружия индейцев. Прислуживала нам Ншо-Чи - Ясный День. Девушка оказалась непревзойденной мастерицей в приготовлении индейских кушаний. Мы говорили очень мало. Краснокожие вообще молчаливы, к тому же сегодня уже столько было сказано. Стемнело. Виннету обратился ко мне:
      - Мой белый брат хочет отдохнуть или пойдет со мной?
      - Пойду с тобой, - ответил я без лишних расспросов.
      Как я и ожидал, мы спустились к реке. Виннету тянуло к могиле учителя. Мы сели около склепа, Виннету взял меня за руку и долго сидел в полном молчании.
      Здесь я хочу сделать небольшое отступление и рассказать о жизни апачей. В пуэбло жили не все воины - оно не могло вместить всех. Там жил Инчу-Чуна и самые достойные воины, там проходили наиболее важные встречи представителей племени мескалеро, кочевавшего и охотившегося в окрестностях. Здесь была резиденция вождя апачей, отсюда посылали гонцов к льанеро, хикарилья, тараконам, чирикауа, пиналям, гиласам, мимреням, липанам, которые подчинялись власти верховного вождя апачей. Даже навахи, если и не выполняли его приказов, то к советам прислушивались.
      После похорон мескалеро, не жившие в пуэбло, вернулись в свои вигвамы, остались лишь те, кто приглядывал за добытыми у кайова лошадьми.
      Итак, мы сидели с Виннету у могилы в уединеньи, никем не замеченные. Виннету заговорил первым:
      - Мой брат забудет о нашей прежней вражде?
      - Я уже забыл.
      - Но одного ты не сможешь простить нам.
      - Чего?
      - Оскорбления от моего отца.
      - Когда это было?
      - Во время нашей первой встречи.
      - Когда он плюнул мне в лицо?
      - Да.
      - А почему я не смогу простить?
      - Потому что такое оскорбление смывается только кровью.
      - Виннету, прошу тебя, не беспокойся. Я уже забыл об этом.
      - Я отказываюсь понимать моего брата.
      - Поверь мне. Я давным-давно доказал, что забыл это.
      - Чем доказал?
      - Своим добрым отношением к Инчу-Чуне. Или ты полагаешь, что Шеттерхэнд позволит себе плюнуть в лицо и не ответит, если сочтет это за оскорбление?
      - Вот потому-то мы были так удивлены, что ты не ответил.
      - Отец моего брата не может оскорбить меня. Я простил ему и забыл. И давай больше не вспоминать об этом.
      - И все-таки я хочу выяснить все, как брат с братом.
      - Зачем?
      - Ты должен знать обычаи нашего народа. Ни один воин, а тем более вождь, не признается в том, что поступил неверно. Инчу-Чуна знает, что был не прав, но он не может у тебя просить прощения. Поэтому поручил мне поговорить с тобой. Виннету просит тебя от имени отца.
      - Совершенно напрасно, мы - в расчете, я тоже обидел вас.
      - Нет.
      - А вот да! Разве удар кулаком - не оскорбление? А я вас ударил.
      - Но это было в бою. Мой брат благороден и великодушен, и мы никогда не забудем об этом.
      - Давай поговорим о другом. Я стал сегодня вашим сородичем. А как с моими товарищами?
      - Мы не можем принять их в наш род, но будем считать их нашими братьями.
      - А что для этого надо сделать?
      - Завтра мы выкурим с ними трубку мира. В стране моего брата такого обычая нет?
      - Нет. Христиане все братья друг другу без всяких обрядов.
      - Все братья? А разве они не воюют друг с другом?
      - Иногда случается.
      - Тогда они ничем не отличаются от нас. Учат любви к ближним, а сами забывают про нее. Почему мой брат покинул отчизну?
      Странно было услышать подобный вопрос из уст индейца. Но Виннету имел на него право, потому что назывался моим братом и хотел поближе узнать меня. Вопрос был задан неспроста.
      - Чтобы найти здесь счастье, - отвечал я.
      - Счастье? Что такое счастье?
      - Богатство!
      Услышав это, он отпустил мою руку и замер. Я понял, что мои слова поразили его.
      - Богатство! - прошептал он.
      - Да, богатство, - повторил я.
      - Так вот... почему... почему...
      - Что почему?
      - Почему мы видели тебя с...
      Он с трудом пытался вымолвить слово, я поспешил ему на выручку:
      - С захватчиками вашей земли?
      - Ты сам признался. Значит, ты делал это, чтобы стать богатым. И действительно думаешь, что счастье - в богатстве?
      - Да.
      - Ошибаешься! Золото принесло индейцам несчастье. Из-за золота бледнолицые прогоняют нас с наших земель, заставляя постоянно кочевать с места на место, пока мы не умрем. Золото - это наша смерть. Брат мой, не ищи его!
      - Но мне нужно вовсе не золото!
      - Не золото? Но ты сам признался, что ищешь счастье в богатстве.
      - Я так сказал, но богатство - не только золото. Это и мудрость, и опыт, и здоровье. Человека делают богатым милость Божья и уважение людей.
      - Уфф! Уфф! Так вот ты о чем! А какое богатство выбрал ты?
      - Последнее.
      - Милость Божья и уважение людей? Тогда ты очень добрый человек и праведный христианин.
      - Я не уверен; Богу виднее, я просто стремлюсь стать таким.
      - А нас считаешь язычниками?
      - Нет. Вы почитаете Великого Духа и не преклоняетесь перед идолами.
      - Ты можешь исполнить мою просьбу?
      - С удовольствием, я тебя слушаю.
      - Не говори со мной о своей вере и не пытайся меня в нее обратить. Я очень люблю тебя, и мне будет жаль потерять тебя. Все происходит так, как говорил Клеки-Петра. Возможно, твоя вера самая истинная, но индейцам ее не понять. Если бы христиане не убивали и не преследовали нас, может быть, мы смогли бы со временем понять ее, вникнуть в то, о чем говорит ваша священная книга и ваши священники. Обреченные на смерть не в состоянии поверить, что религия убийц есть религия любви.
      - По поступкам людей, нарушающих заветы, нельзя судить о всей религии.
      - Все бледнолицые говорят так. Называют себя христианами, а поступают не по-христиански. У нас есть бог Маниту, его единственное желание, чтобы все люди были добрыми. Я стараюсь быть добрым - значит, я христианин и, несомненно, лучше тех белых, кто думает не о ближних, а о собственной выгоде. Никогда не говори со мной о вере и не старайся сделать из меня так называемого христианина! Вот о чем я хотел просить тебя!
      Я молча пожал ему руку в знак согласия.
      - А как мой брат оказался вместе с захватчиками земли? - спросил Виннету.
      - Разве ты не знал, что по нашим законам это преступление?
      - Мне не приходило это в голову. Я был рад получить место геодезиста, потому что мне обещали хорошо заплатить.
      - Заплатить? Кажется, вы не успели закончить работу? Вам платят до окончания работ?
      - Я получил лишь немного денег и снаряжение. Остальное должны были выплатить после завершения всех работ.
      - А теперь ты потерял эти деньги?
      - Да.
      - Много?
      - Для меня - много.
      Виннету помолчал, потом сказал:
      - Мне жаль, что из-за нас мой брат потерял так много. Ты бедный?
      - Как сказать - ни да, ни нет, а впрочем, что касается денег, то я, в сущности, последний бедняк.
      - Много еще оставалось доделать?
      - Немного, работы на пару дней.
      - Уфф! Если бы я тогда знал тебя, как сейчас, мы бы напали на кайова чуть позже.
      - Чтобы я успел все сделать до конца? - спросил я, пораженный его великодушием.
      - Да.
      - Ты хочешь сказать, что был бы готов согласиться, чтобы мы украли вашу землю?
      - Не украли, а закончили ее измерять. Линии, что вы чертите на бумаге, ничего не значат, земля от этого никуда не исчезнет. Преступление совершается, когда рабочие бледнолицых начинают прокладывать дорогу для огненного коня. Я бы тебе...
      Он запнулся на полуслове, серьезно обдумывая пришедшую в голову мысль, затем произнес:
      - Для того чтобы получить деньги, тебе нужны те самые бумаги?
      - Да.
      - Тогда ты ничего не получишь, потому что все ваши бумаги мы уничтожили...
      - А что стало с нашим снаряжением и приборами?
      - Воины хотели было все сломать, но я запретил. Хотя я не ходил в школу бледнолицых, но все-таки понимаю, что это очень дорогие предметы. Я приказал сохранить их и перевезти сюда. Я хочу вернуть их моему брату.
      - Благодарю тебя и принимаю твой дар. Впрочем, пользы теперь от них мало, но, по крайней мере, я смогу их вернуть.
      - Так, значит, они не нужны тебе?
      - Нужны как раз для завершения измерений.
      - Но у тебя ведь нет бумаги!
      - Я все предусмотрел и сделал копию.
      - И она у тебя есть?
      - Да, вот здесь, в кармане. Хорошо, что твои воины не очистили его.
      - Уфф! Уфф! - обрадовался Виннету и замолчал, что-то обдумывая.
      Позже, узнав о его решении, я был поражен - вряд ли такое могло прийти в голову моим бледнолицым собратьям.
      Встав, Виннету сказал:
      - Мы нанесли ущерб моему белому брату, и Виннету сделает все, чтобы он был возмещен. Но сначала тебе надо хорошенько поправиться.
      Мы вернулись в пуэбло. Впервые за последние дни четверо белых провели спокойную ночь. На следующий день Хокенс, Стоун и Паркер торжественно выкурили с апачами трубку мира. Речи при этом лились рекой, особенно усердствовал Сэм. Он то и дело вставлял в свою речь смешные словечки, и серьезные индейцы тщетно пытались сдерживать приступы смеха. Затем мы удалились, чтобы с мельчайшими подробностями обсудить события прошедших дней. Когда разговор коснулся освобождения Инчу-Чуны и Виннету, Хокенс ни с того ни с чего прочитал мне целую нотацию:
      - Сэр, вы ужасно коварный человек! От друзей нельзя ничего скрывать, особенно если они столько для вас сделали. Вспомните, кем вы были, когда мы впервые встретились в Сент-Луисе? Учителем, который вдалбливал детям азбуку и таблицу умножения! Не отнесись мы к вам серьезно и с должным пониманием, сидеть вам на прежнем месте. Мы освободили вас от таблицы умножения и доставили на Дикий Запад. Тут с невероятным и уму непостижимым терпением волокли гринхорна по прерии, тряслись над ним, как мать над младенцем, как курица с яйцом. Вы понабрались от нас ума-разума, в вечной тьме ваших мозгов забрезжил наконец какой-то луч света. Короче: мы заменили вам отца с матерью, дядю и тетю, носили на руках, кормили лучшими кусками мяса, чтобы вы окрепли телом, отдавали весь свой опыт и мудрость, чтобы вы возмужали духовно. Взамен мы вправе были ждать уважения и почитания, а что получили? Какую благодарность? Ну в точности утенок, которого воспитала курица. Нет, мы слишком много вам позволяли. И я глубоко скорблю, видя, какой черной неблагодарностью вы платите нам за все наши жертвы и любовь. Я не в состоянии перечислить все ваши выходки, но самым ужасным было то, как вы, тайком от нас, освободили двух вождей. Этого я никогда вам не прощу и запомню на всю оставшуюся охотничью жизнь. Результаты этого преступного молчания не замедлили сказаться. Вместо того чтобы зажарить нас на костре, нас признали недостойными этой чести, и теперь мы, живые и здоровые, вынуждены обретаться не в райских кущах, а в этом Богом забытом пуэбло, где нас пичкают всякой дрянью, в то время как с гринхорном вроде вас носятся как с полубогом. Всеми этими несчастьями мы обязаны именно вам. И главным образом из-за того, что вы никудышный пловец. Но... любовь непонятна, как женщина: чем хуже с ней обходишься, тем сильнее она любит; поэтому мы сохраняем вас в наших рядах и наших сердцах и на сей раз, но при условии, что вы одумаетесь и впредь станете умнее. Вот вам моя рука. Вы обещаете исправиться, сэр?
      - Обязательно, - ответил я, пожимая его руку. - Буду брать пример с вас и скоро стану таким, как Сэм Хокенс.
      - Нет, вы только послушайте! Молодой человек надумал сравниться с самим Сэмом Хокенсом! Это равно желанию жабы спеть оперную арию! Я бы посоветовал вам, уважаемый...
      Но тут с хохотом вмешался Дик Стоун:
      - Стоп! Помолчи, старый болтун! Да вы только послушайте, что он тут наговорил! Ты все перепутал, и все у тебя не так! Будь я Шеттерхэнд, не потерпел бы, чтобы меня то и дело обзывали гринхорном!
      - Не потерпел бы? Но он и в самом деле гринхорн!
      - Глупости! Кому мы обязаны жизнью? Сто лучших вестменов, вместе со мной и с тобой, не смогли бы сделать того, что он совершил вчера. Он защищает нас, а не мы его, и хватит смеяться над парнем! Если бы не он, не сидеть бы тебе сейчас здесь с поддельными волосами на голове!
      - Что? Мой парик - это поддельные волосы? А ну-ка повтори, что ты сказал! Это самые настоящие волосы, можешь проверить!
      Сэм снял парик и протянул его Стоуну.
      - Оставь свои патлы себе! - засмеялся Дик.
      - Как тебе не стыдно, Дик, так обзывать мое лучшее украшение? Вот уж от кого не ожидал! Эх, никто не ценит старика Сэма. Я презираю вас. Пойду-ка лучше к своей Мэри, посмотрю, как она там.
      Безнадежно махнув рукой, старый Сэм вышел из комнаты.
      На следующее утро вернулись воины, тайно посланные вслед за кайова; они принесли весть, что те, не останавливаясь в пути, отправились в свои земли и, как видно, не собирались принимать ответных мер.
      Теперь для всех наступило время безмятежного отдыха, для всех - кроме меня. Сэм, Дик и Билл наслаждались гостеприимством апачей, обретенной свободой и бездельем. Единственным занятием Сэма были ежедневные поездки на Мэри, чтобы - как он важно заявлял - они привыкли друг к другу.
      И только я не тратил времени даром. Виннету взялся обучать меня индейским премудростям. Целые дни мы проводили на лошадях, и я познавал все тонкости охоты и военного дела индейцев, пробирался сквозь чащи, учился незаметно подкрадываться, обрабатывал приемы ведения открытого боя и искал Виннету, который очень искусно прятался, тщательно заметая за собой все следы, но я все же умудрялся их обнаруживать. Я часто видел, как он, сидя в зарослях или стоя по колено в воде Пекос, наблюдает за мной, чтобы потом исправить мои ошибки или показать, как надо и как не надо делать. То была великолепная школа, и она доставляла величайшее удовольствие нам обоим. Ни разу я не услышал от Виннету ни похвалы, ни упрека. Он просто учил меня и, надо признаться, оказался замечательным учителем.
      Сколько раз я, не чуя под собой ног, едва добирался до дома! Но там меня вместо отдыха вновь ждали занятия. Я изучал с помощью Виннету, Ншо-Чи и Инчу-Чуны язык и наречия апачей - мескалеро, льанеро и навахо. И овладел ими в короткий срок, тем более, что они очень похожи, а запас слов невелик. Если мы с Виннету отправлялись не слишком далеко, к нам присоединялась Ншо-Чи. И надо было видеть ее радость, когда я справлялся с заданием.
      Как-то раз - мы были в лесу - Виннету попросил меня немного погулять и вернуться на это самое место через полчаса, дав задание найти спрятавшуюся Ншо-Чи. Я отошел на порядочное расстояние и к назначенному часу вернулся. Сначала следы были хорошо видны, потом отпечатки мокасин индеанки исчезли. Мне была хорошо знакома ее легкая поступь, земля вокруг была мягкая, и хоть какой-нибудь след обязательно должен был остаться. А тут - ни одной помятой травинки, ничего, а ведь повсюду рос мягкий мох. Я видел только следы Виннету, а мне нужна была его сестра, а не он. Сам-то он наверняка спрятался поблизости и наблюдает за мной, думал я.
      Я прочесал местность раз, другой, но - тщетно: ни единого знака. Ничего не понимая, я принялся рассуждать: как же Ншо-Чи могла пройти через коварный мох, не задев его? А что, если вовсе его не касалась?
      Внимательно изучив следы Виннету, я заметил, что они стали глубже. Видимо, он взял сестру на руки. Неужели он думал, что я не разгадаю его трюк? Теперь найти Ншо-Чи не составляло для меня никакого труда: следы надо искать не внизу, а наверху!
      Будь Виннету один, он бы осторожно пробирался сквозь чащу. Но если на плечах его сидела Ншо-Чи, он не мог проскользнуть сквозь заросли, не оставив следа. Я внимательно осмотрел ветки. И оказался прав! Руки Виннету были заняты, раздвигать осторожно ветки он не мог, а Ншо-Чи, видно, не подумала об этом. Я быстро обнаружил надломанные веточки и оборванные листья.
      Следы вывели меня к поляне. Наверняка оба сидели на ее другом краю, не подозревая, что уже обнаружены. Я мог подойти к ним, но передумал. Захотелось застать их врасплох. Я крадучись обошел поляну, огляделся и, прячась за деревьями, снова принялся искать следы Виннету.
      Я приблизился к ним совершенно бесшумно. Они спокойно сидели спиной ко мне в зарослях дикой сливы, явно ожидая меня с другой стороны, и тихо разговаривали; слов разобрать я не смог.
      Предвкушая радостную встречу, я решил подползти поближе, но когда до Виннету оставалось не больше вытянутой руки и я было собрался показаться, он вдруг шепотом спросил сестру:
      - Найти его?
      - Нет, - ответила Ншо-Чи. - Он сам придет.
      - Не придет!
      - Придет!
      - Моя сестра ошибается. Да, он много знает, но твой след - в воздухе. Как он найдет его?
      - Найдет. Мой брат Виннету говорил, что Сэки-Лата трудно провести. Почему ты стал думать иначе?
      - Сегодня я дал ему самое трудное задание. Его глаз прочитает любой след, но твой можно понять только умом, а ему такое пока не под силу.
      - Он все равно придет, потому что все умеет, все, что захочет.
      Хотя она произнесла эти слова шепотом, в них прозвучала непоколебимая вера и убежденность.
      - Да, первый раз встречаю человека, который все может. Все, кроме одного.
      - О чем ты?
      - О нашем общем желании.
      Я уже собрался было встать, когда Виннету упомянул о каком-то желании. Разве я мог отказать этим добрым и милым людям? А может быть, они хотели, чтобы я догадался об их желании сам? Надеясь все узнать, я не шевельнулся.
      - А мой брат говорил с ним об этом? - спросила Ншо-Чи.
      - Нет.
      - А наш отец, Инчу-Чуна?
      - Тоже нет. Он собирался, но я удержал его.
      - Почему? Ншо-Чи очень любит этого бледнолицего, я - дочь верховного вождя апачей!
      - Да, ты дочь вождя апачей, но не это самое главное. Любой краснокожий воин и любой бледнолицый был бы счастлив взять тебя в жены. Но только не Шеттерхэнд.
      - Почему мой брат так говорит, если не спрашивал его?
      - Потому что я знаю его. Он не похож на прочих белых: его влечет что-то возвышенное, и индеанку в жены он не возьмет.
      - Он сказал тебе?
      - Нет.
      - А может быть, его сердце уже принадлежит белой скво?
      - Тоже нет.
      - Ты уверен?
      - Мы разговаривали о белых скво, и я понял, что сердце его ни для кого не раскрыто.
      - Так значит, он откроет его мне.
      - Не надейся, сестра моя. Сэки-Лата думает и чувствует не так, как ты представляешь. И выберет женщину под стать себе.
      - Разве я не такая?
      - Ни одна индейская девушка не может сравниться с моей сестрой! Но - что ты знаешь? Что умеешь? Где ты побывала? Моя сестра знает жизнь наших скво, но не имеет понятия, что должна знать и уметь белая женщина. Сэки-Лата не нуждается в золоте и не нужна ему миловидная женщина, индеанка не способна дать ему то, о чем он мечтает.
      Девушка опустила голову и замолчала. Брат ласково погладил ее по щеке:
      - Мне жаль, что я ранил сердце моей любимой сестры, но Виннету всегда говорит правду, как бы горька она ни была. И очень может быть, что Виннету найдет путь, по которому Ншо-Чи добьется своей цели.
      Услышав это, Ншо-Чи мгновенно подняла голову:
      - Какой путь?
      - Путь в город бледнолицых.
      - Я должна туда отправиться?
      - Да.
      - Зачем?
      - Чтобы там научиться всему, что умеет белая женщина, и чтобы потом Сэки-Лата полюбил тебя.
      - Тогда поехали туда как можно скорее! Ты выполнишь мою единственную просьбу, брат мой Виннету?
      - Какую?
      - Поговори с отцом и упроси его разрешить мне поехать в город бледнолицых, он не откажет тебе, потому что...
      Больше я не стал слушать и поспешил незаметно отползти. Мне стало неловко. Я невольно подслушал то, что не предназначалось для моих ушей, и молил Бога, чтобы Виннету и Ншо-Чи не заметили меня, иначе как мы сможем смотреть другу другу в глаза? Отползти как можно тише и осторожнее! Любой звук, любой шелест мог меня выдать. Они поймут, что я проник в тайну прекрасной индеанки, и тогда - прощай мои краснокожие друзья!
      К счастью, мне удалось выбраться незамеченным. Я отполз на большое расстояние, где они меня уже не могли слышать, встал, обогнул поляну и вышел на их след. Приблизившись к ним с той стороны, откуда они меня ожидали, я закричал:
      - Брат мой Виннету, выходи!
      Ответа не последовало, я снова позвал:
      - Брат, выходи, я тебя вижу!
      Опять никто не показался.
      - Ты сидишь в кустах дикой сливы!
      Ветви раздвинулись, и появился Виннету, правда один. Скрываться больше он не мог, но сестру решил не выдавать.
      - Брат мой Сэки-Лата нашел Ншо-Чи?
      - Да.
      - Где же она?
      - Спряталась в кустах.
      - В каких кустах?
      - В тех, куда ведет след.
      - Ты видел ее следы?
      Виннету не верил, что я действительно нашел Ншо-Чи, так как она не оставила следов на земле, и хотел услышать от меня объяснение.
      - Да, я их видел.
      - Но моя сестра старалась не оставить следов.
      - И все-таки они хорошо видны.
      - Но их нет.
      - Нет на земле, потому что Ншо-Чи не шла по земле, но когда ты ее нес, то поломал ветки и оборвал листья.
      - Уфф! Я ее нес?
      - Конечно.
      - Кто тебе сказал?
      - Твои следы. Они стали глубже. Ты сам не мог стать тяжелее, значит, ты взял кого-то на руки. Это была твоя сестра. Вот почему ее нога не коснулась мха.
      - Уфф! А не поискать ли тебе еще раз?
      - Зачем? Ншо-Чи сидит там, откуда ты только что вышел. Я сам выведу ее.
      И я направился было к кустарнику, но девушка меня опередила.
      - Ну что я говорила?! Он нашел меня! - радостно сказала она брату.
      - Моя сестра оказалась права, ошибся я. Мой брат Сэки-Лата сумел прочитать след не только глазами, но и умом. Теперь ты все умеешь!
      - О нет! Мой брат Виннету рано хвалит меня. Мне еще многому надо от него научиться!
      Так я услышал первую похвалу от Виннету. В душе я гордился собой и радовался, что при этом присутствовала его сестра.
      Вечером того же дня Виннету принес красивый, с индейской вышивкой охотничий костюм из белой замши.
      - Этот наряд посылает тебе моя сестра Ншо-Чи. Шеттерхэнду не пристало ходить в лохмотьях.
      Да, моя прежняя одежда действительно превратилась в лохмотья, и пройдись я в них по любому городу Европы, прямиком угодил бы в тюрьму, как последний бродяга. Но мог ли я принять такой дар от Ншо-Чи? Похоже, Виннету понял мои сомнения:
      - Прими его, это я просил сшить. Виннету, которого ты спас, дарит его тебе, а не сестра. Может быть, бледнолицым нельзя принимать подарки от женщин?
      - Только, пожалуй, от жены или родственницы.
      - Ты мне брат, и значит, Ншо-Чи - твоя родственница. А потом, это подарок от меня, она его только сшила.
      Померив на следующий день костюм, я был приятно поражен, увидев, что сидит он на мне превосходно. Куда там нью-йоркскому портному! Я поспешил показаться в нем Ншо-Чи, рассыпался в похвалах ее искусству, чем несказанно ее обрадовал. Потом появились Дик Стоун и Билл Паркер, и тут настала моя очередь удивляться: на них тоже были новые одежды, сшитые индеанками. А когда, несколько часов спустя, я упражнялся в метании томагавка, на поляну выплыло нечто в индейском наряде, в огромных старинных сапожищах и в еще более древней фетровой шляпе с обвисшими полями. Из-под шляпы торчали спутанная борода, здоровенный носище и выглядывали хитрющие глазки. Я сразу узнал моего Сэма Хокенса. Приблизившись ко мне, он спросил:
      - Сэр, узнаете, кто перед вами?
      - Гм, дайте-ка взглянуть!
      Я взял его за плечи, повернул, внимательно оглядел с головы до ног и сказал:
      - Как будто Сэм Хокенс, если я не ошибаюсь!
      - Да, милорд! Вы правы! Сэм Хокенс собственной персоной и во всем великолепии. Вы замечаете что-то новенькое?
      - Наряд?
      - Ну наконец-то!
      - Где же вы его взяли?
      - А помните ту шкуру медведя, что вы мне подарили?
      - Теперь ясно, но кто вам его сшил?
      - Кто? Гм! Да есть тут одна... Хотя, собственно, не совсем...
      - Не понимаю.
      - Одна прекрасная особа.
      - Вот как!
      - Вы не знакомы с несравненной Клиуной-Аи, сэр?
      - Нет. Клиуна-Аи значит Полная Луна. Она замужем?
      - И да, и нет, или, вернее, и нет, и да.
      - То есть, она одинока?
      - Ничего подобного. Если она и замужем и не замужем одновременно - это означает, что она вдова. Ее муж, апач, погиб в последней схватке с кайова.
      - И вы решили ее утешить?
      - Угадали, сэр! Я желаю ей всяческого добра, к тому же она приглянулась мне, и даже очень!
      - Что вы говорите, Сэм?
      - Клиуна-Аи отличная партия!
      - Неужели?
      - Она лучше всех индеанок выделывает шкуры.
      - Вот почему вы решили рискнуть своей!
      - Шутки в сторону, сэр! Мне не до них, мы бы так счастливо зажили с ней... Вы меня понимаете? У нее такое полное, такое круглое лицо, ну совсем как луна.
      - Луна в первой и последней четверти?
      - Не смейте шутить над Луной, к тому же она сама как полная луна, и я, кажется, женюсь на ней, чтоб мне лопнуть!
      - Надеюсь, новолуния не будет? Как вы познакомились?
      - Да все из-за вашей шкуры. Я искал, кто бы смог ее выделать, меня послали к Клиуне-Аи. Я принес ей шкуру, а она когда увидела, то пришла в такой восторг...
      - В восторг от шкуры?
      - Да нет же, разумеется, от меня!
      - У нее хороший вкус, дорогой Сэм.
      - Вот именно, а кроме того, она такая умница, не только обработала шкуру, но даже сшила мне этот наряд. Как я вам в нем нравлюсь?
      - Верх элегантности!
      - Джентльмен, а? Настоящий джентльмен! Она аж подпрыгнула, увидев меня в новом одеянии. Честное слово, сэр, я женюсь!
      - А где ваша старая одежда?
      - Я ее выбросил.
      - Вот-вот, а кто как-то говорил мне, что и за десять тысяч долларов не продаст свою куртку?
      - Это было давно, до знакомства с Клиуной-Аи. Что поделать, все меняется. Привет!
      И жених-коротышка в медвежьей шкуре гордо зашагал прочь.
      Перспектива женитьбы Сэма не встревожила меня, я мог быть спокоен за дальнейшее развитие его романа с прекрасной индеанкой. Стоило лишь взглянуть на жениха: огромные ступни, коротенькие кривые и тонкие ножки, но главное - лицо! Заросшая физиономия с торчащим, словно клюв у ястреба, носом! На такого не клюнула бы даже индеанка. Обернувшись, Сэм небрежно бросил:
      - В новом наряде я чувствую себя совсем другим человеком, я словно заново родился! Зачем мне старье? Костюм делает меня неотразимым, хи-хи-хи!
      На следующий день я встретил его в долине очень задумчивым.
      - Сэм, дорогой мой, что за космические мысли посетили вас?
      - Космические?
      - Да, у вас на лице написано, будто вы собираетесь открыть комету или новую туманность.
      - Сэр, вы попали в точку. Я думал, что открыл комету, а на самом деле, кажется, это туманность.
      - Кто туманность?
      - Клиуна-Аи - сплошная туманность.
      - Неужели? Вчерашняя полная луна превратилась в туманность? Что случилось?
      - Я спросил ее, не собирается ли она снова выйти замуж, а в ответ услышал: нет!
      - Ну, не вешайте нос! Рим и тот не сразу строился.
      - И мой наряд не сшит в одночасье. Вы правы. Я по-прежнему жених. - И он пошел к Клиуне-Аи.
      Когда наутро я оседлал своего пегого - мы с Виннету собирались на медведя, - неожиданно появился Сэм Хокенс и заявил:
      - Сэр, можно мне с вами?
      - На медведя? Вряд ли. Кажется, вас ждет охота на другого зверя.
      - Ох, не везет мне!
      - Что? Что я слышу?
      - Увы, увы, она предъявляет свои требования.
      - Не понимаю.
      - Я опять пошел к ней, сделал... гм... предложение, а она заявила, что сшила наряд по просьбе Виннету.
      - А не из любви к вам?
      - Выходит, что нет. Потом спросила, что я ей дам за выделку шкуры, потому что, видите ли, я сделал ей заказ. Такие вот требования!
      - Значит, она требует платы?
      - Ну да. Это что, проявление любви?
      - Не знаю. В таких делах я не мастак. Дети любят родителей, а родители тем не менее платят за них. А вдруг ваша Полная Луна таким образом проявляет свои чувства?
      - Полная Луна? Скорее Луна на убыли. Так возьмете меня с собой?
      - Виннету берет меня одного.
      - Эх, не везет, так не везет!
      - И вы могли бы запачкать свой новый костюм, дорогой Сэм!
      - Оно и правда, вдруг кровь попадет?
      Незадачливый жених побрел прочь. Но по пути новая мысль пришла ему в голову, он обернулся и спросил:
      - А не кажется ли вам, сэр, что моя старая одежда намного удобнее?
      - Пожалуй.
      - Не пожалуй, а наверняка.
      На этом наш разговор окончился, но на протяжении всех следующих дней Сэм ходил как в воду опущенный. Видимо, луна убывала. И вот в один прекрасный день я увидел его в старом костюме.
      - Что я вижу, Сэм? А я думал, вы его выбросили.
      - Так оно и было.
      - Значит, отыскали?
      - Угу.
      - А что случилось?
      - Наступило новолуние. Глаза бы мои не глядели на эту Клиуну-Аи!
      - А помните, что я вам говорил?
      - Да-да. Произошло все именно так, как вы сказали. Ну, и потом еще этот случай... Знаете, сэр, я был просто вне себя!
      - Можно узнать, что произошло?
      - Вам я скажу. Вчера я опять пришел к ней. В последнее время она ужасно злилась, почти не обращала на меня внимания и постоянно огрызалась. Ну так вот, сижу я, значит, рядом, голову прислонил к столбу. А волосы мои, видимо, зацепились за какой-то сучок. Когда я встал, что-то хлопнуло меня по голове, я оборачиваюсь и... о Боже, что я вижу!
      - Ваш парик?
      - Вот именно! Висит на столбе, а шляпа валяется рядом.
      - И от прежней полной луны даже краешка не осталось?
      - Точно так! Уставилась на меня, как... как на человека, с которого только что сняли скальп...
      - А потом?
      - Потом принялась орать и вопить, словно скальп сняли с нее.
      - И чем все это кончилось?
      - Кончилось? Кончилось новолунием - луна исчезла. Выбежала во двор, вот и все.
      - Но она вернется!
      - Никогда. Она не желает меня видеть, так и просила передать. Глупая скво, ищет, видите ли, мужа с волосами. Ну, что вы на это скажете? Наивно и смешно. Глупо, не правда ли?
      - Гм!
      - Нечего хмыкать, сэр! Чтоб мне лопнуть! Но когда женщина выходит замуж, ей должно быть все равно, что на голове у ее супруга - настоящие волосы или парик. А последний, наоборот, делает ему особую честь, ведь парик стоит денег, а простые волосы растут бесплатно.
      - Ну и пусть себе растут бесплатно.
      - Сэр, это свинство с вашей стороны! Человек пришел к вам за утешением в любовных страданиях, а вы изволите шутить. Чтоб вам тоже носить парик! Чтоб вас краснокожая вдова выставила за дверь! Счастливо оставаться! - И Сэм понесся, как сумасшедший.
      - Сэм, постойте, один вопрос!
      - Что еще? - донеслось издали.
      - А где он?
      - Кто?
      - Ваш новый наряд.
      - Я его вернул. Хотел надеть на свадьбу, но свадьбой и не пахнет, а так не нужна мне ее куртка! Хуг!
      Так закончился роман Сэма с прекрасной Луной. Впрочем, он скоро утешился и признался: теперь уже радуется, что не женился, и больше никогда не расстанется со своей старой курткой, поскольку чувствует себя в ней гораздо лучше, она практичнее и удобнее всяких там нарядов, сшитых краснокожими портнихами. Я оказался прав: жених из Сэма никудышный.
      Вечером того же дня я, как всегда, ужинал вместе с Инчу-Чуной и Виннету. Поужинав, молодой вождь вышел из комнаты, я последовал было за ним, но Инчу-Чуна задержал меня. Он заговорил о злоключениях Сэма, потом вообще о браках между белыми и индейцами. Я догадался - разговор начат неспроста.
      - Как считает мой юный брат, может ли белый взять в жены индеанку?
      - Если священник его благословляет, а индеанка принимает христианскую веру.
      - Следовательно, мой младший брат не взял бы в жены индеанку, если та не перейдет в его веру?
      - Нет.
      - А трудно стать христианкой?
      - Нет, совсем нетрудно.
      - А такая женщина сможет уважать своего отца-язычника?
      - Да. Наша религия велит детям почитать и уважать своих родителей.
      - А какую женщину выберет мой брат: белую или краснокожую?
      - Как мне подскажет сердце, цвет кожи тут ни при чем. Мы все равны перед лицом Великого Духа, и кому суждено соединиться, те всегда найдут друг друга.
      - Хуг! Найдут друг друга, если полюбят. Ты, как всегда, верно и хорошо сказал, брат мой!
      На этом наш разговор закончился. Я неспроста упомянул, что, если индеанка захочет стать женой белого человека, она должна принять христианство. Это серьезное препятствие для индейцев. Я желал Ншо-Чи выйти замуж за самого достойного и благородного воина или вождя, но сам я отправился на Дикий Запад не за краснокожей женой. Более того, я и о белых женщинах пока не мечтал.
      В моих планах, как я их тогда себе рисовал, женитьба не значилась.
      На следующий день я узнал, какие последствия имел мой разговор с Инчу-Чуной. Вождь привел меня в нижние помещения пуэбло, где лежало наше снаряжение.
      - Проверь, все ли на месте?
      Все инструменты были в порядке, незначительные поломки я мог выправить самостоятельно.
      - Мы приняли их за амулеты, поэтому решили сохранить. Мой младший брат может взять их.
      Я стал было благодарить его, но старый вождь прервал меня:
      - Они принадлежат тебе, мы забрали их, потому что ты был нашим врагом. А теперь - ты наш брат и должен получить свои вещи назад. Благодарность здесь излишня. Что ты теперь с ними сделаешь?
      - Когда возвращусь домой, верну их тем людям, у которых взял.
      - А где они живут?
      - В Сент-Луисе.
      - Я был в этом городе и знаю, как туда пройти. Мой сын Виннету тоже там был. Так значит, ты собираешься покинуть нас?
      - Да, но не сейчас.
      - Нам будет очень грустно. Ты стал воином нашего племени, я наделил тебя властью вождя апачей. Мы думали, ты останешься с нами, как Клеки-Петра, навсегда.
      - Но я здесь по другой причине...
      - Ты знаешь, что с ним случилось?
      - Да, он мне все рассказал.
      - Он оказал тебе большое доверие, хотя видел впервые.
      - Наверное, потому, что мы приехали из одной страны.
      - Думаю, не только поэтому. Умирая, он говорил с тобой. Я не понимал вашего разговора, ты потом передал мне его слова. Исполняя волю Клеки-Петры, ты стал братом Виннету, а теперь собираешься покинуть его. Я не могу этого понять.
      - Но ведь и братья расстаются, когда их пути расходятся.
      - Но ты вернешься?
      - Да. Мы обязательно будем вместе, мое сердце отныне принадлежит вам!
      - Твои слова радуют мне душу! Мы всегда будем рады тебе. Но почему ты заговорил о разных путях? Разве с нами ты не сможешь быть счастлив?
      - Я не могу твердо сказать, ведь с вами я провел пока мало времени. Вот две птицы, они сидят и кормятся на одном дереве. Одной птице пищи с дерева хватает, другая же летит в дальние края.
      - Мы можем тебе дать все, что ты пожелаешь.
      - Я знаю, но имею в виду совсем иное - пищу духовную.
      - Да, мне это понятно. Клеки-Петра рассказывал о пище для души бледнолицых. Он тоже тосковал и был часто задумчив, хотя и пытался скрыть от нас свою печаль. Ты моложе его и затоскуешь скорее. Мы не смеем тебя задерживать, но просим: вернись! Кто знает, вдруг ты передумаешь и поймешь, что счастье твое - с нами? Скажи мне, что собираешься делать, когда возвратишься в город бледнолицых?
      - Пока сам не знаю.
      - Ты останешься с белыми, которые прокладывают дорогу для огненного коня?
      - Нет.
      - И правильно сделаешь. Ты - брат краснокожих, и тебе нечего водиться с белыми, которые решили отобрать наши земли и богатства. Но там ты не сможешь жить охотой. Ты беден, ты сказал об этом Виннету. И если бы мы не напали на вас, ты бы заработал денег. Поэтому мой сын попросил меня помочь. Тебе нужно золото?
      Он испытующе взглянул мне прямо в глаза, и я не решился ответить: да.
      - Золото? Но у меня не было золота, и я не вправе его требовать от вас.
      То есть: я не сказал "да", но и не ответил "нет". Я слышал, что некоторые индейские племена владеют тайной богатых месторождений золота, но они никогда не раскрывают ее бледнолицым. Инчу-Чуна, конечно, знал такие места, поэтому и задал мне этот вопрос. Какой же бледнолицый откажется от золота? Я никогда не помышлял о богатстве, о вещах, которые съест ржавчина и моль, но золото считал верным средством для достижения благородных целей. Вождю это могло показаться непонятным...
      - Верно, у тебя не было золота, - ответил он. - Но из-за нас ты лишился заработка, и я хочу помочь тебе. В горах есть золото. Индейцы знают, где оно лежит. Надо пойти и взять его. Хочешь, чтобы я тебе принес его?
      Другой на моем месте принял бы без размышлений это предложение и... ничего бы не получил. Я понял это по хитрому взгляду Инчу-Чуны и ответил ему так:
      - Благодарю тебя! Богатство, добытое без труда, не приносит радости, и настоящую цену имеет лишь то, что ты заработал собственными руками. Не думай, что если я беден, то умру в городе белых с голоду.
      Настороженность исчезла из глаз Инчу-Чуны, он протянул мне руку и с теплотой в голосе сказал:
      - Мы не ошиблись в тебе. Золотая пыль, за которой охотятся бледнолицые, приносит смерть, каждого, кто найдет ее, ждет гибель. Никогда не ищи золото, оно отравит и твое тело, и твою душу. Я хотел испытать тебя. Золота не дам, но деньги ты получишь.
      - Но это невозможно.
      - Возможно, потому что так хочу я. Мы отправимся туда, где вы вели работы, ты закончишь свои измерения и получишь обещанное вознаграждение.
      Я смотрел на него с немым удивлением в глазах. Шутка? Нет, вождь индейцев не сможет позволить себе такие шутки. Или снова испытывает меня? Похоже, нет.
      - Мой младший брат молчит. Ему не по сердцу мое предложение?
      - Да нет, очень даже по сердцу, но я не могу поверить.
      - Почему?
      - Я должен закончить работу, из-за которой мои товарищи отправились на тот свет? Я должен сделать то, за что ты осудил меня еще при нашей первой встрече?
      - Ты делал это без разрешения хозяев земли, теперь же оно у тебя есть. Это решил не я, а мой сын Виннету. Он убедил меня, что твоя работа не причинит нам никакого вреда.
      - Ты ошибаешься, дорога будет построена, и белые обязательно сюда придут.
      Он помрачнел и, помолчав, признал:
      - Ты прав. Нам трудно теперь защищать свои земли. Сначала бледнолицые пошлют такой отряд, как ваш, и мы легко разобьем его, но за ним появятся целые орды, и мы вынуждены будем отступить, иначе нас истребят. И даже ты не в силах будешь нам помочь. А может быть, мой брат, ты считаешь, что если не закончить измерений, они не придут?
      - Нет, я так не думаю. Огненный конь в любом случае, как бы вы ни сопротивлялись, промчится по этим землям!
      - Тогда соглашайся! И тебе - выгода, и нам - вреда никакого. Мы с Виннету все обдумали: мы пойдем вместе с тобой, тридцать воинов будут охранять и помогать нам. Затем они проводят нас до безопасного пути, который ведет на восток. И на большом каноэ бледнолицых мы поплывем в Сент-Луис.
      - О чем говорит мой краснокожий брат? Правильно ли я тебя понял: ты собираешься в Сент-Луис?
      - Да. Я, Виннету и Ншо-Чи вместе с тобой отправимся туда.
      - И Ншо-Чи?
      - Да, моя дочь тоже. Ей хочется побывать в большом городе бледнолицых, чтобы научиться всему, что умеет белая женщина.
      Наверное, у меня был очень глупый вид; он, улыбаясь, добавил:
      - Мой белый брат, видимо, удивлен. Или ему будет неприятно наше путешествие? Скажи прямо!
      - Неприятно? О чем ты говоришь? Наоборот, я очень рад. С вами я буду в полной безопасности, и уже одна эта мысль радует меня. Но главное - со мной будут все те, кого я так люблю.
      - Хуг! - радостно воскликнул вождь. - Как только ты закончишь работу, мы отправимся на восток. Ншо-Чи сможет там жить и учиться?
      - Да, я все устрою. Но вождь апачей должен знать: бледнолицые не так гостеприимны, как индейцы.
      - Я знаю об этом. Когда бледнолицые приходят к нам как друзья, то все получают бесплатно, а вот мы вынуждены за все платить, и даже больше, чем другие белые, к тому же получаем все самое плохое. Ншо-Чи заплатит.
      - К сожалению, ты прав, но прошу тебя, не беспокойся. Я получу кучу денег благодаря твоей великодушной помощи, и вы будете моими гостями.
      - Уфф! Уфф! Ты плохо думаешь об Инчу-Чуне и Виннету. Я говорил тебе, что индейцы знают, где золото. Золотоносные жилы залегают в горах и в долинах под тонким слоем земли. В город бледнолицых мы придем не с пустыми руками. Ншо-Чи получит столько золота, сколько ей понадобится. Алчность бледнолицых заставляет нас добывать его, а нам оно совсем не нужно. Когда мой младший брат будет готов?
      - В любую минуту, когда прикажете.
      - Тогда не будем откладывать. Мы всегда готовы. Отправимся завтра утром, если ты не возражаешь.
      - Отлично. Только надо подумать, что взять с собой, сколько лошадей...
      - Это дело Виннету, он уже давно все придумал, не волнуйся!
      Вернувшись в свое жилище, я увидел Сэма Хокенса.
      - У меня есть новости, сэр, - сияя от радости, объявил он. - Вы будете удивлены, чтоб мне лопнуть!
      - Что случилось?
      - Такие новости, такие новости... А может, вы уже слышали?
      - Дорогой Сэм, да скажите же наконец, в чем дело?
      - Мы уходим отсюда, уходим!
      - Я уже знаю это.
      - Знаете? А я-то думал, что преподнесу вам сюрприз, и, оказывается, опоздал.
      - Мне только что сказал об этом Инчу-Чуна. А вам кто?
      - Виннету. Я встретил его у реки, где он отбирал лошадей. А вы знаете, что Ншо-Чи тоже едет с нами?
      - Да.
      - Очень здорово придумано. И мне это по душе. Кажется, она будет жить в Сент-Луисе, в пансионате. Правда, не могу понять, зачем и для чего, если...
      Он оборвал себя на полуслове, многозначительно посмотрел на меня своими маленькими глазками и продолжал:
      - Если... если только... гм? Если только Ншо-Чи не станет вашей Клиуной-Аи, а? Как вы на это смотрите, молодой человек?
      - Моей Клиуной-Аи, то есть моей луной? Оставляю это вам, я в лунах не разбираюсь. И для чего мне луна, которая то убывает, то прибывает?
      - Опять шутки? Кстати, даже очень хорошо, что моя любовь к этой убывающей луне закончилась.
      - Почему же?
      - Я бы не смог оставить ее здесь, и пришлось бы мне тащить ее с собой. А какой дурак таскает по прерии луну? Хи-хи-хи! Выходит, и в несчастье есть своя выгода. Только одно меня бесит!
      - Что именно?
      - Да моя отличная медвежья шкура; если б я сам ее выделал, то имел бы сейчас превосходную охотничью куртку, а так - ни куртки, ни шкуры.
      - Да, вот несчастье-то! Не горюйте, встречусь еще раз с медведем, и считайте, что шкура ваша.
      - Вы мне подарите шкуру? А не случится наоборот? Вы думаете, что гризли только и ждут, чтобы явился гринхорн и заколол их? Охота у вас была удачная, чего нельзя сказать о шутке насчет убывающей луны, которая, кстати, чести вам не делает. И давайте-ка оставим медведей в покое, по крайней мере на время, пока нас ждет работа. Отличная мысль - закончить нашу работу, а?
      - Благородная, весьма благородная, Сэм!
      - Да, теперь мы получим все денежки, которые нам обещали. А может... А пропади оно все пропадом! Вот было бы здорово!
      - О чем вы, Сэм?
      - Вот если бы вы получили все деньги... все!
      - Не понимаю.
      - Да что тут понимать? Если работа будет закончена, то нам должны заплатить. Ну а раз другие уже мертвы, то вам причитается их доля...
      - И не думайте даже об этом, Сэм! Они ни за что не пойдут на такое.
      - Все возможно, все, вам только надо по-умному все представить и потребовать всю сумму. Вы же почти один сделали всю работу! Ну так как?
      - Нет, и не подумаю требовать больше, чем мне положено.
      - Опять в вас говорит мальчишка! Сколько можно повторять, что здесь, в этой стране, ваша заморская скромность абсолютно не к месту! Ради вашего блага послушайте меня. Распрощайтесь с мыслью стать вестменом, им вы никогда не будете. Силенок не хватит. Вас ждет иная судьба, а для этого нужны деньги, деньги и еще раз деньги. Если будете умницей - получите хорошенькую сумму и заживете спокойно. Если же не послушаетесь меня - свернете себе шею и сдохнете, как рыба, выброшенная на берег.
      - А это уже не ваше дело. Я пересек Миссисипи не для того, чтобы стать вестменом, и плакать не стану, если это счастье обойдет меня. Вот только вас мне будет очень жаль.
      - Меня? С какой стати?
      - Вы отдали столько сил, чтобы из меня что-нибудь получилось; я так и слышу, как мне будут говорить: вам так не повезло с этим никудышным учителем.
      - Никудышный?! Я?! Сэм Хокенс?! Да я все могу! Неблагодарный! Знать вас больше не желаю! - И он гордо удалился, но с полдороги вернулся и важно закончил: - Имейте в виду! Если вы не потребуете всех денег, то это за вас сделаю я и запихну их в ваш паршивый карман!
      И Сэм торжественно зашагал прочь. Он наверняка считал, что идет словно король, но на самом деле походил на шута. Этот милейший человек как всегда желал мне добра. Вот и теперь он хотел, чтобы я получил все деньги, но на это я бы ни за что не согласился.
      Инчу-Чуна оказался прав, когда говорил, что краснокожий воин в любую минуту готов отправиться даже в самый дальний путь. Жизнь в пуэбло продолжала идти своим чередом, ничто не напоминало о предстоящем отъезде. Ншо-Чи была такой же, как всегда, не то что белая дама, сборы которой не обходятся без суматохи и нервотрепки. Эта индеанка отправлялась в далекое и опасное путешествие за прелестями цивилизации, а держалась удивительно спокойно. Меня никто ни о чем не спрашивал, никто ко мне не приставал, я должен был лишь завернуть приборы в мягкие шерстяные одеяла, которые дал мне Виннету. Вечер мы провели как обычно, ни словом не обмолвясь о завтрашней поездке. Спокойствие и выдержка индейцев передались и мне, так что я заснул безмятежным сном. Рано утром меня разбудил Хокенс, докладывая, что все готово к отбытию. Рассвет только забрезжил. Холодное осеннее утро бодрило.
      Наскоро позавтракав, все жители пуэбло высыпали проводить нас к реке. Там мне предстояло впервые увидеть, как шаман предсказывает исход путешествия. На зрелище собрались все жители деревни. В этом важном обряде не последнюю роль играл наш старый фургон. Он стоял на том же месте, и шаман, повесив на него шкуры и покрывала, спрятался внутри.
      Краснокожие окружили фургон, и священный обряд - я мысленно назвал его спектаклем - начался. Сначала из фургона послышалось ворчание и фырканье, словно свора собак и кошек готовилась к отчаянной схватке.
      Я стоял между Виннету и его сестрой. Ншо-Чи сменила девичий наряд на мужской, и теперь ее сходство с братом стало еще заметнее. Непокрытые волосы она завязала узлом на макушке, как брат. На поясе висело несколько разных мешочков, нож и пистолет, на плече - ружье. В этом новом, вышитом разноцветными нитками и украшенном бахромой наряде девушка выглядела воинственно, но в то же время очень женственно и привлекательно, отчего все взгляды были устремлены на нее. Поскольку на мне был такой же костюм, то мы все трое стали похожи друг на друга.
      Кажется, услышав странные звуки из фургона, я немного скривился, на что Виннету заметил:
      - Брат мой не знает нашего обычая, а потому мысленно смеется над нами.
      - Я никогда не смеюсь над обрядами, даже если ничего не понимаю.
      - То, что ты сейчас услышишь и увидишь, будет спором двух сил: злого рока и счастливой судьбы.
      И он начал объяснять мне символику звуков, а потом и жестов, и движений шамана. Фырканье прекратилось, и послышалось протяжное завыванье, прерывающееся легкими всхлипами. Страшное завыванье означало, что шаман видит впереди неприятности, а мягкие всхлипы говорили о добрых силах. Это продолжалось довольно долго; вдруг шаман выскочил из фургона и пустился как сумасшедший с диким ревом бегать по кругу. Затем слегка сбавил темп, перестал выть, напускной страх прошел, и он начал медленный замысловатый танец, сопровождающийся монотонным пением. Его лицо скрывала маска, тело было обвешано разными странными и даже жуткими предметами. Вскоре танец и пение постепенно прекратились, шаман присел, спрятал голову и долго сидел, не двигаясь и не говоря ни слова. Наконец резко поднялся и поведал зрителям то, что ему было дано увидеть в будущем.
      - Слушайте, слушайте, сыновья и дочери апачей! Вот что открыл мне Великий Дух Маниту! Вожди Инчу-Чуна и Виннету и наш бледнолицый вождь Сэки-Лата уезжают со своими белыми и краснокожими воинами, чтобы отвезти в город белых молодую дочь нашего племени Ншо-Чи. Добрый Маниту будет оберегать их во время пути, и они возвратятся счастливо домой. Ншо-Чи останется там, а потом тоже вернется. Но одного из них мы не увидим больше никогда.
      Он замолчал и опустил голову, чтобы выразить свое сожаление по поводу грустного пророчества.
      - Уфф! Уфф! Уфф! - пораженные краснокожие заволновались, но никто не посмел задать вопрос: кого?
      Колдун молчал, и Сэм Хокенс не выдержал:
      - Кто же не вернется? Скажи нам, шаман!
      Тот погрозил ему рукой, повременил, затем поднял голову, остановил свой взгляд на мне и воскликнул:
      - Лучше бы меня не спрашивали! Я не хотел говорить, но любопытный бледнолицый, Сэм Хокенс, заставил меня открыть его имя. Мы больше не увидим Сэки-Лату! Смерть настигнет его. И пусть те, кому я предсказал счастливое возвращение, держатся от него подальше, если не хотят тоже умереть! Рядом с ним они в опасности, а вдали - спасены! Это открыл мне Великий Дух! Хуг! - И он вернулся в фургон.
      Краснокожие, глядя на меня, громко выражали свое сочувствие.
      - Что этому бездельнику пришло в голову? - возмутился Сэм. - Вы умрете? Только такая глупая башка могла до такого додуматься! У него все мозги высохли! С чего он это взял?
      - Лучше спросите, что за этим кроется! Он не любит меня, ни разу не заговорил со мной. Впрочем, я платил ему тем же и просто не замечал его. Боится, как бы мое влияние на вождей не перекинулось и на остальных, а тут подвернулся подходящий случай, вот он и напророчил мне беду.
      - Ну, я ему сейчас задам! Пара хороших тумаков...
      - Стойте, Сэм! Не стоит принимать глупости так близко к сердцу.
      Инчу-Чуна, Виннету и Ншо-Чи, услышав такое пророчество, озабоченно переглянулись. Не знаю, поверили они в него или нет, зато прекрасно понимали, какое воздействие оно окажет на всех присутствующих. С нами должны были отправиться тридцать воинов, но если они поверили, что пребывание рядом со мной несет смерть, переубедить их будет невозможно. Раз предсказание не изменить, значит, надо смягчить его силу. Моментально сообразив это, Инчу-Чуна и Виннету на виду у всех взяли меня за руки, и Инчу-Чуна громко, чтобы все услышали, сказал:
      - Братья мои и сестры! Слушайте меня! Наш брат шаман умеет заглядывать в будущее, и то, что он предвидел, часто сбывалось. Но мы не раз убеждались, что он тоже ошибается. Обещал во время засухи дождь, но тот до сих пор не прошел. А перед последним походом на команчей сулил нам большие трофеи, а мы же, одержав победу, получили лишь несколько старых кляч и три дрянные винтовки. Советовал прошлым летом идти на реку Тояли, где пасутся стада бизонов, и мы последовали его совету, но добыли так мало мяса, что зимой чуть не умерли с голоду. Я могу вспомнить и много других случаев. Увы, зрение порой ослабевает. Может, он и сейчас ошибается, когда говорит о нашем друге, Сэки-Лате. Я предаю его слова забвению. Призываю сестер и братьев моих поступить точно так же. Посмотрим, сбудутся ли они.
      И тут неожиданно вмешался Сэм:
      - Не будем ждать, и не надо ждать, потому что есть способ сразу проверить, правду ли сказал шаман.
      - О каком способе говорит мне мой бледнолицый брат? - удивился вождь.
      - Сейчас скажу. Не только у краснокожих имеются шаманы, умеющие видеть будущее, и самый великий из бледнолицых шаманов - это я, Сэм Хокенс!
      - Уфф, уфф! - удивились апачи.
      - Да, да, удивляйтесь! Вы же принимали меня за самого обыкновенного вестмена, и все потому, что вы меня не знаете. Я вам не какой-нибудь первый встречный бродяга. Вы меня еще узнаете! Пусть воины возьмут томагавки и выкопают в земле узкую, но глубокую яму.
      - Мой брат хочет заглянуть внутрь земли? - спросил Инчу-Чуна.
      - Да, так как будущее сокрыто или в чреве земли, или в звездах. Но сейчас, ясным днем, звезд не видно, поэтому я обращаюсь к земле, - доходчиво объяснил Сэм.
      Несколько индейцев бросились копать томагавками яму в земле.
      - Бросьте валять дурака, Сэм, - шепнул я. - Если краснокожие поймут, что вы водите их за нос, дело может принять совсем нежелательный оборот!
      - Я валяю дурака? Вожу за нос? А как называется то, что выделывал тут их шаман? Не водил за нос? Что можно ему, позволительно и мне, чтоб мне лопнуть, уважаемый сэр. Я знаю, что делаю. Отойдите и не мешайте мне колдовать. Если мы ничего не предпримем, то воины, которые пойдут с нами, начнут сторониться нас.
      - Вы, конечно, правы, но умоляю вас: не ломайте комедию!
      - Никаких комедий не будет! Не волнуйтесь!
      И все-таки мне стало как-то не по себе. Я прекрасно знал склонность Сэма к шуткам. Надо было остановить его, но Сэм уже направился к индейцам, чтобы показать, какой глубины рыть яму.
      Когда яма была готова, он приказал воинам вернуться на свои места, а сам снял кожаную куртку, застегнул ее на все пуговицы и водрузил над ямой, так что теперь старая хламида напоминала деревянную трубу. Покончив с приготовлениями, он сделал трагическое лицо и воскликнул:
      - Мужчины, женщины и дети апачей сейчас увидят, что я, бледнолицый кудесник, буду делать, и удивление охватит их! От моих волшебных заклинаний разверзнется земля, и я увижу, что нас ждет в ближайшем будущем!
      Отойдя на несколько метров от ямы, он медленно и торжественно стал описывать вокруг нее круги, повторяя, к моему величайшему удивлению, таблицу умножения, причем так быстро, таким гнусавым голосом и с такими ошибками, что не только индейцы, но и мы почти не разбирали слов. Дойдя до умножения на девять, он ускорил шаг и для разнообразия принялся быстро подскакивать вокруг куртки, громко завывая и размахивая руками. Набегавшись и накричавшись до хрипоты, он подошел к куртке, несколько раз низко ей поклонился и засунул голову в горловину, чтобы заглянуть внутрь ямы.
      Я страшно волновался, наблюдая за его кривляньем, однако, оглядевшись, понял, что краснокожие весьма серьезно воспринимают этот спектакль. Лица обоих вождей по-прежнему выражали спокойствие, хотя, несомненно, Инчу-Чуна догадывался, что Сэм ломает комедию.
      Старый хитрец продержал голову внутри куртки примерно минут пять, при этом размахивал руками, словно видел перед собой страшные и необыкновенные картины. Наконец с важным видом вытащил голову, расстегнул куртку, надел ее вновь на себя и обратился к собравшимся:
      - Пусть мои краснокожие братья зароют яму, потому что, пока земля открыта, я не могу говорить.
      Когда все было сделано, Хокенс глубоко и облегченно вздохнул, как сильно уставший человек, и начал вещать:
      - Ваш краснокожий брат шаман плохо увидел будущее, оно совсем другое. Я узнал, что произойдет в ближайшие недели, но всего открыть не могу. Могу лишь кое-что объяснить. Я видел ружья и слышал выстрелы. Тот, кто сделает последний выстрел, останется жив, последним же выстрелит ружье Шеттерхэнда. Он победит. Несчастье грозит моим краснокожим друзьям, и только рядом с Шеттерхэндом они будут в безопасности. А если сделают так, как говорил ваш шаман, то погибнут. Я все сказал! Хуг!
      Пророчества Хокенса произвели ожидаемое впечатление, по крайней мере в данный момент. Краснокожие ему явно поверили, но с опаской поглядывали в сторону фургона, ожидая появления шамана. Но тот не показывался - верный знак того, что признал себя побежденным. Сэм Хокенс подошел ко мне и, сверкнув глазами, спросил:
      - Ну, сэр, как у меня получилось?
      - Как у самого настоящего обманщика!
      - Отлично! Значит, все в порядке? Или нет?
      - Да, мне кажется, вы своего достигли.
      - Наверняка. Шаман посрамлен и не посмеет теперь носа высунуть.
      Виннету спокойно и многозначительно взглянул на нас. Его отец не выдержал, подошел и обратился к Сэму:
      - Мой белый брат очень мудр, у него есть куртка пророчеств, и он лишил слова шамана силы. Слава о его куртке пройдет от одной Большой Воды до другой. Но Сэм Хокенс сказал лишнее.
      - Что же лишнее? - недоумевал бледнолицый прорицатель.
      - Достаточно было упомянуть, что Сэки-Лата не принесет несчастья. Зачем Сэм Хокенс добавил, что смерть подстерегает нас?
      - Потому что я так видел в яме.
      Инчу-Чуна остановил его:
      - Вождь апачей знает, как обстоит дело. И не стоило говорить о смерти, вселять страх в души наших людей.
      - Страх? Воины апачей смелые и бесстрашные люди.
      - Да. И мы докажем это, даже если на наш мирный отряд нападут враги. Выступаем!
      Привели лошадей, на них погрузили мои инструменты, съестные припасы и прочие необходимые вещи.
      У индейцев существует свой обычай провожать отправляющихся в поход: жители деревни некоторое время бегут за ними. На этот раз Инчу-Чуна отменил проводы. Тридцать краснокожих воинов простились с женами заранее, ибо звание воина не позволяло сделать это при всех. И только один из нас прощался во всеуслышание - конечно же, Сэм Хокенс, заметивший среди женщин Клиуну-Аи. Сидя верхом на муле, он приблизился к ней и спросил:
      - Луна знает, что я видел в яме?
      - Знаю, я слышала, что ты говорил.
      - Я видел еще кое-что: например, тебя.
      - Меня? Я тоже была в яме?
      - Да. И я знаю твое будущее. Рассказать?
      - Расскажи! - Бедная индеанка вся дрожала. - Что принесет мне будущее?
      - Оно ничего не принесет. Наоборот, отнимет одну очень ценную вещь.
      - Какую? - упавшим голосом спросила она.
      - Твои волосы. Через несколько месяцев ты их потеряешь и станешь лысой, как луна, у которой тоже нет волос. И тогда я пришлю тебе мой парик. Прощай же, мутная луна!
      Он пришпорил мула и с хохотом помчался вперед, а Клиуна-Аи пряча лицо, сокрушалась, что так глупо позволила посмеяться над собой.
      Мы ехали в таком порядке: Инчу-Чуна, Виннету с сестрой и я - впереди, за нами Хокенс, Паркер и Стоун, затем тридцать апачей, которые по очереди вели навьюченных лошадей.
      Ншо-Чи сидела на лошади по-мужски. Она была великолепной наездницей, в чем, впрочем, я убедился еще раньше, и не только легко сидела на коне, но так же свободно владела оружием. Посторонний мог принять ее за брата Виннету, но острый глаз сразу же заметил бы мягкие линии девичьего лица и фигуры. Ншо-Чи была прекрасна, ослепительно хороша, и ее красоты не портили ни мужская одежда, ни мужские повадки.
      Первые дни похода пролетели без особых происшествий. Тогда, после памятного нападения на нас, апачи добрались до пуэбло за пять дней, так как пленные и раненые не позволяли двигаться с большей скоростью. На этот раз мы доехали до места, где Рэттлер убил Клеки-Петру, за три дня. Здесь мы остановились на ночлег. Апачи собрали камни и воздвигли своего рода памятник. Виннету стал еще серьезнее и задумчивее.
      На следующий день мы отправились на то место, где были прерваны наши изыскательские работы. Из земли по-прежнему торчали колышки, и я мог сразу приняться за работу, однако нас отвлекли более неотложные дела.
      Тогда, после боя, апачи не потрудились похоронить убитых белых и воинов кайова, и они лежали до сих пор там, где их застигла смерть. Звери и стервятники взялись за работу вместо людей. Мне, Сэму, Дику и Биллу пришлось заняться малоприятной процедурой захоронения человеческих останков, поскольку апачи, естественно, нам не помогали.
      На это ушел целый день, и только на следующее утро я приступил к работе. Вместе с воинами мне помогал Виннету, а его сестра просто не отходила от меня ни на шаг. Как же приятно и споро шла работа! Свободные от работы воины охотились в окрестностях и вечером приносили пойманную добычу. Само собой разумеется, мы быстро продвигались вперед.
      Рельеф местности оказался довольно сложным, но тем не менее через три дня мы подошли к соседнему сектору, а весь четвертый день я посвятил уточнению чертежей и записей. Я остался очень доволен столь быстро завершенной работой. Не за горами была зима, ночи стояли холодные, и нам приходилось постоянно поддерживать огонь в костре.
      Я упомянул, что апачи помогали мне, однако делали это без видимого удовольствия. Они подчинялись лишь приказу вождя, и я откровенно радовался, когда освобождал их от работы. А по вечерам тридцать апачей разбивали свой лагерь чуть дальше, чем это было принято у индейцев. Инчу-Чуна и Виннету, разумеется, все видели, но ничего не говорили.
      Сэм тоже заметил это:
      - Наши краснокожие друзья не падают с ног от усталости. Так было и так будет всегда: индейцы - отличные охотники и храбрые воины, но работать не любят. Работа не для них.
      - То, что они делают для меня, совсем не тяжело и, собственно, это не работа. Причина же поменьше работать - в другом.
      - Да неужели? В чем же, позвольте полюбопытствовать?
      - Просто они помнят пророчества шамана и верят ему больше, чем вам, Сэм.
      - Возможно, но это глупо!
      - Кроме того, работа на съемке для них особенно неприятна. Судите сами - земля принадлежит им, я же измеряю ее для чужих, для врагов. Вот так-то, дорогой Сэм.
      - Но их вожди велят...
      - Безусловно. Но сие не означает, что воинам это по душе. Вот они и протестуют по-своему, тихо.
      - Часто я ловлю их на том, как они собираются в кружок и о чем-то шепчутся. Голову даю на отсечение - обо мне. Причем ничего хорошего обо мне не говорят.
      - Ну и пусть. Их мысли и слова не причинят нам зла. Нам зато вовсю помогают Инчу-Чуна, Виннету и Ншо-Чи, и уж на них-то можно положиться.
      Сэм был абсолютно прав, потому что Виннету и его отец помогали нам буквально во всем с искренней братской учтивостью. Индеанка угадывала любое мое желание, по глазам читала каждую мысль. Она делала всегда то, что я хотел, даже в тех случаях, когда я ничего не говорил, с трогательной заботливостью помня даже о мелочах. С каждым днем я чувствовал все большую признательность. Девушка быстро все схватывала и внимательно слушала. Вскоре я, к моей великой радости, понял, что как-то незаметно стал ее учителем, каждое слово которого было для нее откровением.
      Что бы я ни говорил, она впивалась взглядом в мои губы, повторяла каждое мое движение, даже если по обычаям ее народа оно было противоестественным. Казалось, она здесь только ради меня, мое здоровье и мои удобства для нее были важнее, чем для меня самого, поскольку я считал неприличным выделяться среди остальных.
      К концу четвертого дня я закончил измерения, завернул инструменты в одеяла, и на пятый день рано утром мы отправились дальше. Вожди одобрили маршрут, по которому Сэм привел нас сюда.
      Через два дня мы вышли на плоскую, поросшую травой и редким кустарником равнину. На Диком Западе, где часты опасные встречи, очень важно загодя заметить любого путника.
      Неожиданно впереди мы увидели четверых белых всадников. Они тоже заметили нас и остановились, раздумывая, ехать ли вперед или свернуть в сторону. Повстречаться с тридцатью краснокожими - опасное дело для белого человека, если к тому же не знаешь, из какого те племени. Разглядев, что среди краснокожих находятся белые, путники отбросили сомнения и поскакали нам навстречу.
      Они были одеты как ковбои, вооружены винтовками, ножами и револьверами. Когда до нас оставалось шагов двадцать, вскинув по принятому на Западе обычаю ружья, всадники остановились и один из них крикнул:
      - Добрый день, господа! Нам держать ружья наготове?
      - Добрый день, джентльмены, - ответил Сэм. - Уберите свои пушки! Мы не собираемся вас съесть! Позвольте спросить, откуда путь держите?
      - От нашей старушки Миссисипи.
      - И куда направляетесь?
      - В горы, в Нью-Мексико, а потом в Калифорнию. Говорят, там нужны пастухи и платят больше, чем в тех краях, где мы жили прежде.
      - Вам виднее, сэр, однако путь вам предстоит далекий, мы идем именно оттуда и направляемся в Сент-Луис. Дорога безопасна?
      - Вполне. По крайней мере, мы ничего не слышали. Ну, потом вам нечего бояться, вас много, или краснокожие джентльмены покинут вас?
      - В город пойдут только двое мужчин и девушка, дочь старшего из них. Это вожди апачей Инчу-Чуна и Виннету.
      - Что вы сказали, сэр? Краснокожая леди едет в Сент-Луис? Позвольте узнать ваши имена.
      - Извольте. Мы честные люди, и нам нечего скрывать их. Меня зовут Сэм Хокенс, чтоб мне лопнуть! Это мои друзья - Дик Стоун, Билл Паркер, а рядом вы видите Олд Шеттерхэнда. Этот юноша продырявил ножом медведя гризли и любого свалит с ног одним ударом. А теперь не будете ли и вы так любезны представиться нам?
      - С удовольствием. О Сэме Хокенсе мы много слышали, а вот остальных не знаем. Меня зовут Сантэр, и я не столь прославленный вестмен, как вы, а простой и бедный ковбой.
      Он представил своих спутников, но я не запомнил их имена. Обменявшись вежливыми фразами, мы разъехались в разные стороны. Когда те удалились, Виннету спросил Сэма:
      - Зачем мой брат так подробно рассказал о нас?
      - А почему я должен был скрывать?
      - Лучше было промолчать.
      - А что в том плохого? Они вежливо спросили, и я так же вежливо ответил. Сэм Хокенс всегда так поступает.
      - Я не верю в вежливость бледнолицых. Они были вежливы, потому что нас оказалось в восемь раз больше. Очень жаль, что ты открыл им, кто мы такие.
      - Почему? Ты думаешь, может что-нибудь случиться?
      - Конечно.
      - Что?
      - Все что угодно. Не понравились мне эти бледнолицые. У того, с кем ты говорил, злые глаза.
      - Я не заметил. Но и что из того, если злые? Они едут своей дорогой, мы - своей, им в голову не придет нападать на нас.
      - Но я все-таки посмотрю, что они будут делать. Поезжайте потихоньку вперед, а мы с Шеттерхэндом проверим, действительно ли они едут туда, куда сказали, или только притворяются.
      Наши друзья двинулись дальше, а мы с Виннету поскакали вслед за той четверкой. Признаться, мне тоже не понравился этот Сантэр, да и трое его попутчиков не вызывали особого доверия. Хотя, с другой стороны, как и чем они могли навредить нам? Если это и были любители запускать руку в чужой карман, вряд ли они приняли нас за достойную внимания дичь. И даже если они сочли, что у нас есть чем поживиться, вряд ли вчетвером отважились бы напасть на тридцать семь хорошо вооруженных людей. Я поделился своими сомнениями с Виннету, и тот ответил:
      - Если они нападут на нас, то сделают это исподтишка. Они выберут жертву и будут ждать удобного случая.
      - А кого же они выберут? Ведь они совершенно нас не знают.
      - Того, у кого золото.
      - Золото? Откуда они могут знать, есть ли у нас золото? А если и есть, то у кого? Они что, видят нас насквозь?
      - Вовсе нет, просто догадаются. Сэм Хокенс неосмотрительно проговорился, кто мы такие и куда едем. Этого им достаточно.
      - Ах! Теперь я понял, что мой брат имеет в виду. Индейцы, направляющиеся в город, должны иметь деньги, которых у них нет, значит, они везут золото. К тому же вы вожди, и вам, конечно, известны золотоносные места, поэтому скорее всего у вас много золота.
      - Мой брат Сэки-Лата верно рассуждает. Если эти бледнолицые - грабители, они нападут на нас, на вождей. И ничего не найдут.
      - Не найдут? Но вы же хотели взять с собой золото!
      - Мы сделаем это только завтра. Зачем носить его с собой, пока оно не нужно? Платить придется тогда, когда мы подъедем к городу. Вероятно, завтра мы заберем золото.
      - Значит, эти золотоносные места лежат рядом с нашей дорогой?
      - Да, есть такая гора, которая называется Наггитциль. Так зовем ее только мы, а остальные не знают, что там есть золото, и называют ее по-другому. Сегодня к вечеру мы к ней подъедем и возьмем столько золота, сколько нам потребуется.
      Признаюсь, я очень удивился. Эти люди знали места больших залежей драгоценного металла и, вместо того, чтобы пользоваться им, продолжали жить в нищете, а ведь стоило лишь протянуть руку - и карманы наполнились бы сокровищами! Что за люди эти индейцы!
      Чтобы Сантэр нас не заметил, мы соблюдали все меры предосторожности, используя как прикрытие каждый холм, каждый куст. Через пятнадцать минут мы увидели всех четверых, во весь дух скакавших своей дорогой. Вероятно, они очень спешили. Мы остановились; Виннету проводил их взглядом, пока те совсем не скрылись, и только потом сказал:
      - Бледнолицые не замыслили ничего плохого, мы можем быть спокойны.
      Как же он ошибался! Ковбои уже задумали свое черное дело и перехитрили нас. Опасаясь, что мы проследим за ними, они сделали вид, будто спешат, и только потом повернули назад и поехали следом за нами.
      Развернув лошадей, мы быстро нагнали своих товарищей. К вечеру наш отряд добрался до места. Осторожные вожди тщательно обследовали местность и только потом приказали разбить лагерь. Место выбрали у родника с прозрачной, чистой водой. Травы для лошадей было в достатке, кругом росли деревья и кустарник, и мы без опаски могли развести костер. Инчу-Чуна назначил два караула. Казалось, все меры предосторожности были приняты.
      Апачи, как обычно, расположились на некотором расстоянии от нас и приступили к вечерней трапезе, состоящей из куска пеммикана. Мы всемером сидели у разведенного вблизи кустов костра, поскольку тут меньше досаждал холодный вечерний ветер.
      После ужина, как всегда, мы принялись обсуждать планы на следующий день, и Инчу-Чуна сообщил, что завтра тронемся в путь чуть позже, ближе к полудню, а когда Хокенс поинтересовался о причине задержки, он не таясь - о чем я потом страшно сожалел - ответил:
      - Это должно остаться в тайне, но если мои бледнолицые братья поклянутся, что никогда не воспользуются ею, я вам открою ее.
      Мы поклялись, и он продолжал:
      - Нам нужны деньги, и завтра вместе с Виннету и Ншо-Чи я отправлюсь за наггитами, золотыми самородками, и вернемся мы только к полудню.
      Стоун и Паркер от удивления вскрикнули, а Хокенс спросил с не меньшим изумлением:
      - Здесь рядом лежит золото?
      - Да, - спокойно ответил Инчу-Чуна. - Но об этом никто не знает, даже мои воины. Сам я узнал это от своего отца, а тот - от своего. Такие тайны передаются от отца к сыну, они священны. И даже самому верному другу не рассказывают про них. Но я говорю вам об этом, однако места не называю, и каждого, кто осмелится пойти за нами, - застрелю.
      - Нас ты тоже убьешь?
      - Непременно! Я доверяю вам, но, если вы злоупотребите моим доверием, вас ждет смерть! Надеюсь, до нашего возвращения вы не покинете лагерь. Хуг!
      Мы молча восприняли это краткое, но грозное предостережение. Потом разговор перешел на другую тему, и вдруг Сэм Хокенс самым неожиданным и невежливым образом прервал нашу беседу. Инчу-Чуна, Виннету и я сидели спиной к кустам, а Сэм, Дик и Билл - напротив нас. Громко вскрикнув, Хокенс вдруг вскинул ружье, прицелился и выпалил по кустам, переполошив весь лагерь.
      Подбежали индейцы, мы тоже вскочили, спрашивая Сэма, что случилось.
      - Там в кустах, за спиной Инчу-Чуны, были глаза!
      Схватив головни из костра, индейцы бросились в кусты, но никого не нашли. Постепенно все успокоились и вернулись к огню.
      - Сэму Хокенсу наверняка показалось, - сказал Инчу-Чуна. - Угольки мерцают, вот и померещилось.
      - Да нет, я почти уверен - там были глаза.
      - Может, ветер пошевелил листья, и мой брат увидел их блестящую сторону, приняв за глаза.
      - Может быть, так оно и было, выходит, я застрелил два листика, хи-хи-хи!
      И он засмеялся своим привычным смехом. Однако Виннету было не до шуток. С тревогой в голосе он сказал:
      - В любом случае мой брат совершил ошибку, которой в будущем должен избегать.
      - Я?! Ошибку?! Какую?
      - Не надо было стрелять.
      - Не надо? Вот те на! Разведчик забрался в кусты, и я имею полное право послать ему пулю в лоб, чтоб мне лопнуть!
      - А откуда мы знаем, что разведчик пришел с плохими намерениями? Он, может быть, потому и подкрался, что решил выяснить, кто мы такие, а потом бы вышел из кустов и поприветствовал нас.
      - Ну... бывает, конечно, - неохотно согласился Сэм.
      - Этот выстрел очень опасен для нас, - продолжал Виннету. - Одно из двух: либо моему брату Сэму померещилось и это были не глаза, тогда выстрел может привлечь к нам врагов, находящихся поблизости, либо действительно кто-то следил за нами, но и в том случае тоже было бы лучше не стрелять, потому что заранее ясно, что промахнешься.
      - Ого! Сэм Хокенс бьет наверняка! Очень бы хотел посмотреть на того, кто мне докажет, что я промахнулся.
      - Я тоже умею стрелять, но и я бы промахнулся. Ведь разведчик заметил, что в него целятся, быстро убрал голову, пуля прошла мимо, и он скрылся в темноте.
      - Все это так, но что бы сделал мой краснокожий брат на моем месте?
      - Не стал бы вскидывать винтовку, пусть лежит на коленях, а незаметно выстрелом с бедра ранил бы его. Или, еще лучше, незаметно зашел бы ему в тыл, чтобы схватить живьем.
      Выстрелить из ружья, лежащего на коленях, чрезвычайно трудно. Не каждому вестмену хватит сноровки на такой выстрел, хотя отличных стрелков среди них много. Я ничего не знал о такой манере стрельбы, поэтому, когда Виннету упомянул о ней, решил обязательно овладеть приемом, называемым выстрелом с бедра.
      Представьте себе, сижу я, один или с товарищами, у костра, справа от меня лежит ружье. Вдруг замечаю следящие за мной глаза. Лицо наблюдателя скрыто, его выдает матовый, фосфоресцирующий блеск глаз. Однако должен заметить, что обнаружить в густой листве их чрезвычайно трудно, научиться этому невозможно, все дело в остром зрении, которое дается от рождения.
      А вот незаметному выстрелу научиться можно. Выстрел с бедра производится следующим образом: слегка приподняв бедро и небрежным жестом одной руки пристроив на нем ружье, надо навести ствол на противника и спустить курок.
      Мастерски стрелял с бедра Виннету. Я долго приноравливал свой громоздкий карабин к этому приему, и постоянными упражнениями в конце концов достиг желаемого.
      Мы поискали-поискали и, не найдя никого, успокоились, тем не менее Виннету встал и пошел проверить кустарник еще раз. Через час он вернулся:
      - Никого. Сэму Хокенсу, должно быть, показалось.
      Но все-таки удвоил охрану, приказав обходить лагерь дозором. Мы легли спать.
      Спал я плохо, часто просыпался, мне снились тревожные сны, главным действующим лицом которых был Сантэр и его друзья.
      Позавтракав мясом и кукурузной похлебкой, Инчу-Чуна с сыном и дочерью отправились за золотом. Я просил взять и меня и объяснил - не золото тому причиной, а Сантэр.
      - Брат мой, не беспокойся за нас, - ответил Виннету. - Ради твоего спокойствия я еще раз поищу следы Сантэра. Мы знаем, что золота тебе не надо, но если ты пойдешь с нами, узнаешь, где оно лежит, тебя может потянуть к сеющему смерть песку, как тянет всякого бледнолицего, пока душа и тело его не найдут погибели. Мы просим тебя - не ходи с нами. Не потому, что не доверяем, а потому, что любим и хотим уберечь тебя.
      Я подчинился. Виннету еще раз внимательно осмотрел окрестности. Не обнаружив никаких следов, вожди двинулись в путь. Пошли пешком, значит, место было недалеко.
      Я разлегся на траве, закурил трубку и, стараясь побороть не оставлявшее меня беспокойство, завел разговор с Сэмом Хокенсом, Диком и Биллом. Тревога не проходила, и я поднялся, не в силах сидеть без дела, вскинул карабин на плечо, решив развеять тяжелые мысли охотой в прерии.
      Индейцы ушли на юг, а я решил пойти на север, подальше от запретного места.
      Через полчаса я наткнулся на следы мокасин, которые оставили три человека. Следы больших, средних и маленьких ног означали, что здесь прошли Инчу-Чуна, Виннету и Ншо-Чи. Значит, они отправились сначала на юг, чтобы мы подумали, будто золото лежит там, а потом, повернули на север.
      Что делать? Идти за ними? Увидев мой след, они подумают, что я следил за ними. В лагерь мне возвращаться не хотелось, и я повернул на запад.
      Однако вскоре новые следы привлекли мое внимание - следы четырех мужчин в сапогах со шпорами. Естественно, я мгновенно подумал о Сантэре. Следы вели из ближайшей дубовой рощи туда, где в это время мог находиться Инчу-Чуна с детьми. Не раздумывая, я поспешил к роще. Там стояли лошади Сантэра и его товарищей. Я сразу узнал их. Все говорило о том, что ковбои провели здесь ночь. Так значит, они вернулись! Неспроста! Прав оказался Виннету! И Сэму Хокенсу вчера вечером не показалось - он действительно видел глаза разведчика, но спугнул его. Теперь все стало ясно: нас подслушали. Сантэр выбрал свою жертву и дожидался подходящего момента. Но как же он умудрился наблюдать за нами, ведь отсюда до нашего лагеря довольно далеко?
      Я решил внимательно осмотреть деревья. Они были высокие и не толстые, забраться на верхушку не составляло большого труда. На одном из них виднелись четкие отметины, явно от шпор. Следовательно, кто-то залезал на дерево и сверху следил за каждым нашим шагом. О Господи! Надо вспомнить: о чем мы говорили в тот момент, когда Сэм заметил глаза? Да о том, за чем сегодня отправились Инчу-Чуна и его дети, - о золоте! И разведчик все слышал, а утром, взобравшись на дерево, проследил, куда пошли они. И, прихватив товарищей, отправился им вслед. Виннету, Инчу-Чуна и Ншо-Чи в опасности! Надо было немедленно догнать негодяев! В лагерь возвращаться не было смысла, поэтому я, быстро отвязав одну из лошадей, вывел ее из рощи, вскочил и помчался по следу мошенников, который вскоре совпал со следами индейцев.
      Следы то исчезали, то появлялись вновь. Необходимо было определить их направление на тот случай, если они совсем исчезнут. Я стал вспоминать наш вечерний разговор и на основании скупых сведений пытался определить то место, где апачи находили золото. Виннету говорил о горе Наггит-циль - Золотой горе. Следовательно, надо искать гору. Я огляделся. Вокруг простиралась плоская равнина, и лишь на севере, куда я спешил, виднелось несколько высоких холмов, поросших лесом. Именно там должна быть Золотая гора.
      Старая кляча, которую я прихватил в спешке, двигалась очень медленно, и только удары плеткой немного приободрили ее. Вскоре я достиг подножия холмов. Следы привели меня в каньон, где и потерялись на каменистой тропе. Где искать Сантэра? Вправо ответвлялся другой каньон. Спешившись, я внимательно осмотрел землю, пытаясь обнаружить следы. И мне это удалось - следы вели направо. Вскочив на лошадь, я поспешил туда, но дорога опять раздваивалась, а здесь, в горах, она все время петляет, поэтому больше не было смысла продвигаться верхом.
      Привязав лошадь к дереву, подгоняемый тревогой, я побежал по узкому каменистому дну некогда бурного потока. Поднявшись на крутой перевал и переведя дух, я во весь опор помчался вниз. Следы сворачивали в лес. Я продрался сквозь чащу, неожиданно деревья стали реже, посветлело, и я оказался на опушке. Вдруг грянул выстрел, и сразу раздался страшный крик - это был предсмертный крик апачей.
      Я уже не просто бежал, а несся огромными прыжками, как хищник, преследующий добычу. Раздался еще один выстрел, потом другой - из двустволки Виннету. Слава Богу! Он жив! Сломя голову я метнулся к поляне - и замер как вкопанный!
      На середине поляны лежали Инчу-Чуна и его дочь, раненые или мертвые - неизвестно. Неподалеку, за небольшой скалой, притаился Виннету, который перезаряжал винтовку, а слева от меня, укрывшись за деревьями, стояли двое негодяев, с ружьями наизготовку.
      Справа, между деревьями, осторожно полз третий, собираясь зайти молодому вождю в тыл. Четвертый лежал передо мной с простреленной головой.
      Самую большую опасность для Виннету представляли эти двое. Быстро вскинув карабин, я разрядил в них сразу оба ствола и, не перезаряжая оружия, бросился за третьим негодяем. Тот моментально обернулся и выстрелил в меня, но не попал - пуля просвистела мимо. Он бросился наутек. Я помчался за ним - это оказался сам Сантэр. Расстояние между нами увеличивалось. На поляне я еще видел его, но потерял из виду, когда он скрылся в лесу. Замешкавшись в поисках следов, я решил вернуться, тем более что Виннету могла понадобиться моя помощь.
      Виннету стоял на коленях возле отца и сестры, тревожно вглядываясь в их лица. Заметив меня, он поднялся. Никогда не забуду его взгляд - такое безмерное отчаяние и холодная ярость отражались в нем.
      - Мой брат Сэки-Лата видит, что произошло. Прекраснейшая и достойнейшая дочь племени апачей, Ншо-Чи, никогда не пойдет в город белых людей. Жизнь пока еще теплится в ней, но глаз она не откроет никогда.
      Я окаменел от горя. Отец и дочь лежали в луже крови - Инчу-Чуна с простреленной головой и Ясный День, смертельно раненная в грудь. Он умер сразу, она еще дышала. Ее загорелое лицо все больше бледнело, тень смерти легла на дорогие мне черты.
      Девушка слегка пошевелилась, повернула голову к лежащему рядом отцу и медленно открыла глаза. Увидев Инчу-Чуну в крови, она вздрогнула и потеряла сознание. Очнувшись, дотронулась до груди и, почувствовав под рукой струйку крови, глубоко вздохнула.
      - Моя дорогая, единственная сестра Ншо-Чи! - произнес Виннету с непередаваемой скорбью в голосе.
      Она подняла глаза:
      - Виннету... брат... мой... Отомсти... отомсти... за... меня... - прошептала она.
      Затем перевела взгляд на меня, и слабая улыбка расцвела на ее побелевших губах:
      - Сэки-Лата... Ты... здесь... умираю... все... - выдохнула она.
      Смерть помешала ей договорить, навсегда закрывая ее уста. Невыносимая боль наполнила мое сердце, и я, вскочив на ноги, закричал так громко, что эхо прокатилось по горам.
      Виннету медленно, словно под тяжестью огромного груза, поднялся, обнял меня и произнес:
      - Они оба мертвы! Самый благородный и великий из вождей и сестра моя Ншо-Чи, которая отдала тебе свое сердце. Она умерла с твоим именем на устах, помни об этом, прошу тебя, помни, брат мой!
      - Никогда, никогда не забуду! - поклялся я.
      Но вот лицо Виннету стало суровым, голос зазвучал, как далекие раскаты грома:
      - Ты слышал ее последнюю просьбу? Месть! Я должен отомстить за нее! И я отомщу так, как никто и никогда еще не мстил! Ты знаешь, кто убил их? Ты видел их? Это были бледнолицые, которым мы не сделали ничего плохого. Так было и так будет всегда, пока они не уничтожат последнего краснокожего. На собственной земле индеец всегда будет жертвой белых. Мы шли в город этих проклятых бледнолицых; Ншо-Чи хотела стать такой, как белая женщина, потому что любила тебя и думала, что, научившись обычаям белых, сможет завоевать твое сердце. И заплатила за это жизнью. Любим ли мы вас или ненавидим - все равно там, где ступает нога бледнолицего, нас ждет гибель. Великий плач пройдет по всем племенам апачей: по всем землям, где живут наши сородичи, прозвучит клич ярости и мести. Глаза всех устремлены на Виннету, они жаждут увидеть, как он отомстит за смерть отца и сестры. Пусть брат мой Сэки-Лата услышит мою клятву, которую я даю над телами самых дорогих для меня людей! Клянусь Великим Духом, клянусь благородными предками наших племен, что с этой минуты я застрелю из винтовки, выпавшей из мертвой руки моего отца, каждого встретившегося мне белого или пусть...
      - Остановись! - прервал я его, сознавая всю силу такой клятвы и понимая, что он ее сдержит. - Постой! Брат мой, Виннету, прошу тебя, не торопись клясться!
      - Ты просишь не торопиться? - гневно спросил он.
      - Клятву приносят со спокойной душой.
      - Уфф! Душа моя спокойна, как могила, куда я опущу своих родных. И как земля никогда не отдаст их нам, так и я не отступлюсь от слов! Клянусь!
      - Умоляю, остановись!
      Он грозно сверкнул глазами и воскликнул:
      - Олд Шеттерхэнд собирается помешать мне? Я не хочу, чтобы старые скво плевали в меня, считая трусом! Я не хочу, чтобы меня изгнали из моего собственного племени за то, что я не отомстил за смерть своих близких!
      - Ты меня не понял! Я тоже хочу, чтобы убийца был наказан. Трое уже получили по заслугам, четвертый сбежал, но ему от нас не уйти.
      - Я в этом не сомневаюсь! - воскликнул Виннету. - Но дело не только в нем одном. Он действовал как сын белого племени, которое несет нам смерть. Все бледнолицые отвечают за то, чему научили его, поэтому они все виноваты. И я, Виннету, первый и верховный вождь всех апачей, бросаю им вызов!
      Он стоял передо мной, гордый и непреклонный. Несмотря на свои юные годы, он - могучий вождь апачей! Да, такой сдержит клятву, сумеет собрать под своим командованием всех краснокожих воинов и начать великую и отчаянную, не на жизнь, а на смерть, войну с белыми. Не важно, что исход ее предрешен. Все равно прерии Дикого Запада покроют тысячи трупов.
      Именно тогда, в ту страшную и горестную минуту, решалась судьба многих племен, решался вопрос - быть или не быть кровавой бойне, откопают ли краснокожие военный топор и вступят ли на военную тропу против белых.
      Я взял апача за руки и сказал:
      - Пусть Виннету выслушает меня. Возможно, это последняя моя просьба. И он больше никогда не услышит голоса своего белого друга и брата. Здесь лежит Ншо-Чи, и ты говоришь, что она любила меня и умерла с моим именем на устах. Тебя она тоже любила: меня - как друга, тебя - как брата, и ты отвечал ей тоже любовью. Во имя этой любви заклинаю тебя: дай свою клятву после того, как скалы сомкнутся над достойнейшей из дочерей апачей, но только не сейчас.
      Опустив голову, Виннету внимательно слушал меня, затем посмотрел на сестру. Лицо его смягчилось, и он заговорил:
      - Мой брат Сэки-Лата имеет большую власть над сердцами людей. Ншо-Чи обязательно бы последовала твоему совету, поэтому и я не могу отказать. Когда глаза мои не будут видеть их тел, тогда и решится, понесут ли воды Миссисипи и ее притоков кровь бледнолицых и краснокожих в море. Я сказал! Хуг!
      Я с благодарностью пожал ему руку.
      - Мой краснокожий брат поймет, что не милости для убийцы прошу я. Пусть преступника настигнет суровая и страшная кара, которую он заслужил. Нельзя позволить ему убежать. Скажи, Виннету, что нам делать?
      - Ноги мои скованы, - мрачно сказал вождь, - обычаи моего народа повелевают остаться с мертвыми родными и похоронить их. Только потом я смогу вступить на тропу отмщения.
      - Когда будут похороны?
      - Я должен посоветоваться с воинами. Мы можем или похоронить их здесь, где они умерли, или отвезти туда, где они жили. Если их тела найдут здесь последнее пристанище, на обряд погребения верховного вождя Инчу-Чуны потребуется несколько дней.
      - Убийца успеет скрыться!
      - Не успеет. Виннету не может пуститься в погоню, но вместо него это сделают другие. А теперь, брат, скажи, как ты очутился здесь?
      Он заговорил об обычных делах и внешне казался совершенно спокойным. Я рассказал ему обо всем. Вдруг мы услышали тяжелый стон, доносящийся с места, где лежали сраженные мной грабители. Мы приблизились к ним и увидели, что один из них, раненный, как и Ншо-Чи, в грудь, еще жив и только что пришел в сознание. Вытаращив глаза, он что-то бормотал. Второй белый был мертв: пуля попала ему в сердце. Я наклонился к раненому и спросил:
      - Вы узнаете, кто рядом с вами?
      Казалось, он силился припомнить, что произошло, затем его глаза просветлели, и я услышал тихий голос:
      - Где... где... Сантэр?
      - Убежал.
      - Ку...да...?
      - Не знаю, но думаю, вы поможете нам. Ваши товарищи мертвы, и вам тоже осталось недолго жить. Хотя бы перед лицом смерти скажите правду. Откуда пришел Сантэр?
      - Не... знаю...
      - Это его настоящее имя?
      - У... него... много... имен...
      - Кто он такой?
      - Не... знаю...
      - Здесь у вас поблизости есть еще сообщники?
      - Нет... нет...
      - Куда вы ехали?
      - Никуда... Туда... где... деньги...
      - Следовательно, вы бандиты? Почему решили напасть на апачей?
      - Наг... гиты...
      - Но вы же ничего не знали о золоте?
      - Не... знали... сначала...
      Ему было трудно говорить, и я сам составил за него фразу:
      - Вы услышали, что апачи едут на восток, и подумали, что у них должно быть золото?
      Он кивнул в ответ.
      - Поэтому решили напасть на них? Чтобы ввести нас в заблуждение, вы проскакали немного вперед, а потом вернулись?
      Он опять подтвердил кивком головы.
      - Потом вы поехали за нами. И подслушали нас вечером?
      - Да... Сантэр...
      - Так это был сам Сантэр? Он передал вам, что услышал?
      - Апачи... Наггит... циль... забрать наггиты... утром...
      - Я так и предполагал. Потом вы спрятались в кустах и с деревьев вели наблюдение за нами?
      Ничего не ответив, он закрыл глаза.
      - И решили напасть на индейцев, когда те...
      Тут Виннету прервал меня:
      - Брат мой, незачем больше спрашивать, этот бледнолицый никогда не ответит нам - он умер. Белые собаки хотели похитить нашу тайну, но опоздали. Мы уже возвращались, когда они, укрывшись за деревьями, открыли стрельбу. Инчу-Чуна и Ншо-Чи упали, мне пуля пробила рукав. Я выстрелил в одного из них, но тот успел спрятаться за деревом, и я промахнулся. Вторая пуля настигла его дружка. Я укрылся за скалами, и если бы ты, мой брат, не подоспел вовремя, я бы погиб. Двое наступали спереди, третий крался с тыла, я его видел, но защититься не мог. Когда услышал выстрел твоего карабина, я понял, что спасен. Теперь мой брат все знает, и давай обдумаем, как схватить Сантэра.
      - Ты мне оказываешь честь, поручая поймать его?
      - Да, Сэки-Лата, ты обязательно выйдешь на след подлеца.
      - Не сомневаюсь. Но на поиски уйдет уйма времени.
      - Нет, след искать не надо, мы знаем, куда он приведет - к их стоянке. А там растет трава, и Сэки-Лата прочитает, куда ведут его следы.
      - А потом?
      - Потом мой брат и десять воинов пустятся в погоню. Остальные двадцать воинов нужны для обряда погребения.
      - Пусть будет так. Положись на меня, я не подведу моего краснокожего брата.
      - Я знаю, Сэки-Лата сделает все так, как сделал бы я сам! Хуг!
      Я крепко пожал руку Виннету, в последний раз склонился над телами Инчу-Чуны и Ншо-Чи и отправился в путь. На краю поляны я обернулся: Виннету, затянув похожую на тихие стоны траурную песнь апачей, прикрывал одеялами головы погибших. О Господи! Что я тогда почувствовал! Но я должен был действовать и поспешил назад той самой дорогой, которая привела меня сюда.
      По дороге меня одолевали сомнения. Сантэру не было смысла возвращаться в лагерь, ему надо было уходить поскорее и подальше от нас. Почему бы ему не воспользоваться лошадью, которую я оставил у подножия горы? Он непременно наткнется на нее у выхода из каньона.
      Представив это, я прибавил шагу, на перевале отдохнул несколько минут и бегом пустился вниз. Как я и думал, лошади на месте не оказалось. Не теряя времени на поиски следов, - впрочем, на каменистом дне ущелья их быть не могло, - я промчался по высохшему руслу реки и только в долине остановился. Здесь надо было отыскать следы. Сухая земля затрудняла поиски. Минут через десять я выбрался на более рыхлый грунт, где отпечатки копыт должны быть заметнее.
      Однако меня ждало разочарование. Несмотря на самые тщательные поиски, следов я не нашел. Сантэр здесь не проезжал. Видимо, он покинул каньон значительно выше, свернув в другую сторону. Я стоял и думал, что мне делать: вернуться и искать место, где Сантэр свернул? На это уйдет много времени, чего я не мог себе позволить. И я решил поскорее добраться до лагеря.
      Я мчался со всех ног. Виннету научил меня правильно, не задыхаясь и не уставая, бежать. Надо только умело переносить тяжесть тела с одной ноги на другую, и тогда можно без напряжения бежать часами. Конечно, если легкие в порядке.
      Сначала я направился к лагерю Сантэра. Лошади по-прежнему стояли в рощице. Сев на одну из них и взяв остальных под уздцы, я поехал в наш лагерь и к полудню уже прибыл на место. Навстречу выбежал Сэм:
      - Сэр, где вы пропадаете? Опоздали к завтраку, а я... - Он осекся, увидев лошадей. - Чтоб мне лопнуть! Отправились пешком, а возвращаетесь верхом! Неужели вы их украли?
      - Нет. Этих животных я добыл.
      - Где?
      - Неподалеку.
      - Чьи они?
      - Приглядитесь внимательно! Я-то их сразу узнал, а ведь ваши глаза лучше моих.
      - Так оно и есть! Теперь и я узнал - это лошади Сантэра и его компании. Но одной не хватает.
      - Будем искать ее вместе с всадником.
      - А что...
      - Спокойно, дорогой Сэм! Случилось нечто серьезное и печальное. Мы должны немедленно сниматься с места.
      - Куда и зачем?
      Я собрал апачей и сообщил им о смерти Инчу-Чуны и его дочери. Услышав это, они замерли: трудно было поверить столь ужасной вести. Тогда я подробно рассказал, как все произошло, и закончил так:
      - И теперь мои краснокожие братья должны признать, кто вернее предсказал будущее: Сэм Хокенс или краснокожий шаман. Инчу-Чуна и Ншо-Чи погибли, потому что с ними не было меня. А Виннету спасся. Скажите, что я приношу - жизнь или смерть?
      Сомнений на сей раз уже не было. Раздался клич, который был услышан на много миль кругом. Краснокожие, словно потеряв рассудок, принялись бегать, размахивая оружием, и воинственными гримасами демонстрировать свое горе и решимость отомстить за смерть вождя и его дочери. Мне с трудом удалось успокоить их:
      - Нельзя терять времени, воины апачей! Криками делу не поможешь. Мы отправляемся на поиски убийцы!
      - Да, да, вперед! - седлая коней, закричали апачи.
      - Тихо! Мои братья пока не знают, что надо делать. Я скажу вам.
      Они так тесно обступили меня, что чуть было не задавили. И плохо бы пришлось Сантэру, попадись он им в руки в этот момент. Стоун и Паркер, пораженные вестью о смерти отца и сестры Виннету, молча наблюдали за нами, стоя в стороне. Сэм, конечно, дал выход своим чувствам:
      - Я чувствую себя так, словно меня огрели по голове. Трудно поверить в такое! Эта прекрасная, добрая краснокожая мисс! Она была так мила и предупредительна со мной, и ее больше нет? Чувствую, словно...
      - Ваши переживания оставьте пока при себе, дорогой Сэм! - прервал я его. - Мы должны догнать убийцу. Надо действовать, а не давать волю чувствам!
      - Все! Едем! Но куда? Вам известно, где искать негодяя?
      - Пока нет.
      - Давайте пораскинем мозгами. Где искать его следы, мы не знаем. Что же делать? А искать обязательно надо, хотя это чертовски трудно.
      - Наоборот, очень легко.
      - Вы так считаете? Гм! Вы хотите сказать, что мы поедем в каньон и обследуем каждый камешек?
      - Я не говорил о каньоне.
      - Нет? А о чем же? Порой и гринхорну приходит в голову дельная мысль, но...
      - Сэм, прекратите! Сколько можно обзывать меня? Мне надоели ваши шуточки! Оставьте их при себе!
      - Шуточки? С чего вы взяли, сэр? Просто я не понимаю, как это можно поймать Сантэра, не обследовав место, где обрывается след?
      - Но вы же сами согласились, что мы потеряем много времени. Мы поступим иначе. Взгляните на те холмы, похоже, они не образуют сплошную цепь, а находятся на расстоянии друг от друга.
      - Правильно. Я знаю эту местность неплохо. Это не горная цепь, а просто отдельные холмы в прерии.
      - Прерии? Значит, там есть трава?
      - Ну да, такая же трава, как здесь!
      - Я так и думал. Сантэр может себе ехать сколько угодно по холмам и между холмами, но в прерии он обязательно оставит следы.
      - Самой собой разумеется, уважаемый сэр!
      - Тогда слушайте. Мы разделимся на два отряда, четверо белых объедут горы справа, а десять апачей - слева. И встретимся на противоположной стороне, кто-нибудь из нас обязательно выйдет на след. Я уверен, мы найдем его, а уж потом решим, что делать дальше.
      Сэм озадаченно поглядел на меня и воскликнул:
      - Черт возьми! Как же это я сам не догадался? Все так просто и понятно, под силу даже ребенку, чтоб мне лопнуть!
      - Вы согласны, Сэм?
      - Полностью, сэр, полностью! Быстро выбирайте десять воинов!
      - Поедут те, у кого самые выносливые и быстрые лошади. На случай, если поиски наши затянутся, надо прихватить продовольствие. Вы лучше знаете эти места. Сколько нам потребуется времени, чтобы объехать холмы?
      - Если поспешим - часа два.
      - Тогда - вперед!
      Я отобрал десятерых апачей, которые обрадовались, поскольку предпочитали искать убийцу, а не петь траурные песни. Остальным я объяснил дорогу к Виннету, и мы тронулись в путь.
      Но сначала мы заглянули на стоянку Сантэра, чтобы повнимательнее рассмотреть следы коня, на котором я скакал утром. Я аккуратно перерисовал отпечаток копыта, на что Сэм Хокенс недоуменно покачал головой:
      - А что, геодезистов учат делать рисунки даже лошадиных копыт?
      - Нет, но я думаю, что любому вестмену тоже стоит этому поучиться.
      - Зачем?
      - Вот найду след лошади и сравню его с рисунком.
      - Неглупо! Это вы тоже прочитали в книжках?
      - Нет.
      - А где?
      - Сам догадался.
      - Что за чудесные мысли приходят вам в голову, никогда бы не подумал, хи-хи-хи!
      - Вероятно, в моей голове им приятней находиться, чем под вашим париком, милый Сэм!
      - Верно! Верно! - воскликнул Дик Стоун. - Так ему и надо!
      - Я не потерплю, когда меня оскорбляют, заглядывая мне под парик!
      - А что ты можешь мне сделать?
      - Возьму и подарю его тебе! И чего привязались? Я же согласился, что план нашего грин... план совсем неплох, и хочу лишь сказать, что такие рисунки следовало бы раздать нашим краснокожим.
      Я ответил, что это излишне. Сэм страшно удивился, я же объяснил:
      - Во-первых, они не смогут сравнить рисунок со следом как полагается. Во-вторых, следы Сантэра едва ли им встретятся: я почти убежден.
      - А я утверждаю обратное. Не мы, а они их найдут. Ведь это же яснее ясного, что Сантэр поедет на запад.
      - Я не уверен.
      - Как так? Он же ехал в западном направлении, когда вы его встретили, следовательно, он помчался туда и теперь.
      - А вот и нет. Он умен и хитер, в чем мы уже смогли убедиться, и ждет, что мы поступим именно так, как вы сейчас говорили, будем искать его на западе, а он тем временем повернет на восток. Это же совершенно ясно.
      - Ну раз все так просто и понятно, будем надеяться, что вы правы. Вскоре мы разделились: индейцы повернули налево, на запад, а мы вчетвером - на восток.
      Пришпорив коней, мы поскакали по прерии, оставляя зловещие холмы слева и стараясь ехать по мягкой земле, где могли быть заметны следы Сантэра. Не отрывая глаз от земли, мы мчались вперед.
      Так прошел час, потом еще полчаса. Когда мы уже почти обогнули холм, на темной траве вдруг появился след. Здесь явно проскакала лошадь. Мы спешились и пошли по следу, пытаясь найти более четкий отпечаток копыта. Скоро таковой был обнаружен, я сопоставил его с рисунком: они совпадали. Наконец-то мы вышли на след Сантэра!
      - Какая замечательная вещь этот рисунок, надо обязательно взять на заметку, - воскликнул Сэм.
      - Да, возьми на заметку! - подхватил Паркер. - И еще кое-что.
      - Что?
      - А то, что ты, учитель, учишься у своего ученика.
      - Неужели ты думаешь, что обидел меня, старина Билл? Ничего подобного, хи-хи-хи! - засмеялся Сэм. - Учителю всегда приятно узнать, что его ученик превзошел учителя по уму и смекалке. А вот от тебя подобных результатов не жду. Сколько лет я потратил, чтобы сделать из тебя вестмена, и все кобыле под хвост. Если в молодые годы ничему не научился, нечего рассчитывать, что к старости поумнеешь.
      - Старые песни! Ты меня еще гринхорном назови. Жить не можешь без этого прозвища, а вот с Олд Шеттерхэндом этот номер уже не пройдет.
      - Вот именно, ты гринхорн, каких свет не видывал, да притом еще старый, и тебе должно быть стыдно перед молодым, который на голову выше тебя, старого дурака, чтоб мне лопнуть!
      Обмениваясь колкостями, они тем не менее пришли к единому мнению, что Сантэр проезжал здесь примерно два часа назад. Однако мы не смогли пуститься в погоню - пришлось ждать апачей, а они появились только спустя три четверти часа. Одного я послал с донесением к Виннету, с остальными мы поскакали дальше на восток.
      До наступления сумерек оставалось часа два, и мы спешили, чтобы хоть немного наверстать упущенное время. Ночью нечего было и думать о преследовании беглеца - его след терялся в темноте.
      Мы прекрасно понимали, что именно за вечер и ночь Сантэр постарается оторваться от нас. Назавтра нам предстояли лихие скачки. В отличие от беглеца, имевшего полную свободу действий, мы должны были все время внимательно следить за дорогой. Но ночная гонка должна была утомить Сантэра, не говоря уже о его коне, которому необходим был хороший отдых, - это было единственное обстоятельство, игравшее нам на руку.
      Немного погодя холмы, названные Виннету и его отцом Золотыми, исчезли, и мы выехали на равнину, покрытую побуревшей травой и поросшую кустарником. Сантэр ехал быстро, его конь буквально взрывал землю копытами, оставляя отчетливые следы.
      Наступили сумерки, пришлось спешиться, чтобы видеть след. Но вот он совсем пропал. К счастью, в этом месте росло немного зеленой травы, мы пустили лошадей пастись, а сами, завернувшись в одеяла, легли спать. Ночь была очень холодной. Мои товарищи, замерзнув, несколько раз просыпались. Я же вообще не сомкнул глаз, не переставая думать о неожиданной смерти Инчу-Чуны и его дочери. Стоило мне лишь смежить глаза, как я снова видел их лежащими в крови и слышал последние слова Ншо-Чи. Я ругал себя за то, что был недостаточно внимателен с ней: думал о том, что в памятном разговоре с ее отцом надо было вести себя иначе. Мне казалось, что это я, собственноручно, толкнул ее в объятия смерти.
      К утру холод стал совсем невыносим. Я встал и, чтобы согреться, принялся ходить. Сэм Хокенс тоже проснулся и, по своему обыкновению, пошутил:
      - Замерзли, уважаемый сэр? Надо было захватить с собой грелку, коль уж собрались на Дикий Запад. Вы, гринхорны, без нее ни на шаг... А я чувствую себя великолепно в моей старой куртке; не страшны ей ни стрелы индейцев, ни холод. Хи-хи-хи!
      Холод разбудил всех, и, как только стало светать, мы тронулись в путь. Лошади отдохнули, а после ночного холода рвались вперед.
      Плоская прерия тем временем плавно перешла в равнину с разбросанными по ней холмами. Трава на их вершинах пожелтела и пожухла от заморозков и ветров, а на равнине оставалась зеленой и мягкой. Кое-где блестели лужи, из них мы поили лошадей.
      Ближе к полудню следы, идущие до сего времени на восток, немного сместились к югу. Сэм вдруг принял озабоченный вид, а когда я спросил его, в чем дело, ответил:
      - Боюсь, наши усилия напрасны.
      - В чем дело?
      - Сантэр, старая лиса, похоже, идет к кайова.
      - Да он не отважится!
      - Еще как отважится! Может, надеетесь, что ради ваших прекрасных глаз он станет посреди прерии и позволит себя схватить? Сантэр - не дурак и понимает, что наши лошади не чета его кляче и рано или поздно мы его догоним, вот и решил найти убежище у кайова.
      - Но они не примут его!
      - Еще как примут, можете не сомневаться, особенно когда узнают, что он застрелил Инчу-Чуну и Ншо-Чи. Знаете, как они обрадуются! Надо обязательно до вечера догнать его!
      - По-вашему, он давно проезжал тут?
      - Это не имеет значения. Ночь Сантэр провел в седле и наверняка сейчас вынужден будет отдохнуть.
      К полудню мы вышли на место привала Сантэра. Его конь так устал, что, судя по следам на траве, еле держался на ногах. Сам всадник, похоже, устал не меньше. По нашим предположениям, Сантэр отдыхал значительно дольше, чем намеревался, и лишь два часа назад покинул это место.
      Следы все больше сворачивали к югу. Видимо, Сантэр решил распрощаться с Канейдиан и выйти к Ред-Ривер. Мы дали отдых лошадям, надеясь настичь его до наступления темноты.
      После полудня мы опять пустились в погоню. Внимательно изучив следы, мы обнаружили, что беглец опережает нас всего на полчаса.
      На горизонте появилась темная полоса.
      - Лес, - объяснил Сэм. - Кажется, перед нами один из северных рукавов реки.
      Это было препятствие, осложняющее нашу задачу. В прерии мы имели прекрасный обзор, да и засаду легче обнаружить, не то что в лесу. Времени для более подробного изучения местности не было. Сэм оказался прав. Мы вскоре очутились у небольшой речушки, в которой воды почти не было - так, одни лужи в углублениях. И леса, как такового, не было, только по берегам росли отдельные деревья и кусты.
      К вечеру мы почти нагнали беглеца и теперь в любую минуту ожидали его увидеть. Мы пришпорили лошадей. Мой пегий держался молодцом. Я вырвался вперед. Перед глазами стояли Инчу-Чуна и Ншо-Чи, и я должен был поймать и наказать убийцу.
      Обогнув заросли, след спустился вниз, к высохшему руслу. Я приостановился, чтобы предупредить своих товарищей. Это спасло нас. В ожидании их я глянул вниз и мгновенно отпрянул назад, в заросли. В пятистах шагах от меня, но уже на противоположном берегу, у леса, была стоянка индейцев. На вбитых в землю кольях на ремнях висело мясо. Высунься я чуть больше, индейцы меня заметили бы. Я слез с лошади и показал товарищам, что происходит на том берегу.
      - Кайова! - сказал один из апачей.
      - Да, кайова, - согласился Сэм. - Видно, сам дьявол помогает этому проклятому Сантэру! Ускользнул от нас в последнюю минуту!
      - Кайова не очень много, - заметил я.
      - Гм! Тут могут быть не все, а сколько их в лесу - неизвестно. Видно, охотились и теперь готовят еду.
      - Сэм, что делать? Повернем назад?
      - Ни в коем случае! Останемся здесь!
      - Это опасно.
      - Ерунда.
      - Но ведь любой краснокожий может прийти сюда?
      - И не подумает! Во-первых, они на том берегу, а во-вторых, уже темнеет, а ночью они не рискнут покинуть лагерь.
      - Лучше быть поосторожнее.
      - Так рассуждают гринхорны. Поверьте, под носом у кайова мы в безопасности, как в Нью-Йорке. Они сюда не придут, а вот мы нанесем им визит. Я обязательно должен поймать этого Сантэра собственными руками, даже если мне придется сразиться с тысячей кайова.
      - Что-то вы слишком уж горячи, дорогой Сэм, всегда меня ругаете за опрометчивость, а тут лезете на рожон...
      - Что? На рожон? Сэм Хокенс слишком горяч? Хи-хи-хи! Такого мне еще никто не говорил! Сэр, вроде вы не робкого десятка, с одним ножом пошли на медведя, так откуда же ваш страх?
      - Это не страх, всего лишь осторожность. Враги слишком близко.
      - Близко? Не смешите меня! Да мы подойдем к ним еще ближе, поверьте мне. Подождите, пока совсем стемнеет.
      Сэм Хокенс в тот день был не похож на себя. Смерть прекрасной, доброй и милой краснокожей мисс потрясла маленького вестмена, и он жаждал только одного: отомстить. Поскольку Стоун и Паркер поддержали Сэма, мне оставалось подчиниться. Мы стреножили лошадей и стали ждать ночи.
      Кайова, по-видимому, ни о чем не подозревали. Они открыто ходили, переговаривались и вообще вели себя так, будто находились в своем собственном, хорошо охраняемом селении.
      - Смотрите-ка, похоже, они ни о чем не подозревают, - сказал Сэм.
      - Если бы так!
      - Сэм Хокенс всегда прав!
      - А вот мне кажется - они притворяются.
      - Глупости! С какой стати им притворяться?
      - Чтобы заманить нас в ловушку.
      - Это излишне, мы и без ловушки отправимся к ним.
      - Как вы думаете, Сантэр у них?
      - Наверняка! Добравшись до их стоянки, он перешел на ту сторону.
      - А как вы думаете, он рассказал им о случившемся?
      - Что за вопрос? Конечно же, он все им рассказал.
      - И значит, он предупредил, что погоня вот-вот нагрянет.
      - Все возможно.
      - Тогда непонятно, почему они ведут себя так неосторожно.
      - Удивляться здесь нечему. Они полагают, что погоня еще далеко, и ожидают нас завтра утром. Как только стемнеет, я прокрадусь к ним и все разузнаю. А потом примем решение, что делать дальше. Я должен схватить этого Сантэра!
      - Хорошо, но я тоже пойду.
      - Это совсем не обязательно.
      - А я считаю, что очень даже обязательно.
      - Сэм Хокенс обойдется в разведке без помощников. Я не возьму вас с собой, поскольку вы с вашей неуместной добротой все испортите. Вы наверняка захотите оставить убийцу в живых.
      - И не подумаю!
      - Да неужели?
      - Может, мне и хотелось бы поймать Сантэра и отдать его Виннету, но, как видно, живым он не дастся, поэтому я пущу ему пулю в лоб. Не сомневайтесь!
      - А я что говорил? Пулю в лоб! И на этот раз вы хотите освободить негодяя от пыток! Жестокие казни мне тоже не по нутру, но этот мерзавец должен умереть в муках! Мы схватим его и отвезем к Виннету. Но сначала надо выяснить, сколько тут кайова, ибо совершенно ясно, что их гораздо больше, чем мы видим.
      Я промолчал, потому что апачи уже начали с подозрением прислушиваться к нашему разговору. Они помнили, как я заступался за Рэттлера, и опасались, что я могу поступить точно так же и с Сантэром. Прекратив разговор, я улегся рядом с конем.
      Солнце зашло, наступила темнота. Кайова развели несколько костров, от которых взметались высокие языки пламени. Осторожные краснокожие так никогда не делают, поэтому я получил еще одно подтверждение, что они притворяются. Всем своим поведением они старались убедить, что не подозревают о нашем близком присутствии, и тем самым хотели заставить нас выступить первыми. А сделай мы именно так - прямиком бы угодили в их раскрытые объятия.
      Пока я так рассуждал, до меня вдруг долетел подозрительный шорох. Наших за спиной не было, я лежал с самого краю. Прислушался. Звук повторился. Теперь я определил, что это было: кто-то осторожно раздвигал ветки с сухими листьями или колючками - шуршание повторялось равномерно, как бы от одной колючки к другой.
      Тут я понял, где находился источник шума. За моей спиной среди деревьев рос колючий куст ежевики. Видимо, в него забрался зверек. Или человек? Следовало проверить. Правда, не было видно ни зги, но ничего другого не оставалось.
      Огонь от костров, разведенных кайова на берегу, освещал и нас, разумеется, не очень ярко, но очертания предметов можно было различить. Надо было незаметно подойти к кусту ежевики и выяснить, кто там прячется. Я поднялся и медленно отошел в сторону. Описав круг, вышел к нашей стоянке с противоположной стороны и, оказавшись недалеко от колючих зарослей, пополз к ним, стараясь, чтобы и мои товарищи не заметили меня. Куст, хорошо видимый в свете пламени, был уже совсем рядом, на расстоянии вытянутой руки.
      И опять из зарослей, на сей раз не из середины, а сбоку, послышалось шуршание. Я быстро подполз и увидел то, что и ожидал увидеть: из куста, стараясь нс шуметь, пытался выбраться индеец. Он двигался медленно и осторожно, отцепляя колючку за колючкой, и только легкий шорох выдавал его присутствие. Я услышал его лишь потому, что лежал очень близко. Индеец почти выбрался из куста, ему оставалось освободить лишь одну руку.
      Я притаился за его спиной. Когда краснокожий полностью вылез из куста, я встал на колени, левой рукой схватил его за горло и трижды ударил кулаком по голове так, что он рухнул на землю.
      - Что это? - спросил Сэм. - Вы ничего не слышали?
      - Лошадь стукнула копытом, - ответил Дик.
      - А где наш друг? Господи, только бы он не натворил глупостей!
      - Глупостей? Да он никогда не делал и не наделает глупостей.
      - Ого-го! Еще как! Вот возьмет и проберется к кайова, чтобы спасти Сантэра.
      - Нет, он его не выпустит из рук. Смерть вождя и Ншо-Чи потрясла его. Да ты тоже это заметил.
      - Все может быть, но я не возьму парня на вылазку, он мне там не нужен. Сосчитаю индейцев, разведаю обстановку, а уж потом решим, как напасть. Хоть он и гринхорн, но толк из него будет. Сейчас же, при такой иллюминации, он не проберется к кайова незамеченным. Они ждут нас и держат ухо востро. Только опытный вестмен сумеет подобраться к ним. Нашего гринхорна они сразу же услышат и увидят.
      Тут я встал и быстро подошел к ним.
      - Ошибаетесь, дорогой Сэм! Вы полагали, что меня нет, а я здесь. И умею подкрадываться, не так ли?
      - Черт возьми, вы здесь! Совершенно не заметили вас!
      - Так кто из нас гринхорн? Бросьте, Сэм, нечего дуться. Отгадайте лучше, что тут у меня?
      - А что там у вас?
      - Подойдите к кусту ежевики - и увидите.
      Сэм подошел к кусту.
      - Ого! Здесь лежит краснокожий. Откуда он взялся?
      - Вы у него спросите.
      - Но он мертв.
      - Нет, я просто оглушил его.
      - Где? Надеюсь, не здесь? Ведь вас тут не было! Вы подкараулили его неподалеку, нанесли свой коронный удар и притащили сюда?
      - Нет! Он сидел, спрятавшись в кустах ежевики, а я услышал его. Когда он уже собирался улизнуть, я стукнул его по голове. Звук удара вы и приняли за топот лошади.
      - Чтоб мне лопнуть, все правильно! Выходит, индеец сидел в кустах и слышал весь наш разговор? А потом ищи ветра в поле... Черт побери! Отлично, что вы, так сказать, обезвредили шпиона. Свяжите его и заткните ему рот! Но постойте, почему он не остался со своими сородичами на том берегу? Что он тут делал? Может, пришел сюда раньше нас?
      - Что за вопрос, Сэм? Конечно же, он спрятался еще до нашего появления. Теперь нет сомнения - кайова ждут нас. Они знают, что мы преследуем Сантэра и его следы приведут нас сюда. Они готовы к встрече и оставили здесь своего разведчика. Но мы прибыли раньше, или он проглядел нас, а может, мы подошли с ним одновременно, и он был вынужден спрятаться в кустах.
      - Он успел бы добежать до своих.
      - Нет, не успел бы, мы бы его заметили и поняли, что кайова предупреждены о нашем появлении. Впрочем, не исключено, что он сам решил спрятаться и подслушать нас.
      - Да, кажется, так оно и было. Как хорошо, что он попал нам в руки! Уж теперь-то мы из него все вытянем!
      - Он будет молчать, и вы ничего от него не узнаете.
      - Возможно. А впрочем, не стоит и пытаться. Нам и так все известно, ну а чего не знаем, то скоро выведаем, потому что я отправлюсь на ту сторону.
      - Чтобы на эту уже никогда не вернуться?
      - Почему?
      - Кайова схватят вас. Вы же сами говорили, какое это опасное дело - подкрадываться при таком освещении.
      - Да, для вас это трудно, а для меня - пустяки. Поэтому будет так, как я сказал: на ту сторону иду я, а не вы.
      Этот повелительный и безапелляционный тон возмутил меня.
      - Сэм, уж больно вы раскомандовались сегодня! Не забывайте, Инчу-Чуна с согласия всего племени назначил меня вождем. Кроме того, я геодезист, а вы всего лишь моя охрана, так что я вправе приказывать вам, а вы мне - нет.
      - Чихать я хотел на болтовню какого-то вождя! И на вашу тоже! Мне, старому вестмену, будет приказывать мальчишка, к тому же мой ученик! Вот она, благодарность! Будет как я решил. Я иду, вы ждете меня здесь.
      И он, оставив ружье, зашагал прочь. Апачи зашептались, а Стоун заметил:
      - Он сегодня действительно не в себе. Обвинил вас в неблагодарности! А ведь без вас мы бы уже сидели в раю среди святых. А он хоть раз спас вам жизнь?
      - Оставьте его в покое! Сэм храбрый вестмен, и подтверждением тому - его сегодняшнее поведение. Он потрясен смертью Инчу-Чуны и Ншо-Чи. Но я все-таки ослушаюсь его и тоже пойду к кайова. В таком состоянии он может наломать дров. Вы оставайтесь на местах и ничего не предпринимайте, даже если услышите выстрелы. Разве что я сам позову вас.
      Следуя примеру Сэма, я оставил свой карабин в лагере и спустился к реке. Я знал, что надо было делать.
      Тем временем Хокенс спустился вниз, пересек русло реки и, видимо, решил подкрадываться к индейцам по тому берегу. На мой взгляд, это был тактический просчет. Кайова ожидали нашего появления в верховьях реки и именно там выставили надежную охрану. Хокенс шел прямо на нее, а я решил подкрасться с противоположной стороны.
      Спустившись к реке и держась как можно дальше от огней, я дошел до леса. Свет от костров заслоняли деревья. Темень была хоть выколи глаз, и я мог незаметно перейти через реку на противоположный берег. Под деревьями я лег на землю и пополз вперед. Я насчитал восемь костров и сорок индейцев: слишком много огней для стольких краснокожих. Похоже, их разожгли специально для нас.
      Кайова сидели под деревьями небольшими группками, ружья держали на изготовку. Горе нам, выскочи мы прямо на них! Впрочем, их хитрость была шита белыми нитками: угодить в западню могли только полные болваны. Лошади индейцев паслись в открытой прерии.
      Мне не терпелось послушать разговоры, особенно той группы, где сидел предводитель отряда. Но как узнать, где он? Буду искать Сантэра, решил я, с ним будет и вождь. И я, переползая от дерева к дереву, пустился на поиски негодяя.
      Спустя некоторое время я обнаружил Сантэра в окружении четырех индейцев, но ни один из них не имел отличий вождя. Впрочем, это было не обязательно в походах. По обычаям индейцев вождем назначался самый старший. Подползти поближе я не мог: единственный приличный заслон составлял скромный частокол деревьев, отбрасывавший от восьми полыхающих костров причудливые, колеблющиеся тени, которые, переплетаясь, придавали лесу загадочный вид.
      На мое счастье, краснокожие разговаривали громко, совершенно не таясь: вероятно, в их планы входило, чтобы мы не только видели, но и слышали их. Я притаился примерно в двухстах шагах от Сантэра. Тот рассказывал о Золотой горе и уговаривал краснокожих немедленно отправиться с ним за сокровищами.
      - Мой белый брат знает то место, где лежат наггиты? - спрашивал самый старый индеец.
      - Нет. Мы следили за апачами, но опоздали.
      - В таком случае, искать нечего. Пошли хоть сто человек и обыщи десять раз. Индейцы хорошо скрывают такие места от посторонних глаз. Но мы поедем с нашим белым братом и поможем ему, потому что он застрелил нашего смертельного врага и его дочь. Но сначала надо поймать преследователей, а потом убить Виннету.
      - Виннету? Он приедет с ними!
      - Нет. Он не может сейчас покинуть тела убитых родных, и большинство воинов осталось с ним. Белая собака, Шеттерхэнд, который ранил нашего вождя, поведет остальных, и мы расправимся с его отрядом.
      - А затем отправимся к Золотой горе, убьем Виннету и найдем золото.
      - Нет, мы не можем поступить так, как задумал мой брат. Виннету должен похоронить отца и сестру, мы не вправе мешать ему. Великий Дух не простит нам такого никогда. Мы нападем после обряда погребения. В город белых он уже не пойдет, а вернется домой. Мы устроим засаду или заманим его точно так же, как и Олд Шеттерхэнда, который обязательно придет сюда. Я оставил разведчика на той стороне, он должен скоро вернуться. Кроме того, я жду, что скажут разведчики, которых я выслал далеко вперед.
      Последние слова вождя встревожили меня. Он выставил наблюдателей у леса! Это была непредвиденная новость. Сэм Хокенс может их не заметить! Только я это подумал, как послышались крики. Вождь вскочил и прислушался, все кайова притихли и насторожились.
      Из лесу вышли четверо краснокожих, таща за собой отчаянно сопротивляющегося человека. Его не связали, а подталкивали остриями ножей со всех сторон. Пленником был неосмотрительный Сэм! Я решил незамедлительно освободить его, чего бы мне это ни стоило.
      - Сэм Хокенс! - узнал его Сантэр. - Добрый вечер, сэр! Вот неожиданная встреча, не правда ли?
      - Негодяй, разбойник, убийца! - вцепившись ему в глотку, закричал бесстрашный вестмен. - Наконец-то я поймал тебя, чтоб мне лопнуть!
      Сантэр, не ожидавший нападения, рванулся, а индейцы отшвырнули Сэма. Я воспользовался этой суматохой и, вытащив два револьвера, прыгнул в толпу индейцев.
      - Олд Шеттэрхэнд! - в ужасе воскликнул Сантэр и бросился бежать.
      Я выпустил в него две пули, но, к сожалению, промахнулся, остальные пули послал в индейцев и заставил их отступить.
      - Сэм, сюда! - крикнул я Сэму Хокенсу.
      Застигнутые врасплох краснокожие застыли на месте, не способные сопротивляться, я же палил направо и налево, стараясь ни в кого не попасть. Схватив Сэма за руку, я потащил его к реке. Все произошло мгновенно, моя атака длилась не более минуты.
      - О, дьявол! Вы подоспели вовремя, - признался Сэм, когда мы спустились к реке. - Эти негодяи хотели...
      - Молчите! Быстро к реке! - скомандовал я, отпуская его руки и сворачивая направо. Надо было уходить поскорее.
      Пораженные и остолбеневшие краснокожие наконец-то пришли в себя, и вслед нам полетел истошный вой, заглушивший шаги Сэма. Послышалось улюлюканье, грянули выстрелы, поднялся невообразимый шум.
      Я бежал в сторону, противоположную нашему лагерю, ища спасение в темноте реки. Потом, описав круг, я собирался вернуться к своим, обходя издали погоню, которая, несомненно, направилась в сторону нашего лагеря.
      Наконец я остановился. Здесь было тихо, крики краснокожих едва были слышны.
      - Сэм! - шепотом позвал я.
      Ответа не последовало.
      - Сэм, где вы, отзовитесь! - позвал я громче.
      Но и на этот раз мне ответило молчание. Куда же он запропастился? Я слышал, как он бежал за мной по высохшему илу и глубоким лужам. Я вытащил патроны, зарядил револьверы и медленно пошел назад на поиски Сэма.
      Кайова продолжали истошно вопить, и я двинулся на их крик, пока не дошел до места, откуда мы с Сэмом бежали. Поиски оказались безрезультатными. Видимо, Сэм решил поступить иначе и помчался на другой берег, под пули индейцев, не обращая внимания на мои слова. Что за упрямец этот маленький человек! Больше я не мог его искать и повернул назад. Окольным путем возвратился я в лагерь.
      Все мои друзья - и белые, и краснокожие - были очень взволнованы и засыпали меня вопросами. Дик Стоун даже бросил мне упрек:
      - Сэр, почему вы не позвали нас, когда начали стрелять? Мы ждали вашего знака! Слава Богу, что вы целы и невредимы, как я вижу.
      - Сэм вернулся? - спросил я.
      - Разве вы не видели, что с ним произошло?
      - Что такое?
      - Мы ждали сигнала от вас, как условились. Слышали крик, и все стихло. Потом грянуло несколько выстрелов, после чего поднялся страшный вой. Потом - снова выстрелы, и мы увидели Сэма.
      - Где?
      - Там внизу, около леса, но уже на том берегу.
      - Так я и думал! Сегодня Сэм вел себя как никогда опрометчиво. Что было дальше?
      - Он бежал к нам, но кайова схватили его. Мы все это отчетливо видели, огни костров горят ярко. Кинулись было ему на помощь, но индейцы перешли на свой берег и скрылись за деревьями. Очень хотелось отбить Сэма, но, помня о вашем наказе, мы остались на месте.
      - И правильно сделали. Одиннадцать человек не справятся с отрядом индейцев. Вас бы просто перестреляли.
      - А что мы будем делать теперь, сэр? Сэм схвачен.
      - Увы, уже во второй раз!
      - Во второй раз? - удивился он.
      - Да. В первый раз я освободил его, и если бы он послушался меня, сидел бы сейчас вместе с нами, но сегодня он делал все по-своему.
      И я рассказал им, как все произошло. Друзья в молчании выслушали мой рассказ и долго сидели, переживая. Потом Билл Паркер сказал:
      - Сэр, вы сделали больше, чем смог бы каждый из нас на вашем месте. Сэм Хокенс сам полез туда. Но оставлять его там нельзя!
      - Конечно, надо его выручать, но теперь это будет гораздо труднее. Поверьте, кайова не позволят застать себя врасплох дважды.
      - Само собой, но попытаться надо.
      - Обязательно, но сначала необходимо все обдумать: что могут сделать двенадцать человек против пятидесяти? К тому же теперь кайова ждут нападения. Похоже, есть один-единственный выход, учитывая, что днем атаковать опасно.
      - Отлично! Сегодня же ночью мы и ударим!
      - Спокойно! Я же сказал - надо все хорошенько обдумать!
      - Вы пока думайте, сэр, а мне позвольте перебраться на ту сторону на разведку.
      - Вы сделаете это, но позже, дайте кайова немного успокоиться. Впрочем, скорее всего, я составлю вам компанию.
      - Хорошо, сэр, очень хорошо! Пусть так и будет! И это уже означает нападение; на себя беру шесть-восемь краснокожих, Стоун - не меньше. Не правда ли, старина Дик?
      - Попал в точку, Билл, - отвечал Дик. - Если речь идет об освобождении Сэма, мне чихать, сколько их там будет. Жаль Сэма, он воробей стреляный, но сегодня для него был неудачный день.
      Действительно, сегодня Сэму явно не повезло. Итак, хорошенько обдумать, обдумать... Моя жизнь - в моем полном распоряжении, но жизнью апачей я рисковать не имел права. Впрочем, можно добиться хитростью... и с меньшим риском, но для этого надо перебраться на тот берег. Я решил взять апачей на случай, если нападение окажется возможным.
      На той стороне по-прежнему стоял большой шум, и мы вынуждены были ждать. Постепенно все стихло, тишину нарушали лишь громкие и сильные удары томагавков. Вероятно, кайова решили нарубить дров для костров, чтобы до утра поддерживать огонь.
      Затем удары топоров прекратились. Звезды показывали полночь, пора было приступать к делу. Мы хорошенько привязали лошадей, я еще раз проверил ремни и кляп у пойманного мной индейца, и мы покинули лагерь той самой дорогой, по которой я шел несколько часов тому назад.
      У леса над рекой я оставил в засаде отряд апачей под началом Дика Стоуна, а сам с Биллом Паркером поднялся бесшумно на тот берег. Выбравшись наверх, мы легли на землю и прислушались. Вокруг стояла полная тишина. Мы медленно поползли вперед. Восемь костров по-прежнему сильно полыхали. Вместо сучьев в них горели толстые бревна. Мы продолжали ползти дальше, но так никого и не встретили. Немного погодя мы убедились - индейцы покинули лагерь.
      - Они ушли, и ушли скрытно! - поразился Паркер. - А в костры подбросили дров.
      - Чтобы скрыть свой уход! Они решили нас обмануть. Раз горят такие костры, мы должны думать, что они здесь.
      - Но куда они ушли? И насовсем ли?
      - Похоже, что так. Сэм - хорошая добыча, надо ее спрятать подальше. Кто знает, что у них на уме!
      - А что может случиться?
      - А вот возьмут и нападут на нас с той стороны, откуда мы их не ждем!
      - Черт возьми! Возможно! Сэр, надо спешить!
      - Да, нужно вернуться и хотя бы спрятать лошадей.
      Мы сошли вниз к апачам и поспешили в лагерь, где пока все было в полном порядке. Решив не дожидаться кайова, мы вскочили на лошадей и, отъехав как можно дальше, остановились на ночлег. Не найдя нас на старом месте, кайова отложат поиски до утра, думали мы. Пленника мы забрали с собой.
      Нам ничего не оставалось, как запастись терпением и дожидаться рассвета. Кто мог - спал, а кто нет - бодрствовал. Так прошла ночь, и как только забрезжил рассвет, мы сели на коней и вернулись на прежнее место. Убедившись, что ночью сюда никто не приходил, и приняв меры предосторожности, мы решили осмотреть лагерь кайова. Костры уже погасли, и только кучи пепла напоминали о вчерашних событиях.
      Мы занялись следами. Они говорили, что кайова оседлали лошадей и поехали на юго-восток. Похоже, они отказались от мысли вступить с нами в бой, так как момент внезапности был упущен, едва ли можно было уповать на успех.
      А Сэм? К величайшему огорчению Дика Стоуна и Билла Паркера, они забрали его с собой. Мне искренне было жаль нашего товарища, и ради его освобождения я был готов на любой, даже безумный, поступок.
      Дик не находил себе места.
      - Бедняга Сэм! Эти дикари привяжут его к столбу пыток и станут мучить.
      - Нет, - возразил я. - Не забывайте, у нас в плену их воин, он - заложник.
      - А это им известно?
      - Безусловно. Сэм должен был сказать. Мы можем поступить с ним точно так же, как они с Сэмом.
      - Тогда скорее отправимся за нашими индейцами!
      - Обождем немного.
      - Что? Вы собираетесь его там оставить?
      - Нет.
      - Так как же это понимать?
      - А так, что я не позволю этим краснокожим разбойникам водить нас за нос.
      - За нос? Не понимаю.
      - Взгляните на их следы. Когда они оставлены?
      - Похоже, до полуночи.
      - И я того же мнения. Следовательно, прошло более десяти часов. Как вы полагаете, мы сможем нагнать их сегодня?
      - Нет.
      - А завтра?
      - Тоже нет.
      - Куда они, по-вашему, направились?
      - К себе в селение.
      - Они будут там раньше, чем мы успеем догнать их. А может быть, вы полагаете, что нам следует как можно дальше забраться на земли кайова, потом напасть на их стойбище и освободить пленника?
      - Это было бы безумием!
      - Вот именно!
      - Я тоже так думаю, поэтому мы за ними не поедем.
      Стоун почесал за ухом и с горечью пробормотал:
      - Но ведь у них Сэм, Сэм! Что будет с нашим старым Сэмом? Мы не можем оставить его!
      - Нет, конечно, мы не оставим его, напротив, мы его освободим!
      - Ах, черт вас побери, сэр! Такие загадки мне не по зубам! То говорите, что не поедем за краснокожими, а через минуту утверждаете, что во что бы то ни стало освободим Сэма. Да это почти то же самое, если бы вы называли осла то верблюдом, то обезьяной. Пусть вас понимают те, кто умнее. Я не могу.
      - Что ж, объясню. Кайова направляются не к себе в деревню.
      - А куда же?
      - Не догадываетесь?
      - Нет.
      - Гм! И это старый и опытный вестмен! Куда лучше иметь дело с гринхорнами, которым такие орешки по зубам. Краснокожие направились к Золотой горе!
      - Нет... нет... вы только посмотрите на него! Возможно ли это?
      - Да-да, будьте спокойны.
      - А впрочем, от них все можно ожидать.
      - Не только ожидать, но я просто в этом убежден.
      - Но во время обряда погребения нападать запрещено.
      - Они и не нападут, пока все не закончится. Но, безусловно, захотят отомстить и нам, и апачам. Появление Сантэра оказалось им весьма на руку. Представляете, как они обрадовались, узнав о смерти Инчу-Чуны и Ншо-Чи! Теперь они полны решимости расправиться с Виннету! Сантэр сказал им, что мы преследуем его, и они попытались отомстить и нам. Но мы не попались, один бедняга Сэм... Они лишь притворялись, будто направляются домой - в расчете, что мы откажемся от погони и вернемся к Виннету. Для отвода глаз поехали на юго-запад, решив тем временем созвать побольше воинов и затем повернуть к Золотой горе. Там нападут и перебьют нас всех.
      - Придумано неплохо, ничего не скажешь, но мы расстроим их план.
      - Этот план задуман Сантэром, чтобы при случае добраться до золота. Даю голову на отсечение, что их план именно таков. Вы все еще настаиваете на преследовании кайова?
      - Нет, зачем же? По правде говоря, ваши предложения очень уж неожиданны, но насколько я знаю вас, вы никогда не ошибались. Думаю, попали в точку и на сей раз! А ты как думаешь, старина Билл?
      - Думаю, так оно и есть, как говорит наш друг. Нам надо торопиться и предупредить Виннету. Вы согласны, сэр?
      - Целиком и полностью.
      - Пленника берем с собой?
      - Обязательно! Свяжем и посадим на Мэри, и пусть только попробует покапризничать. Перед дальней дорогой надо найти воду и напоить лошадей.
      Через полчаса мы уже были в пути, обсуждая неутешительные результаты нашей погони. Искали Сантэра, а вместо этого потеряли Сэма Хокенса! Однако если мои предположения сбудутся, то и Сэма освободим, и Сантэра поймаем.
      Когда мы преследовали Сантэра, мы, естественно, вынуждены были идти по его следу и сделали большой круг. Теперь я решил ехать напрямик, благодаря чему к полудню мы уже оказались у входа в каньон, ведущий к той злосчастной поляне.
      Оставив лошадей в долине под присмотром одного из апачей, мы двинулись в горы. На краю поляны нас приветствовал легким движением руки часовой апачей. Двадцать воинов занимались приготовлениями к погребению вождя и его дочери. На земле лежали свежесрубленные тонкие деревья для подмостков и камни. Прибывшие со мной апачи моментально включились в работу. Я выяснил, что погребение должно состояться через два дня.
      Неподалеку был сооружен шалаш, куда поместили тела убитых. Узнав о нашем прибытии, Виннету вышел из него поприветствовать нас. Нам сказали, что он ни на минуту не покидал умерших. Как же изменился за это время молодой вождь!
      Виннету всегда был серьезен, и улыбка редко озаряла его лицо. Я никогда не слышал, чтобы он громко смеялся. Однако это строгое лицо излучало доброту, а темные бархатные глаза смотрели порой с нежностью. Сегодня же передо мной стоял совершенно незнакомый человек. Лицо его словно окаменело, глаза были полны печали, движения замедленны и тяжелы. Он подошел, угрюмо взглянул на меня, вяло пожал руку, глядя прямо в глаза, от чего мне вдруг стало не по себе, и спросил:
      - Когда вернулся мой брат?
      - Только что.
      - Где убийца?
      - Скрылся.
      Честно признаюсь, нелегко было произнести эти слова, и я невольно опустил глаза.
      Виннету тоже потупился. Помолчав, он спросил:
      - Мой брат потерял его след?
      - Нет, пока не потерял. Убийца скоро сам придет сюда.
      - Пусть Сэки-Лата расскажет мне все!
      Мы присели на камень, и я подробно все изложил. Он слушал в полном молчании, а когда я окончил, сказал:
      - Значит, мой брат не уверен, попали ли пули в Сантэра?
      - Не уверен, но скорее всего, они его не задели.
      Он кивнул головой, пожал мне руку, сказав:
      - Брат мой, прости меня за вопрос о следах Сантэра. Сэки-Лата прекрасно справился с заданием, вдобавок поступил очень мудро. Сэм Хокенс поплатился за свою неосторожность, но мы простим ему и освободим нашего белого брата. Я согласен с Сэки-Лата: кайова идут сюда, но мы примем их иначе, чем они думают. Пленника следует беречь, как зеницу ока. Завтра я сделаю гробницы для Инчу-Чуны и Ншо-Чи. Мой брат поможет мне?
      - Я бы огорчился, если бы Виннету не позволил мне быть рядом с ним.
      - Не только позволяю, но и прошу. Твое присутствие, вероятно, поможет остаться в живых многим сыновьям белых людей. Закон крови требует смерти для множества белых, но твой глаз - как солнце, которое растапливает холодный лед и превращает его в живительную воду. Ты знаешь, кого я потерял. Будь мне отцом и сестрой одновременно, прошу тебя, Чарли!
      В его глазах блеснула слеза. При посторонних он бы сдержался, но меня ему нечего было стыдиться. Он стремительно скрылся в глубине шалаша. Сегодня Виннету впервые назвал меня по имени - Карл, и впоследствии он произносил его точно так же, как сейчас - Чарли.
      Погребение состоялось с соблюдением всех обычаев. Признаюсь, подробное описание составило бы занимательную картину. Но стоит мне только вспомнить об этих горестных минутах, как к горлу подступает комок, так свежи еще воспоминания. Поведать о тех событиях, значит для меня осквернить - нет, не склеп, который мы построили тогда для умерших у подножия Наггит-циль, - а тот памятник, который я воздвиг в своем сердце и окружил неустанным почитанием. Поэтому прошу извинить меня и избавить от подробного описания.
      Тело Инчу-Чуны привязали к его коню, засыпали животное землей так, чтобы оно не могло пошевелиться, и прострелили ему голову. Затем насыпали землю слоями, чтобы она покрыла всадника вместе с его оружием и мешочком с "лекарствами". Сверху рядами уложили камни.
      Ншо-Чи, по моей просьбе, была похоронена в другой могиле. Мне не хотелось, чтобы земля непосредственно касалась ее тела. Прислонив труп в сидячем положении к стволу дерева, мы затем уложили камни в форме пирамиды, вершину которой венчала верхушка дерева.
      Впоследствии мы с Виннету часто навещали могилы у Наггит-циль и всегда заставали их нетронутыми.
Оглавление - Глава 6




Free Web Hosting