Глава 3

Виннету в неволе

       В мое отсутствие лагерь перенесли к тому месту, где я убил медведя. Десять мужчин с трудом перетащили тушу из-под ветвей к костру.
      Несмотря на позднее время, никто не ложился, и только Рэттлер отсыпался после пьянки. Хокенс освежевал медведя, но к мясу не притронулся.
      Когда я вернулся в лагерь, маленький вестмен подошел ко мне и спросил:
      - Куда же вы подевались, сэр? Мы с нетерпением ждем вас. Уж больно хочется отведать медвежатинки, а без вашего разрешения мы не можем разрезать тушу. Я только помог мишке раздеться. Костюмчик сидел на нем как влитой, ни единой морщинки, хи-хи-хи! Не обессудьте, пожалуйста. А теперь вам решать, как разделить мясо. Хотелось бы зажарить кусок перед сном.
      - Делите по вашему усмотрению, - ответил я, - мясо принадлежит всем.
      - Ладно, но позвольте заметить, что самое вкусное - это лапы. На свете нет ничего вкуснее медвежьих лап. Правда, им положено полежать некоторое время, пока в них не заведутся черви, - только тогда они приобретут отменный вкус. К сожалению, мы так долго ждать не можем, боюсь, апачи испортят нам пир. Поэтому желательно немедленно заняться ужином и еще сегодня приготовить лапы. Если уж помирать, так хоть после ужина, вкусно поев напоследок. Вы согласны, сэр?
      - Конечно.
      - Ну и прекрасно, тогда пора браться за дело. С аппетитом у нас все в порядке, если я не ошибаюсь.
      И Сэм взялся за дело: разделал лапы и разрезал их на куски, каждому по штуке. Мне досталась лучшая часть от передней лапы. Я завернул ее и отложил в сторону, тогда как остальные спешили зажарить свои порции. Я был страшно голоден после трудного дня, но и думать не мог о еде. Я все еще переживал ужасное убийство Клеки-Петры. Казалось, что я сижу вместе с ним и слушаю исповедь благородного человека, слышу слова, полные предчувствия близкой смерти. В самом деле, так глупо оборвалась его жизнь. И кто это сделал?! Пьяный мерзавец! Вот он лежит, убийца, все еще пьяный до бесчувствия. Рэттлер был мне противен. Думаю, что именно чувство гадливости было причиной того, что апачи не расправились с убийцей на месте.
      "Огненная вода", - бросил с глубоким презрением Инчу-Чуна. Двумя словами вождь выразил и обвинение, и упрек.
      Единственным, хотя и слабым для меня утешением было то, что Клеки-Петра умер, как и хотел - на руках у Виннету, от пули, предназначенной для его любимого воспитанника. Но почему именно меня просил Клеки-Петра, чтобы я остался с Виннету и продолжил дело, начатое белым учителем? Почему я? За несколько минут до кровавого события Клеки-Петре казалось, что мы больше никогда не увидимся, что жизненный путь не приведет меня к апачам, а потом он вдруг потребовал клятву, которая непременно должна была связать меня с этим племенем.
      Почему я так быстро дал умирающему свое согласие? Из жалости? Вполне возможно. Но был и другой повод. Виннету произвел на меня огромное впечатление, как никто до сих пор. И хотя мы были ровесниками, он во многом превосходил меня - я это сразу почувствовал. Достоинство, гордость, чистота помыслов, отблеск душевной муки, которые я разглядел на его лице, спокойная уверенность в каждом движении - все это потрясло меня. Поведение обоих вождей вызывало чувство глубокого уважения. Другие люди, и краснокожие и белые, бросились бы на убийцу и тут же расправились с ним. Эти двое даже не взглянули на него, ни малейшим жестом, ни выражением лица не показали, что происходит в их душах. Насколько же они превосходили нас!
      Мои товарищи уплетали медвежьи лапы, а я все сидел, погруженный в раздумья, пока Сэм Хокенс не вернул меня к действительности:
      - Что с вами, сэр? Вы не голодны?
      - Голоден, но не в состоянии есть.
      - Вот как? Предпочитаете скорбные размышления? Должен предупредить - очень вредная привычка. И меня потрясло сегодняшнее происшествие, но вестмен обязан уметь спокойно относиться к подобным случаям. Не зря Дикий Запад называют "землей кровавой темной". Поверьте, каждая ее пядь пропитана кровью, а тот, чей нос столь деликатен, что не выносит запаха крови, пусть лучше сидит дома и пьет лимонад. Не принимайте все близко к сердцу и разрешите зажарить для вас кусок медвежьей лапы.
      - Спасибо, Сэм, я не смогу есть. Вы уже решили, как нам поступить с Рэттлером?
      - Да, мы говорили по этому поводу.
      - Какое будет наказание?
      - Наказание? Вы считаете, что его надо наказать?
      - Безусловно.
      - И как именно? Может, прикажете отвезти его в Сан-Франциско, Нью-Йорк или Вашингтон и предать суду за убийство?
      - Ерунда! Мы здесь олицетворяем власть, которая должна его судить, руководствуясь законами Запада.
      - Что вы, гринхорн, можете знать о законах Запада? Может, вы специально прибыли сюда из Старого Света, чтобы играть роль главного судьи? А может, Клеки-Петра приходится вам родственником или другом?
      - Отнюдь.
      - То-то! Правда, Дикий Запад руководствуется собственными, незыблемыми и особыми законами: око за око, зуб за зуб, кровь за кровь, как в Библии. Здесь можно казнить убийцу без суда и следствия или же созвать суд, который вынесет приговор и немедленно приведет его в исполнение. Так здесь избавляются от мерзавцев, мешающих жить честным охотникам.
      - Давайте созовем такой суд.
      - Для этого необходим обвинитель.
      - Им буду я!
      - На каком основании?
      - Я не смогу допустить, чтобы убийство осталось безнаказанным.
      - Вы рассуждаете, как гринхорн. В роли обвинителя выступить можно только в двух случаях: во-первых, если убитый был вашим близким родственником или другом, но вы только что сказали, что это не так; во-вторых, если бы вы были этим убитым, хи-хи-хи! Неужели мы имеем дело со вторым случаем?
      - Сэм, шутки здесь неуместны!
      - Знаю, знаю! Я хотел лишь уточнить, что убитый имеет неоспоримое право требовать наказания убийцы. Но у вас такого права нет, так же как и у нас, а там, где нет обвинителя, нет и судьи. Поэтому мы не можем судить его.
      - Значит, Рэттлер не будет наказан?
      - Ну уж нет! Я совершенно уверен, он понесет наказание от рук апачей.
      - И мы вместе с ним!
      - Вполне вероятно. Вы думаете, мы избежим расправы, если убьем Рэттлера? Ошибаетесь. Мы вместе работаем, вместе попадем в плен и вместе погибнем. Не только его, но и нас апачи считают убийцами, и когда начнут мстить, то расправятся со всеми.
      - Даже если мы избавимся от него?
      - И тогда тоже. Нас просто перестреляют, не спрашивая, с нами он или нет. А каким образом вы хотели бы избавиться от него?
      - Прогнать, и все.
      - Мы обдумывали такое решение, однако, во-первых, мы не имеем права прогонять его, а во-вторых, нам нельзя поступать так из соображений предосторожности.
      - Не понимаю! Если чье-то общество меня не устраивает, я расстаюсь с этим человеком! Что же, и дальше терпеть присутствие негодяя и пьяницы, который причиняет нам все новые и новые беспокойства?
      - К сожалению, да. Рэттлер, как и я, Стоун и Паркер, был нанят на работу, и только те, кто его нанимали и платят, могут его прогнать. Мы обязаны неукоснительно следовать букве закона.
      - По отношению к человеку, который изо дня в день попирает законы, не только человеческие, но и божеские!
      - Именно так! Он негодяй, вы совершенно правы, но мы, вестмены, в данном случае олицетворяем власть и не имеем права нарушить ее предписания. Но даже если отбросить эту проблему, что, по-вашему, предпримет Рэттлер в случае его изгнания?
      - Это его дело!
      - И наше тоже! Тогда нам угрожает месть с его стороны. Пусть остается с нами, легче будет за ним присматривать. Будучи изгнан, Рэттлер станет кружить поблизости, а кому хочется получить пулю в спину? Надеюсь, я вас убедил?
      Говоря это, Сэм взглядом указал на приятелей Рэттлера, которым мы не доверяли и которые при попытке выгнать Рэттлера, скорее всего, горой встанут за него. Поэтому я ответил Сэму:
      - Вынужден согласиться с вами, но боюсь, апачи будут непременно мстить нам.
      - Несомненно, будут, тем более что мы не услышали от них ни слова угрозы. Они вели себя очень гордо, но и необыкновенно умно. Заметили? Если бы они захотели немедленно отомстить, то погиб бы только Рэттлер - если бы, конечно, мы им не помешали. Но апачи ополчились против нас всех, поскольку Рэттлер - один из нас. Мы для них враги, отнимающие их землю. Если их план удастся - готовьтесь к мучительной смерти. Уважение, которым пользовался Клеки-Петра, требует двойной, даже тройной мести.
      - А все из-за пьяницы! И к нам, конечно, пожалуют целые полчища апачей.
      - Разумеется! Все зависит от того, когда они пожалуют. К черту работу, и немедленно бежать - только так можно спастись.
      - Может, мы все-таки успеем закончить?
      - Сколько дней вам потребуется?
      - Дней пять.
      - Гм! Насколько мне известно, поблизости нет стойбищ апачей. До ближайших селений дня три пути. Итак, если я не ошибаюсь, Инчу-Чуна и Виннету будут ехать дня четыре, ведь они везут убитого. На обратном пути им понадобится три дня, итого - дней семь. Если вы считаете, что уложитесь в пять дней, то мы можем продолжить съемку.
      - А если ваши расчеты ошибочны? Где гарантия, что апачи повезут тело в селение, а не спрячут его в укромном месте и не вернутся раньше, чтобы перестрелять нас из засады? А может, где-то поблизости скрывается отряд апачей? Странно, очень странно, что два индейца, к тому же вожди, отлучились столь далеко от своих поселений без надлежащего сопровождения. Вероятнее всего, сейчас, в разгар охоты на бизонов, Инчу-Чуна и Виннету прибыли сюда во главе отряда охотников и лишь на короткое время покинули его. Обо всем этом мы должны помнить и все учитывать.
      Сэм Хокенс прищурил маленькие глазки, скорчил гримасу и воскликнул с глубочайшим удивлением:
      - Черт возьми! Ну и умница же вы! В самом деле, цыпленок в десять раз умнее старого петуха, чтоб мне лопнуть! Честно говоря, мысль неглупая. Согласен, мы должны быть начеку. И прежде всего надо узнать, куда отправились апачи. На рассвете поеду за ними.
      - И я с вами, - сказал Билл Паркер.
      - И я, - заявил Дик Стоун.
      Сэм, подумав минуту, ответил:
      - Оставайтесь здесь, вы необходимы в лагере.
      И Сэм бросил многозначительный взгляд на приятелей Рэттлера. Старый вестмен был прав. Оставаясь без присмотра, эти люди могли спровоцировать протрезвевшего Рэттлера на нежелательные для нас действия, поэтому Стоуну и Паркеру нельзя было покидать лагерь.
      - Ты не можешь ехать один, - сказал Стоун.
      - И один справлюсь, но поеду не один, - ответил Сэм. - Подыщу себе товарища.
      - Кого?
      - Да вот этого гринхорна, - сказал Сэм, указывая на меня.
      - Ему нельзя покидать лагерь! - возразил инженер.
      - Почему, мистер Бэнкрофт?
      - Мне необходима его помощь.
      - Интересно, в чем именно?
      - В работе. Если мы должны закончить съемку в пять дней, то надо напрячь все силы. И все должны участвовать в работе.
      - Ага, напрячь все силы! А до сих пор этого не требовалось? Один работал за всех, так пусть теперь все поработают на одного.
      - Вы что себе позволяете, мистер Хокенс? Ваши шутки неуместны!
      - Я и не шучу. Думаю, вы не очень-то отстанете, если завтра вместо пятерых поработают четверо. У меня созрел один план, а чтобы его осуществить, надо кое-куда съездить вместе... с Шеттерхэндом.
      - Шеттерхэндом? Гм... Можно узнать, что за план?
      - Естественно. Пусть молодой человек узнает, как выслеживать индейцев. Ему пригодится умение следопыта.
      - Вот уж это меня не волнует!
      - Знаю. Но есть еще одна причина. Я собираюсь в опасный путь, и полезно будет и для меня, и для вас, кстати, тоже, если моим спутником станет человек физически сильный, к тому же меткий стрелок...
      - Не понимаю, в чем тут наша польза.
      - Не понимаете? Быть не может! Такой умный, такой предусмотрительный джентльмен - и не понимает? Я ведь еду на разведку. А что, если враги укокошат меня? Никто не предупредит вас об опасности, нападение будет внезапным, и вас всех перебьют. А мой молодой спутник своей тоненькой ручонкой одним махом уложит любого верзилу и тем самым при необходимости решит проблему нашего возвращения в лагерь. Я ясно излагаю свою мысль?
      - Гм-м, да.
      - А сейчас - самое важное. Во избежание скандала он непременно завтра должен покинуть лагерь, иначе последствия могут быть самые прискорбные. Вы же знаете, что Рэттлер имеет на него зуб. Во избежание открытой схватки их необходимо развести на некоторое время, не то этот пьяница проснется и набросится на молодого человека. Поэтому один останется с вами, а другой поедет со мной. Ну как?
      - Пусть едет.
      - Значит, все в порядке, - сказал Сэм и добавил, поворачиваясь ко мне: -
Вы слышали, что завтра вас ожидает? Возможно, у нас не будет ни минуты на перекус. Поэтому спрашиваю еще раз, не хотите ли попробовать кусочек медвежьей лапы?
      - Раз так - попробую.
      - Попробуйте, попробуйте! Знаю я вас, хи-хи-хи! Снимая маленькую пробу, не остановитесь, пока не слопаете все до конца. Дайте сюда ваш кусок - зажарю его для вас. Гринхорнам недостает ума для выполнения столь ответственной работы. Смотрите и учитесь! Другого раза не будет, в другой раз я сам съем такое лакомство.
      Добрый Сэм оказался прав. Когда он протянул мне свой кулинарный шедевр и я попробовал его, во мне пробудился зверский аппетит. Забыв на какое-то время все неприятности, я не остановился, пока не съел все до последнего кусочка.
      - Ну как? - смеялся Сэм. - Не правда ли, намного приятнее есть серого медведя, чем его убивать? Мы сейчас вырежем несколько хороших кусков из задней части, сегодня же испечем и возьмем их в дорогу, а то в разведке не всегда бывает время для охоты, да и не всегда можно разжечь костер. Едем на рассвете, силы нам завтра понадобятся.
      - Хорошо, я сейчас же ложусь спать, но скажите, на какой лошади вы поедете?
      - Я поеду не на лошади.
      - А на ком?
      - Думаете, я поскачу верхом на крокодиле или какой другой пташке? Конечно, поеду на муле, забыли о моей Мэри?
      - Не советую.
      - Почему же?
      - Вы мало ее знаете.
      - Зато она знает меня прекрасно и относится ко мне с глубочайшим почтением, хи-хи-хи!
      - Но завтра у нас очень ответственный поход, а ненадежная лошадь может все испортить.
      - Неужели? Вы так думаете? - рассмеялся Сэм.
      - Ну да, ведь важна каждая мелочь. Можно поплатиться жизнью, если лошадь не вовремя фыркнет.
      - А, вы даже об этом знаете? Ах, какой умный! И об этом вы читали, сэр?
      - Разумеется.
      - Так я и думал. Чтение книг, должно быть, очень занимательно. Если бы я не был вестменом, отправился бы в город, уселся на мягком диване и стал читать завлекательные рассказы об индейцах. И при этом жутко бы растолстел, несмотря на то, что медвежьи лапы встречаются там исключительно в письменном виде. А скажите, пожалуйста, побывал ли на берегах старой Миссисипи хоть один из благородных джентльменов, писавших подобные книги?
      - Многие, вероятно, бывали.
      - Вы так думаете?
      - Да.
      - А я сомневаюсь.
      - Почему?
      - Сейчас объясню, сэр. Раньше я тоже умел писать, а потом все это умение куда-то улетучилось, и сегодня я с трудом напишу свое имя. Рука, привыкшая держать поводья, ружье и лассо, не способна заниматься каллиграфией. Истинный вестмен, несомненно, забыл, как это делается, тот же, кто вестменом не был, пусть не пишет о том, о чем не имеет ни малейшего представления.
      - Чтобы написать книгу о Диком Западе, вовсе не обязательно пробыть там столько, чтобы разучиться писать.
      - Вы совсем меня не поняли, сэр! Я сказал, что написать правду может только настоящий вестмен, но настоящий вестмен никогда этого не сделает.
      - Почему же?
      - Потому что ему никогда не придет в голову мысль покинуть Запад, а здесь чернильниц нет. Прерия как море - не отпускает того, кто познал и полюбил ее. Нет, все эти писатели не знают Запада! Кто полюбил Запад, не уедет отсюда, чтобы марать чернилами сотни бумажных листов. Это мое мнение, и я уверен - совершенно правильное.
      - Нет. Я, например, знаю человека, который полюбил Запад и хочет стать настоящим охотником, но когда-нибудь обязательно вернется в цивилизованный мир, чтобы написать о Западе.
      - Да? И кто это такой? - спросил Сэм, с интересом поглядывая на меня. - Уж не себя ли вы имеете в виду? Вернетесь к тем бездельникам, что кропают книги?
      - Скорее всего - да.
      - Бросьте это, сэр. Бросьте, очень вас прошу. Поверьте, вы пропадете.
      - Не думаю.
      - А я уверен. Могу даже поклясться! Вы хоть представляете, что вас ждет?
      - Конечно. Поезжу по свету, чтобы изучить страны и народы, со временем вернусь к себе на родину и напишу о том, что довелось увидеть и пережить.
      - Господи, зачем?
      - Это будет поучительно для читателей. И кроме того, я заработаю деньги.
      - Бог мой! Рассказать читателям и заработать! Сэр, вы спятили, если я не ошибаюсь! Ничего поучительного читатели из ваших книг не вычитают, потому что вы сами ни на что не годны. Как гринхорн может учить других? Я совершенно уверен, никто ваши книги читать не будет! И зачем становиться учителем, если учеников у вас все равно не будет? Неужели в мире не хватает учителей и бакалавров? Вы обязательно должны пополнить их ряды?
      - Послушайте, Сэм. Профессия учителя очень важна!
      - Вестмен во много раз важнее! Я это точно знаю, ведь я вестмен, а вы пока лишь прикоснулись к этой профессии. И я не желаю, чтобы вы стали учителем! Да еще получали за это деньги! Что за вздор! Сколько стоит книга, которую вы намерены написать?
      - Один, два, а может, три доллара, зависит от объема.
      - Великолепно! А сколько стоит шкура бобра? Вы хоть имеете представление об этом? Если будете ставить силки, заработаете значительно больше учителя читателей. Даже если они и найдутся, ничему, кроме глупостей, от вас не научатся. Зарабатывать деньги! Проще это делать на Западе. Здесь деньги лежат под ногами: в прерии, в лесах, между скал и на дне рек. А что за жизнь ждет вас! Вместо чистейшей родниковой воды Запада вы будете пить густые чернила, вместо медвежьей лапы или бизоньей вырезки жевать гусиное перо. Вместо роскошной голубизны над вами нависнет облупившийся потолок, а вместо зеленой мягкой травы под вами будет жесткая деревянная койка. Ревматизм обеспечен! Здесь вы восседаете на лошади, а там - в мягком кресле. Здесь в любую погоду пользуетесь всеми благами природы, там с первой каплей дождя раскрываете желтый или зеленый зонт. Здесь вы свободный и веселый человек с ружьем в руках, а там будете протирать штаны за письменным столом и попусту тратить силы на какую-то писанину. Эх, пожалуй, довольно, не то меня хватит удар. Если вы и на самом деле собираетесь стать учителем читателей, вас можно только пожалеть!
      Произнося эту длинную тираду, Сэм все больше вскипал, его маленькие глазки разгорелись, лицо сквозь густую бороду покраснело, а нос приобрел пурпурный оттенок. Я догадывался, на что он сердится, но хотел услышать об этом из его уст, поэтому подлил масла в огонь:
      - Уверяю вас, дорогой Сэм, и вам будет приятно, если осуществится моя мечта.
      - Мне? Приятно? С чего вы это взяли? Примите к сведению, я не потерплю подобных шуток!
      - Это вовсе не шутка!
      - Тогда не понимаю.
      - В моих книгах я и о вас напишу.
      - Обо мне? - спросил он, и его маленькие глазки округлились. - Вы собираетесь написать, что я делаю и о чем говорю?
      - Да. Я расскажу обо всем, что нам пришлось пережить вместе, поэтому вы будете одним из главных героев, точно как здесь.
      Тут Сэм, отбросив кусок медвежатины, который зажаривал во время нашего разговора, схватив ружье, вскочил на ноги и с грозным видом крикнул:
      - Я вас серьезно спрашиваю при свидетелях: вы действительно намерены сделать это?
      - Конечно.
      - Немедленно откажитесь от своих слов и поклянитесь, что этого не будет. Я требую!
      - Но почему же?
      - Потому что в противном случае я вас застрелю или размозжу вам голову моей старой Лидди, которую держу в руках. Ну, я жду!
      - Нет!
      - Тогда бью! - крикнул он, замахиваясь на меня ружьем.
      - Пожалуйста, бейте, - спокойно ответил я.
      Обиженный Сэм несколько секунд помахал прикладом над моей головой, потом швырнул ружье на траву, в отчаянии всплеснул руками и запричитал:
      - У него не все дома, он с ума сошел, ей-богу, с ума сошел! Я сразу догадался, как только он признался, что хочет стать учителем своих читателей, а теперь и вовсе убедился. Только сумасшедший может спокойно смотреть, как моя Лидди взлетает над его головой! Что же с ним делать? Мне кажется, он неизлечим!
      - Мне не нужен доктор, дорогой Сэм, - ответил я. - Мои мозги в полном порядке.
      - Ничего себе в порядке! Умный предпочел бы поклясться, лишь бы не получить прикладом по голове.
      - Вы не убьете меня, я это прекрасно знаю.
      - Знаете? Вот как? Да я... Увы, это правда. Скорее я убью себя, чем позволю упасть волосу с вашей головы.
      - Вы должны знать, Сэм, мое слово дороже любой клятвы. И никто никогда ни под какой угрозой не сможет заставить меня дать слово, если я не захочу, даже приклад Лидди. А книги - дело серьезное. Когда-нибудь объясню вам это.
      - Благодарю! - сказал Сэм, усаживаясь у костра и опять принимаясь за приготовление мяса. - Обойдусь без объяснений того, что объяснить невозможно. Учитель читателей! Получать доход с книг! Бред какой-то!
      - Сэм, а слава?
      - Какая еще слава? - спросил Хокенс, поворачиваясь ко мне.
      - Ну, вас читает столько народу! Вы становитесь знаменитостью!
      Хокенс поднял вверх правую руку с куском мяса и крикнул:
      - Сэр, прекратите немедленно, иначе я швырну в вас двенадцать фунтов медвежьего мяса! Вы глупее самого глупого медведя! Прославиться изданием книг! Чушь какая-то! Что вы можете знать об известности и славе? Я вам скажу, как заслужить славу. Вот видите эту медвежью шкуру? Смотрите сюда. Отрежьте уши вот так и заткните их за ленту шляпы, из лап вырвите когти, а из пасти - зубы, сделайте из них ожерелье и повесьте на шею. Так делает каждый белый вестмен и каждый индеец, если ему посчастливится убить гризли. Все станут говорить: "Смотрите! Он свалил серого медведя". Герою почтительно уступают дорогу, молва о нем идет от поселка к поселку. И человек обретает славу. Понятно? А о какой славе вы можете мечтать, кропая книжонки?
      - Сэм, почему вы так сердитесь? Не все ли вам равно, что я стану делать?
      - Все равно? Мне? Тысяча чертей! Ну что вы за человек?! Я люблю его, чтоб мне лопнуть, как родного сына, и должен равнодушно смотреть, как он катится в пропасть? Ну нет! Парень наделен силой бизона, выносливостью мустанга, скоростью оленя, взором сокола, слухом мыши и пятью или даже шестью фунтами мозгов, судя по лбу. Стреляет как опытный охотник, справляется с любой лошадью, как на морских свинок, идет на бизона и медведя, хотя до сих пор в глаза их не видел. И этот человек, настоящий охотник прерии, прирожденный вестмен, хочет вернуться домой и писать книги! Что может быть глупее! Ничего удивительного, что настоящего вестмена берет злость!
      Закончив свою речь, Сэм победно взглянул на меня, ожидая ответа, но я промолчал. Он попался на мою удочку. Я придвинул к себе седло, подложил его под голову, вытянулся и закрыл глаза.
      - Это что такое? - возмутился Сэм, все еще держа в руке поджаренный медвежий окорок. - Вы не удостаиваете меня ответом?
      - Именно, - ответил я. - Спокойной ночи, Сэм! Приятных снов!
      - Вы ложитесь спать?
      - Вы сами только что посоветовали мне сделать это.
      - Так это было до нашего разговора, а он еще не окончен!
      - Разве?
      - Сэр, я желаю с вами поговорить.
      - А я - нет, я и так уже все знаю.
      - Что же вы знаете?
      - То, в чем вы не хотели признаться.
      - Интересно, в чем же?
      - В том, что я прирожденный вестмен.
      Озадаченный Сэм опустил руку с медвежьим окороком, сконфужено откашлялся и сказал:
      - Нет... Глядите... Этот гринхорн... этот... меня... в лужу... гм, гм, гм!
      - Спокойной ночи, Сэм Хокенс, приятных снов! - повторил я и повернулся на другой бок.
      Сэм взорвался:
      - Да, да, спокойной ночи, висельник! Закройте глаза и перестаньте водить за нос порядочных людей! Конечно! Знать вас больше не хочу! Это ж надо, какой плут!
      Так гневно и так искренне прозвучали его слова, что казалось, между нами действительно все кончено. Однако спустя несколько минут Сэм как ни в чем не бывало произнес:
      - Спокойной ночи, сэр! Засыпайте поскорее, нам надо хорошенько выспаться!
      Старый Сэм Хокенс был милым, добрым и порядочным человеком.
      Я спал как убитый, а когда он меня разбудил, Паркер и Стоун были уже на ногах: остальные, включая Рэттлера, еще спали глубоким сном. Мы подкрепились куском мяса, напоили лошадей и двинулись в путь, но не прежде чем Сэм Хокенс растолковал товарищам, как вести себя в случае опасности.
      Солнце еще не взошло, когда мы покинули лагерь. Первый раз я шел на разведку, полную опасностей! Что меня ожидало? Позже, когда я совершил множество таких разведок, я не раз вспоминал эту - первую.
      Двинулись мы в том же направлении, в котором уехали апачи, сначала вниз по долине, а потом вдоль кромки леса. На траве еще сохранились их следы, даже мой неопытный глаз легко различил их. Следы вели на север, а мы собирались искать апачей на юге. Долина поворачивала вправо. На пологом, заросшем лесом склоне бросалась в глаза проплешина. Видимо, деревья извели вредители. Именно туда вели следы индейцев. Проехав ее, мы оказались на просторе прерии. Она широко раскинулась перед нами, равномерно, как крыша дома, поднимаясь к югу. Здесь также были видны следы. Добравшись до вершины крышеобразного склона, мы увидели огромное, покрытое густой травой пространство, простиравшееся без конца и края к югу. Равнину рассекал прямой, отчетливый след апачей, хотя со времени их отъезда прошли почти сутки. Сэм, до сих пор молчавший, покачал головой и буркнул себе под нос:
      - Очень не нравится мне этот след!
      - А мне нравится, - ответил я.
      - Это потому, что вы гринхорн, хотя вчера и попытались доказать обратное. Вы ляпнули такое, что сразу становится понятно, с кем имеешь дело. Вам нравится этот след? Охотно верю, он так красиво, так прямо тянется через равнину, что даже слепой нащупает его рукой. Именно это мне, старому вестмену, и кажется подозрительным.
      - А мне не кажется.
      - Замолчите, дорогой сэр! Я взял вас с собой не шутки шутить. Если индейцы оставляют столь отчетливые следы, это всегда настораживает, тем более, что уезжали они с враждебными намерениями. Значит, заманивают нас в ловушку, ведь знают, что мы поедем за ними.
      - А что за ловушка?
      - Пока не знаю.
      - Где она?
      - Разумеется, там, на юге, ведь туда они увлекают нас, не заметая следов. Поверьте, все рассчитано.
      - Мда! - буркнул я.
      - Что сэр хотел этим сказать? - поинтересовался Сэм.
      - Да ничего!
      - Вот тебе и на! А мне показалось, у вас есть что сказать.
      - Я уж лучше помолчу.
      - Почему же?
      - Боюсь, что опять подумаете, будто хочу подшутить.
      - Да бросьте! На друзей не обижаются. Ведь вы решили учиться, а как это делать молча? Итак, сэр, что означал странный звук, который только что вы произнесли?
      - Я с вами не согласен. Не верю в ловушку.
      - Вот как? Почему?
      - Апачи спешат к своим, чтобы как можно скорее вернуться и напасть на нас, к тому же в такую жару везут тело убитого. Причина достаточная, чтобы поторапливаться. У них просто нет времени заметать следы. По-моему, это единственно верное объяснение.
      - Мда! - на этот раз буркнул Сэм.
      Я продолжал:
      - Даже если я не прав, мы совершенно спокойно можем ехать за ними. На равнине нам не угрожает опасность, ведь врага мы заметим издалека и приготовимся к его встрече.
      - Мда! - еще раз буркнул Сэм, искоса посматривая на меня. - Думаете, они все-таки везут тело в такую жару?
      - Да.
      - Не похоронят где-то по пути?
      - Нет. Покойный пользовался таким уважением, что по индейским обычаям должен быть похоронен со всеми почестями. Ритуал завершится смертью убийцы, его прикончат поблизости от тела жертвы. Значит, индейцы постараются сохранить тело, а нас и Рэттлера захватить в плен. Насколько я их знаю, они поступят именно так.
      - Насколько вы их знаете! Может, вы выросли среди индейцев?
      - Не говорите глупостей!
      - Так откуда же вы знаете?
      - По книгам, естественно, о которых вы и слышать не желаете.
      - Ладно уж! Поехали!
      На сей раз Сэм не спорил со мной, но часто посматривал на меня, а губа под усами вздрагивала, что, как я уже знал, свидетельствовало о чрезмерном волнении.
      Мы пустились вскачь по равнине, заросшей невысокой травой. Это была прерия, одна из тех величественных прерий, что тянутся между верховьями Канейдиан и Пекос. По земле тянулся след, будто здесь проволокли огромный трезубец. Видно, лошади шли рядом, в том же порядке, в каком покидали лагерь. Наверняка индейцам было нелегко поддерживать покойного в седле в течение столь долгого пути, но пока ничто не говорило об их попытках облегчить себе задачу. Однако я был уверен, что им придется это сделать.
      Тем временем Сэм Хокенс решил, что пришла пора начинать мое обучение, и стал объяснять мне, по каким признакам можно определить, как ехали всадники: шагом, рысью или галопом. Объяснял он очень доходчиво.
      Полчаса спустя мы увидели перед собой лес, но, подъехав ближе, убедились, что он останется слева от нас. Деревья росли не густо, и всадники могли бы без труда проехать здесь друг за другом, но апачам, так как три их лошади ехали рядом, пришлось обогнуть лес. Мы тоже не стали в него углубляться, а поехали по их следам, по проторенной ими же тропе. Потом, естественно, когда я уже "выучился", я обычно сокращал путь, проезжая сквозь лес, и опять находил след по ту сторону препятствия.
      Чем дальше мы ехали, тем уже становилась прерия, превратившись в конце концов в долину, поросшую редким кустарником. Здесь мы нашли место, где апачи сделали привал. Над зарослями возвышались дубы и буки. Соблюдая меры предосторожности, скрываясь за кустами, мы подъехали к деревьям только, тогда, когда убедились, что краснокожие давно покинули это место. По ту сторону кустов трава была сильно вытоптана. Осматривая ее, мы пришли к выводу, что апачи сошли с лошадей, отвязали тело, сняли его с седла и уложили на траву. Мы обнаружили, что в зарослях индейцы вырезали дубовые жерди и очистили их от ветвей.
      - Зачем понадобились им жерди? - менторским тоном спросил Сэм.
      - Они смастерили что-то наподобие носилок или саней, чтобы положить на них тело, - ответил я.
      - Почему вы так думаете?
      - Я все ждал, когда же индейцы что-нибудь предпримут. Нелегко удерживать тело в седле.
      - Неплохо. Это вы тоже вычитали в ваших книгах?
      - Описание точно такого же случая - вряд ли, но ведь все зависит от того, кто и как читает книгу. Из книг действительно можно многому научиться и при случае воспользоваться знаниями.
      - Мда. Хоть какая-то польза есть. Похоже, тот, кто это писал, побывал на Западе. Впрочем, я и сам так думаю. Посмотрим, правы ли мы.
      - Я думаю, они сделали сани, а не носилки.
      - Почему же?
      - У апачей всего три лошади. Для саней достаточно одной, для носилок необходимы две, идущие рядом или друг за другом.
      - Да, это так, но сани оставляют глубокий след, что для апачей опасно. Сюда они прибыли вечером. Посмотрим, ночевали они здесь или продолжали путь ночью.
      - Я думаю, что они немедленно пустились в путь, ведь времени у них в обрез.
      - Верно, но давайте осмотрим все внимательнее.
      Мы сошли с лошадей и, держа их под уздцы, медленно двинулись по следу, который теперь явно изменился; правда, он все еще был тройным, но приобрел совсем иные очертания. Средний широкий след оставили лошадиные копыта, а две параллельные рытвины прочертили сани, сделанные из двух длинных жердей и нескольких поперечных веток.
      - С этого места они ехали друг за другом, - заметил Сэм. - Вполне могли ехать рядом, но что-то заставило их двигаться именно так. За ними!
      Мы опять сели на коней и пустили их рысью. Я попытался понять, почему апачи ехали гуськом, и вскоре понял.
      - Сэм, будьте внимательны! Где-то здесь след изменится, а мы можем проглядеть.
      - Чего это он вдруг изменится?
      - Ну как же, ведь они смастерили сани не только чтобы провезти тело, но и для того, чтобы самим незаметно разъехаться в разные стороны.
      - Разъехаться? Это им и не снилось, хи-хи-хи! - засмеялся вестмен.
      - Ясно, не снилось, они ведь это сделали наяву.
      - Скажите, откуда вы это взяли? Тут уж точно книги подвели вас.
      - Об этом в книгах нет ни слова, но они меня научили думать.
      - Ну и..?
      - До сих пор вы играли роль учителя, сейчас разрешите мне задать вам вопрос.
      - Разумеется, но только умный. Спрашивайте, мне очень интересно!
      - Почему индейцы обычно ездят гуськом? Мне кажется, не потому, что так удобно или принято.
      - Чтобы нельзя было сосчитать всадников.
      - Я думаю, мы имеем дело именно с таким случаем.
      - Вряд ли. Один едет впереди, потом идет конь с санями, а сзади второй апач следит, чтобы тело не упало на землю.
      - Возможно, но не забывайте, что они торопятся напасть на наш лагерь. С телом Клеки-Петры им быстро не поскакать, а потому, думаю, один из них повезет мертвеца, а другой поскачет за подмогой.
      - У вас богатое воображение. Уверяю, они и не подумают разъезжаться.
      Мне не хотелось возражать Сэму. Ведь я, новичок, мог и ошибаться в споре с опытным следопытом. Не сказав больше ни слова, я напряженно всматривался в след.
      Он привел нас к широкому руслу высохшей реки, по которому вода мчится только весной. Дно реки покрывали круглая галька и песок. Медленно продвигаясь вперед, я стал внимательно осматривать песчаные островки. Если моя догадка верна, именно здесь индейцам было удобнее всего разделиться. Если поехать вниз по высохшему руслу реки, направляя лошадь по камням, а не по песку, следов практически не останется. Второй из апачей мог продолжать путь, ведя лошадь с санями и оставляя следы, которые можно принять за следы трех лошадей.
      Я следовал за Хокенсом, как вдруг на песчаной отмели, среди камней, я заметил круглое, величиной с большую чашку, углубление с обвалившимися краями. В то время я не обладал еще столь проницательным взглядом и опытом, как сейчас, однако сразу догадался, что это след лошадиного копыта, соскользнувшего с камня. Преодолев русло реки, Сэм хотел, не задерживаясь, ехать дальше, но я остановил его:
      - Идите-ка сюда, Сэм!
      - Зачем? - спросил он.
      - Хочу вам кое-что показать.
      - Что?
      - Сейчас увидите.
      Я повел его вдоль берега, заросшего травой. Не проехали мы и двухсот шагов, как заметили на песке четкие следы лошади, ведущие на берег, а затем уходящие к югу.
      - Что это такое, Сэм? - спросил я, не пытаясь скрыть распиравшую меня гордость.
      Лицо Сэма вытянулось, а маленькие глазки почти вылезли из орбит.
      - Следы лошади! Откуда они взялись?
      Окинув взглядом русло реки и не увидев следов по ту сторону, Хокенс пришел к выводу:
      - Кто-то ехал по сухому руслу реки.
      - Правильно. А кто?
      - Откуда мне знать?
      - А я знаю.
      - Ну и кто же?
      - Один из наших индейцев.
      Физиономия Сэма вытянулась еще больше.
      - Один из апачей? Быть этого не может!
      - И тем не менее. Они расстались, как я и предполагал. Давайте вернемся к нашему следу и внимательно рассмотрим его. Я уверен, мы обнаружим, что там прошли только две лошади.
      - Невероятно! Давайте посмотрим!
      Мы вернулись, внимательно изучили след и убедились, что на тот берег вышли только две лошади. Сэм кашлянул несколько раз, смерил меня подозрительным взглядом и спросил:
      - Откуда вы узнали, что индейцы расстанутся в высохшем русле реки?
      - Я заметил внизу след на песке и сделал определенный вывод.
      Когда я привел его к тому месту, Сэм посмотрел на меня с еще большей подозрительностью и спросил:
      - Сэр, хоть раз вы можете сказать правду?
      - Я никогда не обманывал вас, Сэм!
      - Мда, я всегда считал вас прямым и честным человеком, но сейчас не могу вам верить. Вы действительно никогда не бывали в прерии?
      - Никогда.
      - И на Диком Западе тоже?
      - Да.
      - А может, вы побывали в стране, похожей на эту?
      - Нет, до сих пор я не покидал родины.
      - Так скажите мне, черт бы вас побрал, что же это получается? Является гринхорн, который еще не видел, как растет трава, не слышал, как поет земляная блоха, идет в первый раз в разведку и заставляет краснеть от стыда старого Сэма Хокенса. Я в вашем возрасте был раз в десять глупее, чтоб мне лопнуть! Что, по-вашему, должен чувствовать вестмен, у которого осталась хоть капля гордости?
      - Не расстраивайтесь, Сэм!
      - Легко сказать! Ведь я вынужден признать, что вы попали в точку, хотя до сих пор не понимаю, как вам это удалось.
      - Только путем умозаключений. Умение делать выводы - весьма полезное качество для человека.
      - Умозаключений? Не понимаю. Слишком умно для меня.
      - Я делал выводы вот так: если индейцы едут друг за другом, они хотят замести следы. Эти два апача ехали гуськом, следовательно, они заметали следы. Понятно?
      - Конечно.
      - Исходя из этого, я и пришел к верному решению. Настоящий вестмен должен прежде всего хорошо думать. Хотите, представлю вам еще один вывод?
      - Интересно.
      - Вот вас зовут Хокенс. На английском языке "хок" значит "ястреб". Правильно?
      - Да.
      - Итак, слушайте внимательно! Ястреб поедает полевых мышей. Я прав?
      - Да, если поймает, то поедает.
      - Отсюда можно сделать умозаключение: ястреб поедает полевых мышей, вас зовут Хокенс, значит, вы поедаете полевых мышей.
      Сэм открыл рот, чтобы глотнуть воздуха и собраться с мыслями, посмотрел на меня обалделым взором и вдруг завопил:
      - Сэр, вы смеетесь надо мной? Что за неуместные шутки? Нанести такую смертельную обиду! Это я поедаю мышей, к тому же самых поганеньких - полевых? Требую удовлетворения немедленно! Как вы относитесь к поединку?
      - Не имею ничего против.
      - Отлично! Вы учились в университете?
      - Да.
      - Значит, согласно кодексу чести, вы можете дать мне удовлетворение. Я пришлю к вам моего секунданта.
      - Конечно. А вы посещали университет?
      - Нет.
      - Значит, согласно кодексу чести, вы не имеете права требовать у меня удовлетворения. Ясно?
      Сэм не нашелся, что ответить. Я выдержал паузу, а потом добавил:
      - Хотя вы и не можете вызвать меня на поединок, но я все-таки дам вам удовлетворение.
      - Какое?
      - Дарю вам мою медвежью шкуру.
      Маленькие глазки загорелись.
      - Ведь она вам самому небось нужна?
      - Нет. Дарю ее вам.
      - На самом деле?
      - Конечно.
      - Черт побери, не откажусь! Спасибо, сэр, большое спасибо! Представляю, как все просто взбесятся от зависти! А знаете, что я из нее сделаю?
      - Что же?
      - Новую охотничью куртку. Представляете, куртка из шкуры серого медведя! Сам ее сошью. Довожу до вашего сведения, портной я первоклассный. Вы только посмотрите, как хорошо я починил старую куртку.
      И он стал демонстрировать свой допотопный мешок, от множества кожаных заплат ставший твердым и толстым, как доска.
      - Однако, - великодушно добавил он, - уши, когти и зубы получите вы, я уж обойдусь без этих трофеев, вы заслужили их, рискуя жизнью. Из них я сделаю для вас ожерелье, в этом я знаю толк. Согласны?
      - Согласен.
      - Вот это правильно, совершенно правильно, тогда и я, и вы будем удовлетворены. Да, вы молодец, большой молодец, ничего не скажешь. Дарите вашему Сэму Хокенсу медвежью шкуру! Если вам нравится, сэр, говорите себе на здоровье, что я поедаю не только полевых мышей, но даже и крыс, и это ничуть не нарушит моего душевного спокойствия. Ну, а относительно книг... В общем, я признаю, что они не так уж и плохи и кое-чему могут научить. Вы на самом деле напишете такую книгу?
      - Возможно, несколько.
      - О том, что с вами приключилось?
      - Безусловно.
      - И обо мне там тоже будет?
      - Я опишу в ней самых выдающихся из моих друзей. Это будет им памятник.
      - Гм, гм! Выдающихся! Памятник! Неплохо звучит. Вчера я, наверное, ослышался. Значит, и обо мне?
      - Только с вашего согласия.
      - Я согласен, сэр, согласен, чего там. Даже прошу обязательно поместить меня в книге.
      - Хорошо, будет, как договорились.
      - Но вы должны доставить мне еще одно удовольствие!
      - Что же еще?
      - В книге вы расскажете обо всем, что мы вместе пережили?
      - Разумеется.
      - В таком случае умолчите о том, что я не заметил места, где следы индейцев разделились. Такой позор! Мне стыдно перед читателями, которые захотят учиться по вашим книгам. Скройте мой промах и тогда можете спокойно писать о мышах и крысах. Мне все равно, что люди подумают о моем меню, но я не переживу, если весь мир узнает, как старый вестмен опозорился со следами. Нет, не переживу!
      - Нельзя, дорогой Сэм!
      - Почему?
      - Потому что любого героя книги я обязан представить таким, каков он есть на самом деле. В противном случае лучше вообще о нем не писать.
      - Да нет же, я хочу попасть в книгу! Ладно уж, пишите правду! И если люди узнают о моих ошибках, это будет прекрасный урок всем глупым, как я, читателям, хи-хи-хи! Я же постараюсь меньше ошибаться, зная, что обо мне будет написано в книге. Идет?
      - Да.
      - Тогда в путь!
      - По какому следу? Боковому?
      - Нет, по этому!
      - Это Виннету.
      - Откуда вы взяли?
      - Апач с убитым ехал медленно, зато второй индеец помчался вперед, чтобы поскорее собрать воинов. Скорее всего, это вождь.
      - Да! Вы правы! Я того же мнения. Вождь нас сейчас не интересует. Поехали за сыном.
      - Почему за ним?
      - Я хочу посмотреть, останавливался ли он в пути, для меня это важно. Итак, вперед, сэр!
      Мы пустились вскачь. По пути ничего интересного не произошло, и местность, через которую мы проезжали, тоже не отличалась ничем примечательным. Примерно за час до полудня Сэм остановился и сказал:
      - Пока хватит. Виннету тоже всю ночь был в пути. Они очень торопятся, как видно, вскоре надо ожидать нападения, может, и раньше, чем мы успеем закончить работу.
      - Это плохо!
      - Разумеется, ведь если убежим, то не выполним задание, а если останемся - апачи нападут на нас, и работу мы все равно не завершим. Надо серьезно поговорить с Бэнкрофтом.
      - Может, есть какой-нибудь выход?
      - Какой?
      - Спрятаться в безопасном месте, а когда апачи уедут, спокойно закончить работу.
      - Мда, может, это и возможно. Посмотрим, что скажут другие. Сейчас надо спешить, чтобы к ночи вернуться в лагерь.
      Обратно мы ехали тем же путем. Мы не щадили лошадей, и, несмотря на это, мой пегий оставался бодрым, а "новая Мэри", казалось, только что покинула конюшню. За сравнительно короткое время мы покрыли большое расстояние. У ручья мы остановились, напоили коней и часок отдохнули на мягкой траве в зарослях.
      Мы лежали молча. Я думал о Виннету и ожидающей нас схватке с ним и, его воинами, а Сэм Хокенс закрыл глаза и... уснул. Он мог позволить себе вздремнуть, потому что я был начеку, а кроме того, ведь до сих пор мы не заметили ничего подозрительного.
      И тут я неожиданно получил возможность узнать, сколь обостренными чувствами обладают на Диком Западе и люди, и животные. Мул, целиком скрытый в зарослях, объедал листья с веток. Это необщительное существо избегало лошадей и предпочитало уединение. Мой пегий держался поблизости и щипал траву острыми зубами. Вдруг мул издал странный звук, похожий на предостерегающее фырканье. В тот же миг Сэм проснулся и вскочил на ноги.
      - Я вздремнул, но Мэри фыркнула и разбудила меня. Сюда идет человек или животное. Где мул?
      - Здесь, в зарослях.
      Мы залезли в кусты и увидели Мэри. Притаившись за ветвями, она осторожно выглядывала из-за них, прядала длинными ушами, помахивала хвостом. Увидав нас, Мэри успокоилась, уши и хвост замерли. Да, это животное раньше было в хороших руках. Повезло Сэму, что он поймал именно ее, а не дикого мустанга!
      Посмотрев сквозь ветви, мы увидели шестерых индейцев, следовавших гуськом по нашему следу. Они приближались с севера, оттуда, куда мы направлялись. Первый из них, невысокий, но крепкого телосложения, не отрывал глаз от нашего следа. Индейцы были одеты в кожаные штаны и темные замшевые куртки. Их оружие составляли ружья, ножи и томагавки. Блестящие от жира лица пересекали две цветные полосы: голубая и красная.
      Встреча с индейцами обеспокоила меня, но Сэм неожиданно громко сказал, совсем не тревожась, что его могут услышать:
      - Вот это встреча! Мы спасены, сэр!
      - Спасены? Говорите тише, они могут обнаружить нас.
      - Ну и пусть. Это люди из племени кайова. Их ведет Бао, что на языке кайова значит "лиса", храбрый и хитрый воин, вполне заслуживающий это имя. Вождя племени зовут Тангуа, это предприимчивый краснокожий и мой друг. Смотрите, на лицах индейцев боевая раскраска, а я не слышал, что это племя с кем-то воюет.
      Кайова представляют собой скорее всего смесь индейских племен шошонов и пуэбло. Хотя они обладают собственной территорией, ее пределов не придерживаются. Их отряды можно встретить даже на границе с Нью-Мексико. У них прекрасные лошади, так что они могут очень быстро передвигаться. В поисках легкой добычи отряды индейцев грабят белых, наживая смертельных врагов среди приграничных поселенцев. Кайова воюют и с многими племенами апачей, не щадя ни имущества, ни жизни своих краснокожих собратьев. Словом, отряды кайова - это банды разбойников.
      Между тем шестеро разведчиков приблизились к нам. Каким образом они способны нас спасти, я не мог себе представить. От шестерых индейцев пользы было бы немного, а может, и никакой. Только потом я узнал, как эту помощь представлял себе Сэм Хокенс, а в данный момент я просто обрадовался, что он их знает, и нам нечего опасаться.
      Идя по нашему следу, индейцы заметили, что он сворачивает в сторону зарослей. Там могли скрываться преследуемые. Реакция была молниеносной - индейцы развернули своих сильных и быстрых коней и помчались в противоположную сторону, чтобы уйти от возможного обстрела. Сэм выскочил из зарослей, свернул ладони у губ и издал пронзительный, громкий крик, очевидно, знакомый индейцам, потому что они остановились и оглянулись. Сэм крикнул еще раз и замахал рукой. Разведчики поняли крик и знаки, а увидев характерную фигуру Сэма, которого ни с кем не спутаешь пустились вскачь обратно. Я тоже вышел из кустов и встал рядом с Сэмом. Индейцы скакали, словно собирались нас растоптать, и вдруг, натянув поводья, так резко осадили лошадей, что те присели. Спешившись, они пустили коней пастись.
      - Наш белый брат Сэм здесь? - спросил предводитель. - Каким образом ты попал на тропу своих краснокожих друзей и братьев?
      - Бао, Хитрая Лиса, встретил меня, ибо шел по моему следу, - ответил Сэм.
      - Мы думали, это след красных собак, которых ищем, - объяснил Бао на ломаном, но вполне понятном английском языке.
      - О каких собаках говорит мой красный брат?
      - Об апачах из племени мескалеро.
      - Почему вы называете их собаками? Мои храбрые братья кайова повздорили с ними?
      - Мы выкопали военный топор против паршивых койотов.
      - Уфф! Я рад! Мои братья сядут с нами, а я скажу им важную новость.
      Бао внимательно посмотрел на меня:
      - Я не встречал еще этого бледнолицего, он молод. Это белый воин? У него уже есть имя?
      Мое настоящее имя и фамилия не произвели бы должного впечатления, поэтому Сэм Хокенс, вспомнив слова Виллера, ответил:
      - Мой любимый брат и друг приплыл недавно по Большой Воде со своей родины, где прославился как великий воин. Он никогда не видел ни бизона, ни медведя, но позавчера, спасая мне жизнь, сразился с двумя быками и убил их, а вчера заколол ножом серого медведя из Скалистых гор, причем сам не получил ни царапины.
      - Уфф, уфф! - в удивлении воскликнули краснокожие, а Сэм продолжил, не боясь преувеличений:
      - Его пуля всегда попадает в цель, его кулак бьет без промаха. Одним ударом он валит с ног любого врага. Поэтому белые с Запада прозвали его Шеттерхэнд - Разящая Рука.
      Таким образом, не спрашивая моего согласия, мне окончательно было присвоено военное имя. Согласно обычаям Запада даже лучшие друзья часто не знают настоящих имен друг друга.
      Бао протянул мне руку и дружелюбно сказал:
      - Шеттерхэнд - Разящая Рука позволит нам называть его нашим братом и другом? Мы любим и уважаем людей, которые убивают врага одним ударом. Шеттерхэнд - Разящая Рука будет желанным гостем в наших вигвамах.
      В переводе это значило: "Нам нужны негодяи, сильные и ловкие, как ты. Если ты будешь рыскать, убивать и грабить для нас, мы станем друзьями!"
      Мой ответ прозвучал дипломатично:
      - Я люблю краснокожих воинов, сынов Великого Маниту, нашего общего отца. Мы братья и должны помогать друг другу в борьбе с любым врагом, который выступит против вас или нас.
      На измазанном жиром и краской лице Бао промелькнуло выражение удовлетворения:
      - Шеттерхэнд сказал хорошо. Мы выкурим с тобой трубку мира.
      Индейцы вместе с нами сели на берегу ручья. Бао достал трубку. От нее исходил резкий, неприятный запах, ощущавшийся даже на расстоянии. Он набил трубку смесью, как мне показалось, накрошенной свеклы, желудей, листьев льна и капусты, зажег ее, встал, затянулся дымом, подул вверх - к небу, вниз - к земле и сказал:
      - Там, наверху, живет Добрый Дух, а здесь, на земле, растут плоды и ходят животные, которых он подарил людям кайова.
      Затем Бао затянулся еще четыре раза, поочередно выпуская дым на север, юг, восток и запад.
      - Там, - продолжал он, - живут красные и белые мужи, которые незаконно присвоили себе плоды и животных. Но мы найдем их и отнимем все, что принадлежит нам. Я сказал! Хуг!
      Ну и речь! Как же она отличалась от всего, что мне приходилось читать, а потом и часто слышать! Этот кайова без зазрения совести объявил все растущее и живущее на земле собственностью своего племени, тем самым не только признав за собой право на грабеж, но и возведя его в ранг обязанностей каждого члена своего племени. И теперь мне предстояло стать другом этих людей! К сожалению, с кем поведешься...
      Бао протянул Сэму эту отнюдь не мирную трубку мира, тот отважно затянулся шесть раз и тоже произнес речь:
      - Великий Маниту не обращает внимания на цвет человеческой кожи, он знает, что люди могут использовать краску, чтобы его обмануть, поэтому он смотрит в сердца людей. Сердца воинов прославленного племени кайова всегда мужественные, бесстрашные и верные. Мое сердце привязано к ним, как мой мул к дереву, и всегда так будет, чтоб мне лопнуть! Я сказал! Хуг!
      Вот каким был Сэм Хокенс, этот маленький и хитрый человечек! Любое дело он мог обратить к выгоде для себя. Его речь была воспринята громким и уважительным "уфф, уфф, уфф!"
      И тут Сэм совершил настоящее злодейство, протянув мне глиняную вонючку и недвусмысленно давая понять, что от этого деликатеса мне не отвертеться. А ведь случалось, того, кто закуривал эту адскую смесь, приходилось поддерживать, чтобы человек не свалился с ног. К счастью, мне уже довелось пережить такой ритуал, и я полагал, что выдержу и этот. Я встал, торжественно поднял руку с трубкой и затянулся первый раз. И тут же убедился, что помимо названных мною четырех ингредиентов здесь присутствует и пятый. Мой нос и язык явственно ощущали запах и дым тлеющего войлочного сапога. Пустив струю дыма к небу и к земле, я сказал:
      - С неба ниспадают лучи солнца и дождь, небо шлет нам все блага. Земля принимает тепло и влагу и за это дарит нам бизона и мустанга, медведя и оленя, тыкву и кукурузу, а главное - благородное растение, из которого мудрые краснокожие мужи изготовляют кинникинник, тот самый, что источает из трубки мира запах любви и братства.
      Когда-то я прочитал, что индейцы называют свою табачную смесь "кинникинник", и воспользовался этим знанием. Затянувшись еще раз, я выпустил дым на все четыре стороны света. Нет, запах сложнее, чем я думал. В нем явно чувствовалось присутствие еще двух компонентов: канифоли и ногтей. Совершив это эпохальное открытие, я вдохновенно продолжал:
      - На западе возвышаются Скалистые горы, на востоке тянутся бесконечные равнины, на юге сверкают озера, а на севере плещутся огромные волны моря. Будь эта страна моей, я подарил бы ее воинам кайова, потому что они мои братья. Пусть удача сопутствует вам в охоте, пусть в этом году будет у вас в десять раз больше бизонов и в пятьдесят раз больше медведей, чем людей вашего племени. Пусть зерна кукурузы будут словно тыквы, а тыквы вырастут такие, чтобы каждая была как десять обычных. Хуг! Я сказал!
      Мне ничего не стоило желать им всех этих благ, зато они радовались, будто на самом деле их получили. Это была лучшая из когда-либо произнесенных мною речей и, учитывая обычную сдержанность индейцев, была выслушана с величайшим вниманием и вызвала невероятную радость. До сих пор никто, тем более белый человек, не желал им столько благ, да и не собирался ничего дарить, поэтому благодарные крики "уфф, уфф!" звучали не переставая. Бао жал мне руку, заверяя в вечной дружбе, и так широко улыбался, произнося "уфф!", что мне удалось избавиться от трубки мира, воткнув ее ему в рот. Индеец тут же умолк, наслаждаясь ее содержимым.
      Я впервые участвовал в "священном обряде" индейцев. Выкурить трубку мира - для них действие исключительно торжественное. Делается это лишь в чрезвычайных обстоятельствах и ко многому обязывает. Позже я много раз курил трубку мира, всегда сознавая значимость этого обряда, но в тот день испытал лишь отвращение. Когда Сэм упомянул о сердце, "привязанном, как мул к дереву", мне было смешно, и только. Моя рука провоняла табаком, и я от всей души обрадовался, что трубка попала в рот индейца. Достав из кармана сигару, я раскурил ее, чтобы перебить противный вкус и запах. И тут заметил, что глаза краснокожих с вожделением обратились ко мне. У Бао отвисла челюсть, причем из открытого рта вывалилась трубка, но он, опытный воин, ловко подхватил ее и опять зажал зубами. Однако весь облик его свидетельствовал о том, что он явно предпочитал одну сигару тысяче трубок мира, набитых благоухающим кинникинником.
      Поскольку наша экспедиция поддерживала постоянную связь с Санта-Фе, откуда доставлялись на повозках все необходимые продукты, я не испытывал недостатка в сигарах и на всякий случай взял в поход изрядное количество. Поэтому сейчас я мог угостить всех индейцев. Бао сразу же вынул изо рта трубку и закурил сигару, а его люди, засунув подарок целиком в рот, начали его жевать. И хотя, как известно, о вкусах не спорят, в тот день я поклялся никогда больше не дарить индейцам сигары.
      Торжественная часть закончилась. Краснокожие пребывали в прекрасном настроении, и Сэм приступил к расспросам.
      - Мои братья говорят, что они выкопали военный топор против апачей, а мне ничего об этом не известно. Когда вы вступили на тропу войны?
      - С тех пор прошло две недели, вы, белые, так называете это время. Видно, мой брат Сэм находился далеко отсюда, раз не слышал об этом.
      - Это правда. Но ведь совсем недавно племена жили в мире. Что заставило моих братьев вступить на тропу войны?
      - Апачи, собаки, убили четверых наших воинов.
      - Где?
      - На берегах Пекос.
      - Там же нет ваших вигвамов!
      - Но стоят вигвамы апачей.
      - Что делали там ваши воины?
      Индеец простодушно выложил всю правду:
      - Наши воины собирались ночью похитить коней апачей, но эти вонючие собаки хорошо охраняли свои табуны. Они стали защищаться и убили четверых храбрых воинов кайова. Поэтому мы и откопали топор войны.
      Итак, кайова решили украсть лошадей у апачей, но дело сорвалось. Они сами были повинны в смерти своих сородичей, а расплачиваться за это должны были апачи, защищавшие свою собственность. Мне захотелось прямо в глаза сказать этим негодяям все, что я о них думал, и я уже открыл было рот, но Сэм упредил меня, задав новый вопрос:
      - Знают ли апачи, что ваши воины выступили в военный поход против них?
      - Мой брат считает нас лишенными разума? Мы застигнем их врасплох, убьем сколько сможем и отнимем все, что захотим.
      Нет, это уж слишком! Я не выдержал:
      - Почему мои храбрые братья хотели отнять у апачей лошадей? Я слышал, что богатое племя кайова имеет коней больше, чем требуется.
      Бао с улыбкой посмотрел мне в лицо и ответил:
      - Мой молодой брат прибыл к нам из-за Большой Воды и не знает еще, как живут и думают люди в этой стране. Да, у нас много коней, но к нам пришли белые люди и захотели купить их. Им надо много лошадей, столько у нас не было. Тогда белые сказали нам о табунах апачей и обещали за каждую лошадь столько же товаров и "огненной воды", как за лошадей кайова. Поэтому наши воины отправились за лошадьми апачей.
      Кто же был повинен в смерти уже погибших воинов и тех, кто еще погибнет? Белые торговцы лошадьми, которые расплачивались спиртным и толкали кайова на грабежи! Мне стало бы легче, если бы я мог высказаться: но Сэм опять остановил меня:
      - Мой брат Хитрая Лиса идет в разведку?
      - Да.
      - Когда остальные воины двинутся за вами?
      - Примерно через день.
      - Кто поведет их?
      - Храбрый вождь Тангуа.
      - Сколько воинов пойдет с ним?
      - Два раза по сто.
      - И вы надеетесь застать апачей врасплох?
      - Мы нападем на них внезапно, как орел на ворон.
      - Мой брат ошибается. Апачи знают о намерениях кайова.
      Бао с сомнением покачал головой:
      - Откуда им это известно? Разве их уши дотянулись до вигвамов кайова?
      - Да.
      - Я не понимаю моего брата Сэма. Объясни мне твои слова!
      - У апачей есть уши, которые умеют ходить и ездить. Мы вчера видели две пары таких ушей. Они побывали вблизи вигвамов кайова и подслушивали их.
      - Уфф! Две пары ушей? Значит, два воина вышли на разведку?
      - Да.
      - Я немедленно должен вернуться к вождю. Он ведет всего двести воинов. Они справились бы с апачами, если бы те ни о чем не ведали. Но раз апачи предупреждены, Тангуа понадобится больше воинов.
      - Мои братья должны все взвесить. Инчу-Чуна, вождь апачей, очень умный воин. Увидев четверых убитых кайова, он понял, что апачам не избежать мести, и выехал, чтобы тайком понаблюдать за вами.
      - Уфф, уфф! Он был один?
      - С ним был его сын Виннету.
      - Уфф! И этот тоже! Знай такое, мы бы поймали этих собак! Теперь они устроят нам горячий прием. Я должен предупредить вождя, остановить его и собрать нужное количество воинов. Сэм Хокенс и Шеттерхэнд поедут с нами?
      - Да.
      - Тогда - по коням!
      - Подожди! Я еще не окончил разговор.
      - Остальное расскажешь по пути.
      - Нет. Я поеду с тобой, но не к Тангуа, а в наш лагерь.
      - Мой брат Сэм ошибается.
      - Слушай, что я тебе скажу! Хотите поймать живым Инчу-Чуна, вождя апачей?
      - Уфф! - воскликнул пораженный кайова, а его люди насторожились.
      - И его сына вместе с ним?
      - Уфф, уфф! И это возможно?
      - Проще простого.
      - Если бы я не знал моего брата Сэма, то подумал бы, что он шутит, а такую шутку я не потерплю.
      - Я все сказал! Вы сможете взять в плен вождя и его сына.
      - Когда?
      - Я думал, дней через шесть или семь, но сейчас знаю, что намного раньше.
      - Где?
      - В окрестностях нашего лагеря.
      - Я не знаю, где ваш лагерь.
      - Сами увидите, а когда выслушаете все, что я хочу вам сказать, охотно поедете с нами.
      Сэм рассказал им о нашей работе и встрече с вождями апачей. Кончил он так:
      - Меня удивило, что вожди были одни, я подумал, они отстали от своих воинов во время охоты на бизонов. Но сейчас знаю, почему это произошло. Апачей интересовали кайова. А если разведкой занялись вожди, значит, дело принимает очень серьезный оборот. Теперь они возвращаются домой. Виннету с телом убитого продвигается значительно медленнее старого вождя, который загонит лошадь, чтобы скорее собрать воинов.
      - Поэтому и я должен немедленно сообщить обо всем нашему вождю!
      - Пусть мой брат повременит и выслушает меня! Апачи жаждут двойной мести, вам и нам, из-за смерти Клеки-Петры. Они пошлют против вас большой отряд воинов, против нас выступят небольшой группой, которую возглавят Инчу-Чуна и его сын. Нападут на нас, перебьют, а потом соединятся с основным отрядом. Я покажу тебе наш лагерь, и оттуда ты вернешься к Тангуа и передашь ему все, о чем я тебе рассказал. Затем вы прибудете к нам, подождете Инчу-Чуну с маленьким отрядом воинов и возьмете его в плен. Вас будет двести человек, их не больше пятидесяти. В лагере находится двадцать белых, и мы, конечно, поможем вам. При таком соотношении сил вы без труда победите апачей. И как только вожди окажутся у вас в плену, вы сможете потребовать за них любой выкуп. Мой брат согласен со мной?
      - Да. Мой брат Сэм представил хороший план. Думаю, узнав его, Тангуа обрадуется и согласится.
      - Тогда - по коням! До ночи надо успеть вернуться в лагерь!
      Мы сели на отдохнувших лошадей и пустились вскачь. Теперь не было необходимости держаться следа, и мы поскакали напрямик в лагерь.
      Должен признаться, слова Сэма очень меня огорчили. Виннету, благородный Виннету, вместе с отцом и полсотней воинов угодит в ловушку! Если это произойдет, все они погибнут. Как Хокенс мог дать такой совет! С моих слов вестмен знал, как мне понравился Виннету, да и сам он вроде бы не питал зла к молодому вождю апачей.
      Все мои попытки поговорить с ним по пути в лагерь не увенчались успехом. Я хотел убедить его отступить от намеченного плана, предложить взамен другой, но он, видно, предчувствовал это и ни на шаг не отходил от предводителя индейцев. Я редко бывал в плохом настроении, но поведение Сэма привело меня в ярость. В лагере я сошел с лошади, расседлал ее и, с трудом сдерживая кипящее во мне негодование, улегся на траву, не пытаясь больше заговорить с Сэмом. Хокенс не обращал на меня внимания и рассказывал товарищам о нашей встрече с кайова и о том, что должно произойти. В лагере при виде индейцев поднялся переполох, но потом все успокоились, узнав, что это наши друзья и союзники и что можно не бояться нападения апачей. Под охраной двух сотен кайова мы могли спокойно завершить работу.
      Кайова приняли у нас в лагере дружелюбно, накормили медвежьим мясом, и вскоре они покинули нас, спеша предупредить своих воинов о надвигающихся событиях. Только после их отъезда Сэм подошел ко мне, растянулся рядом на траве и обычным заносчивым тоном спросил:
      - Что за унылый вид, сэр? Для плохого настроения есть только две причины: либо несварение желудка, либо душевные переживания, хи-хи-хи! Думаю, имеет место второй случай, не так ли?
      - Так, - неохотно отозвался я.
      - Тогда откройте мне свое сердце, выявите причину, и я вас вылечу.
      - Хорошо бы, но, боюсь, ваши усилия будут напрасны.
      - А вы не бойтесь.
      - Тогда скажите: вам понравился Виннету?
      - Очень. И вам, кажется, тоже.
      - В таком случае почему же вы желаете его смерти? В чем дело?
      - Смерти? Ни в коем случае.
      - Но его ведь схватят!
      - Само собой.
      - Значит, он погибнет!
      - Нет.
      - В таком случае зачем заманивать его в ловушку?
      - Чтобы защитить нас от него самого и от его воинов.
      - А что будет дальше?
      - Дальше... гм! Вы готовы ему помочь?
      - Не только готов, но непременно это сделаю! Если он попадет в плен, я освобожу его, если кто-нибудь станет угрожать ему оружием, я буду сражаться рядом с ним!
      - В самом деле?
      - Я обещал это умирающему Клеки-Петре, такое обещание равносильно клятве, а я никогда не нарушаю данного слова.
      - Очень рад.
      - Очень рад? - раздраженно переспросил я. - А как же тогда прикажете понимать ваши гнусные намерения?
      - Ах, вот в чем дело! Мда, старина Сэм Хокенс еще в дороге заметил, что вы хотели поговорить с ним, но, благодарение Богу, удалось помешать этому, не то мой великолепный план провалился бы с треском. Не всем моим словам следует верить, милый юноша, не каждому я разрешаю заглянуть в свои карты, хи-хи-хи! Но вам разрешу. Дику Стоуну и Биллу Паркеру тоже, потому что вы будете мне помогать, чтоб мне лопнуть! Итак, я думаю, Инчу-Чуна и Виннету пошли на разведку, приказав воинам следовать за ними. Поскольку вождь и Виннету наверняка ехали всю ночь, а апачи двигались им навстречу, Инчу-Чуна встретится с ними завтра утром или в полдень, значит, послезавтра вечером апачи могут быть здесь. Ну, понимаете теперь, что нам грозит? К счастью, мы поехали за ними, к счастью, мы встретили кайова, к счастью, они приведут сюда двести всадников и...
      - Я должен предупредить Виннету, - сказал я.
      - Ни в коем случае! - вскричал Сэм. - Ну как вы не понимаете? Вы предупредите апачей, они не попадут в ловушку и будут нам угрожать. Нет, пусть кайова победят их и возьмут в плен. А мы тайком освободим их! Ясно? Тогда они будут благодарны нам и откажутся от мести. В худшем случае потребуют одного Рэттлера, а уж этому я препятствовать не стану. Ну разгневанный джентльмен, что вы на это скажете?
      Протянув руку Хокенсу, я сказал:
      - Вы прекрасно все придумали, дорогой Сэм!
      - Неужели? А кто говорил, будто Сэм Хокенс поедает полевых мышей? Оказывается, и он может на что-нибудь сгодиться, хи-хи-хи! Вы согласны?
      - Согласен, дорогой Сэм!
      - Тогда отдыхайте, выспитесь хорошенько. Завтра будет много работы. Я расскажу все Стоуну и Паркеру.
      Ну разве старина Сэм не чудесный парень? Конечно, он далеко не стар, ему не больше сорока лет, но невероятно заросшее лицо, фантастический нос, возвышавшийся над этой растительностью, как сторожевая башня, кожаная куртка, будто сколоченная из досок, старили его неимоверно.
      Здесь необходимо объяснить смысл слова "олд" - "старый". Употребляется это слово не только для обозначения возраста, но и в дружеском общении с близкими приятелями: "старик", "старина". Человек, о котором идет речь, не всегда стар, часто весьма молод. Но слову "старый" нередко придают и другое значение. Говоря о ком-то: "старый бездельник", "старый молчун", "старый мошенник", - обычно подчеркивают какую-то характерную черту, отличающую данного человека.
      Именно такое значение придают слову "олд" на Западе. Известнейшего охотника прерии звали Олд Файерхэнд. Он прославился меткостью выстрела, и его нарекли "Огненная Рука". Предшествующее имени слово "Олд" подчеркивало исключительную меткость. И к моему имени "Шеттерхэнд" впоследствии прибавили "Олд".
      Сэм ушел, а я попытался уснуть, но тщетно. В лагере громко обсуждали происшествия последних дней и радовались приходу индейцев. И шум в лагере, и собственные мысли не давали заснуть. Хокенс настолько поверил в свой план, что полностью исключал возможность провала, однако я не разделял его оптимизма. И потом, можно ли освободить Виннету и его отца, не подумав об участи остальных апачей? Бросить их на произвол судьбы? Но четыре человека не смогут освободить всех апачей незаметно, не навлекая на себя подозрений. И еще, апачей возьмут в плен, добровольно они не сдадутся, значит, будет бой. И тут не надо большого ума, чтобы понять: яростнее всех в таком случае будут сражаться те двое, кого мы хотим уберечь, значит, именно им грозит наибольшая опасность. Как их спасти от смерти?
      Мысли одолевали меня, я ворочался с боку на бок, но ничего не мог придумать. В конце концов я решил положиться на опыт Сэма Хокенса, поклявшись самому себе встать грудью на защиту вождей, если это понадобится. С тем я и уснул.
      Утром я с особым рвением приступил к прокладке трассы. Впрочем, все остальные тоже старались как могли, так что работа продвигалась быстрее, чем обычно. Рэттлер держался в стороне, слоняясь без дела. Его люди по-прежнему относились к нему вполне по-дружески, словно ничего не произошло. Наблюдая за ними, я пришел к выводу, что в случае стычки с Рэттлером глупо было рассчитывать на их помощь. Вечером оказалось, что мы прошли участок в два раза больший, чем надеялись, несмотря на сложную трассу. Разбив лагерь на новом месте, уставшие, мы сразу после ужина легли спать.
      На следующий день мы так же усердно работали до обеда, пока не появились индейцы кайова. Они без особого труда нашли место нашей новой стоянки.
      Крепкие, воинственного вида индейцы сидели на хороших лошадях, и у всех без исключения были ружья, ножи и томагавки. Воинов было больше двухсот. Вождь кайова действительно отличался необыкновенным ростом, строгими, скорее даже угрюмыми чертами лица и хищными глазами, в которых горела жажда наживы и разбоя. Звали его Тангуа, что значит "предводитель". Взглянув на него, я испытал чувство страха и тревоги за судьбу Инчу-Чуны и Виннету.
      Прибывший к нам в качестве друга и союзника, Тангуа вел себя отнюдь не дружелюбно. Он напоминал тигра, готового сожрать даже пантеру, только что охотившуюся с ним бок о бок. Тангуа вместе с Бао ехал во главе банды краснокожих. Приблизившись, он не сошел с лошади, чтобы поздороваться с нами, а повелительным жестом отдал приказ, исполняя который индейцы мгновенно окружили лагерь. Не говоря ни слова, Тангуа направился к нашему фургону и, приподняв полотняный полог, заглянул внутрь. Содержимое явно заинтересовало его. Спешившись, он забрался в фургон, чтобы обследовать его.
      - Ого! - произнес Сэм. - Кажется, Тангуа считает нас и нашу собственность своей добычей, чтоб мне лопнуть! Он принимает Сэма Хокенса за дурака, который пускает волка в овчарню, но он ошибается. Сейчас я его приструню.
      - Поосторожнее, Сэм! - забеспокоился я. - Их двести человек! Преимущество на их стороне.
      - Преимущество в числе, но не в хитроумии, хи-хи-хи!
      - Мы окружены.
      - Вижу. Вы что, думаете, у меня нет глаз? Кажется, мы привели сюда не лучших помощников. Раз Тангуа приказал окружить лагерь, значит, он и нас вместе с апачами собирается засунуть в свой карман, а может, и проглотить. Ну нет, этот кусок ему не по зубам! Пойдемте к фургону, послушаете, как Сэм Хокенс говорит с такими мерзавцами! Я хорошо знаю Тангуа, а он прекрасно осведомлен, что я в лагере, и тем не менее не счел нужным приветствовать меня. Плохой знак! Взгляните на эти грозные лица. Ну да ладно, я им сейчас покажу, чего стоит Сэм Хокенс. Пойдемте!
      Держа ружья наготове, мы подошли к фургону, в котором хозяйничал Тангуа. Возвысив голос, Сэм ехидно поинтересовался:
      - Знаменитый вождь кайова собирается в Страну Вечной Охоты?
      Тангуа, стоявший к нам спиной, обернулся и грубо ответил:
      - Почему бледнолицые мешают мне своими дурацкими вопросами? Когда-нибудь Тангуа станет верховным вождем в Стране Вечной Охоты, но пройдет много времени, прежде чем он туда попадет.
      - Возможно, лишь одна минута.
      - Почему?
      - Слезай с повозки, и поскорее, тогда скажу!
      - Я здесь останусь!
      - Прекрасно! Тогда ты взлетишь на воздух!
      Сказав это, Сэм повернулся и сделал вид, будто уходит. Тангуа немедленно спрыгнул с фургона, схватил Хокенса за плечо и крикнул:
      - Взлечу на воздух? Почему Сэм Хокенс говорит так?
      - Чтобы предупредить тебя.
      - О чем?
      - О смерти, которая похитит тебя, если останешься в повозке.
      - Уфф! В ней поселилась смерть?
      - Да.
      - Где? Покажи мне ее!
      - Потом. Разве твои лазутчики не рассказали тебе, что мы здесь делаем?
      - Рассказали. Вы хотите построить дорогу для огненного коня бледнолицых.
      - Да, это так! Дорога пройдет через реки, пропасти и скалы, которые мы взрываем. Думаю, тебе это известно.
      - Да, но при чем тут смерть, которой ты меня пугаешь?
      - При том. Знаешь ли ты, чем мы взрываем скалы, оказавшиеся на пути огненного коня? Может, думаешь, при помощи пороха, которым заряжают ружья?
      - Нет. Бледнолицые придумали что-то другое, чтобы взрывать горы.
      - Вот именно! Это "что-то" мы держим в фургоне. И хотя оно упаковано неплохо, тот, кто не умеет с ним обращаться, погибнет. Возьмет пакет, а он взорвется в руках и разорвет его на тысячу мелких кусков.
      - Уфф, уфф! - вскричал перепуганный Тангуа. - И я был рядом с этим пакетом?
      - Совсем рядом. Если бы ты не спрыгнул, то сейчас был бы в Стране Вечной Охоты. И с чем бы ты туда явился? Духи предков увидели бы, что ты пришел без мешочка со священным "лекарством", не принес скальпы, не принес ничего, а явился в виде кусков мяса и костей. Разве в таком виде ты смог бы стать верховным вождем в Стране Вечной Охоты? Да твои останки растоптали бы и разнесли по небу копыта коней предков.
      Всякому известно, что индейца, попавшего в Страну Вечной Охоты без священного мешочка и скальпа, умершие герои встречают с презрением. Придется бедняге скрываться от них и пребывать в вечном одиночестве. Индейцы верят в старые предания: несчастье появиться на небесах в виде мелких кусочков! Медное лицо вождя посерело от страха.
      - Уфф! - выдохнул Тангуа, медленно приходя в себя. - Как хорошо, что ты вовремя сказал мне об этом! Но почему эту опасную вещь вы держите в фургоне среди других полезных предметов?
      - А где же? На земле она испортится, или кто-нибудь возьмет ее и взорвется. Даже в фургоне она очень опасна. Если пакет взорвется, на воздух взлетит все, что находится поблизости.
      - И люди тоже?
      - Само собой и люди, и животные на расстоянии ста больших шагов.
      - Значит, я должен запретить моим воинам приближаться к повозке.
      - Это надо сделать. Любая неосторожность может погубить все! Ты видишь, как я забочусь о вас, ведь вы наши друзья. Но может быть, я ошибаюсь? Друзья при встрече приветствуют друг друга и выкуривают трубку мира. Ты этого не сделал.
      - Ведь ты курил трубку с Хитрой Лисой!
      - Только я и этот белый воин, которого ты видишь здесь, а больше никто из моих товарищей. Раз ты их не приветствуешь, значит, что-то затаил в сердце.
      Тангуа какое-то время в раздумье смотрел вдаль, потом придумал отговорку:
      - Мы вступили на тропу войны и не взяли кинникинника мира.
      - Уста вождя кайова произносят не то, что думает его сердце. Я вижу мешок кинникинника у твоего пояса, к тому же полный. Нам он не нужен, у нас хватает табака. И необязательно трубку курить всем. Ты выкуришь за себя и своих воинов, а я за себя и остальных белых, таким образом, союз заключат все.
      - Зачем нам двоим курить, если мы и так друзья? Пусть Сэм Хокенс считает, что мы выкурили ее за всех.
      - Как тебе угодно. Пусть каждый делает, что ему вздумается, но ты апачей не получишь.
      - Ты хочешь их предупредить? - злобно спросил Тангуа.
      - И не подумаю! Они наши враги и хотят убить нас. Но я не скажу тебе, как заманить их в ловушку.
      - Я не нуждаюсь в твоих советах. Сам знаю, что делать.
      - Ого! Знаешь, когда и откуда придут и где можно устроить засаду?
      - Мои люди разузнают.
      - Ты запретишь им отлучаться от лагеря, ведь мудрый вождь знает, что апачи найдут их следы и подготовятся. Они подкрадутся незаметно, нападут внезапно, и еще неизвестно, чем все кончится. Действуя же по моему плану, вы сами сможете неожиданно окружить их и взять в плен, чтоб мне лопнуть!
      Я заметил, что эти слова произвели впечатление на Тангуа. Подумав, он ответил:
      - Я посоветуюсь с моими воинами.
      Тангуа отошел в сторону, жестом подозвал нескольких краснокожих, в том числе и Бао, и они начали оживленный разговор.
      - Итак, Тангуа признался, что не собирался церемониться с нами, - отметил Сэм.
      - Мошенник вздумал подло обмануть нас, несмотря на дружбу и ваше доброе отношение к нему? - удивился я.
      - Дружбу? Вы знаете, что такое дружба в понимании кайова? Ведь это воры и убийцы, промышляющие грабежом! Вы для них друг лишь до поры до времени, они не задумаются обокрасть и убить друга, если это выгодно. А у нас есть фургон с продуктами и другими вещами, представляющими для индейцев огромную ценность. Лазутчики давно обо всем узнали и сообщили вождю.
      - Что же теперь будет?
      - Ну что... гм! Теперь мы в безопасности.
      - Хорошо, если так.
      - Думаю, что это так. Я знаю индейцев кайова. А как вам понравилась моя выдумка с динамитом? Прекрасная идея, не правда ли? Теперь ни один из краснокожих не подойдет к фургону. Осталось только убедить их в том, что и в жестянке из-под сардин я держу взрывчатку. У вас тоже есть такая банка, та, где вы храните бумаги. Запомните это, может, когда-нибудь пригодится.
      - Прекрасная идея, Сэм! Надеюсь, она произведет необходимое впечатление. А что вы скажете о трубке мира?
      - Индейцы заранее решили не курить ее, но сейчас, кажется, передумают. Я переубедил вождя и полагаю, он уговорит воинов. И все равно доверять им нельзя.
      - Значит, дорогой Сэм, прав оказался я. Вы собрались использовать кайова для осуществления своего плана, а теперь сами оказались в их руках. И мы вместе с вами. Интересно, чем все это кончится?
      - Все будет хорошо, уж положитесь на меня, наверняка я переубедил Тангуа. Он понял, что без нас ему не заманить в ловушку апачей, словно слепых котят. О, вот он возвращается! Интересно, что же они решили?
      Все выяснилось еще до того, как Тангуа подошел к нам: Бао отдал приказ, и плотное кольцо краснокожих, до сих пор окружавших лагерь, распалось. Индейцы отошли назад и спешились. Лицо вождя утратило былую угрюмость.
      - Я посоветовался с моими воинами, - сказал он. - Они согласны, чтобы я выкурил трубку мира с моим братом Сэмом от имени всех краснокожих.
      - Тангуа правильно решил, он не только храбрый, но и мудрый вождь. Пусть воины кайова сядут вокруг, чтобы все могли обменяться дымом мира и дружбы.
      Все произошло так, как предложил Сэм. Тангуа и Хокенс выкурили трубку мира, соблюдая ритуал, потом мы, белые, подходили ко всем индейцам по очереди и пожимали им руки. Теперь несколько дней мы могли спать спокойно, но кто знает, что потом взбредет в голову краснокожим?
      Европейцы говорят: "выкурить" трубку мира. На самом деле индейцы не курят табак, а, как они сами утверждают, "пьют дым", и это очень верно, потому что индеец в процессе курения непрерывно всасывает дым, чтобы потом изредка выпускать его малыми порциями.
      Восстановив временное согласие, Тангуа потребовал созвать большой совет с участием всех белых и краснокожих. Было это очень некстати, поскольку мешало работе, которую следовало закончить как можно скорее, совет же мог затянуться до бесконечности. Я попросил Сэма перенести совет на вечер. Хокенс поговорил с вождем.
      - Тангуа истинный индеец и ни за что не изменит своего решения. Апачей придется ждать долго, поэтому он требует созвать совет и подробно обсудить мой план, а потом будет большой пир. У нас достаточно продовольствия, да и кайова привезли пеммикан на вьючных лошадях. К счастью, он согласился, чтобы в совете участвовали лишь я, Дик Стоун и Билл Паркер, а вы можете приступить к работе.
      - Можем? Соизволили разрешить? Я им покажу, кто здесь решает! - взорвался я.
      - Не дурите, сэр! Сделайте вид, что ничего не произошло! Их нельзя сердить, если мы хотим, чтобы все кончилось нормально.
      - Но мне надо присутствовать на совете.
      - Это лишнее.
      - Я так не считаю. Мне необходимо знать о принятых решениях.
      - Вы о них немедленно узнаете.
      - А если я с ними не соглашусь?
      - Не согласитесь? Вы? Ай да гринхорн! Вы что, в самом деле собираетесь утверждать решения, принятые Сэмом Хокенсом? И я должен испрашивать, вашего разрешения, чтобы постричь ногти или почистить сапоги?
      - Сэм, не лезьте в бутылку. Мне только надо знать, что жизни Виннету и его отца ничто не угрожает.
      - Тут вы можете положиться на старого Сэма. Даю вам слово, с ними ничего не случится. Вы удовлетворены?
      - Конечно. Вашего слова достаточно.
      - Итак, приступайте к работе и не беспокойтесь. Все будет хорошо!
      Я вынужден был смириться, ведь надо было закончить работу до прибытия апачей. Мы с большим рвением приступили к съемке и очень быстро продвигались вперед. Бэнкрофт и трое его помощников, зная о грозящей нам опасности, старались изо всех сил.
      И угроза нападений апачей, и соседство с кайова не сулили ничего хорошего. Закончив съемку местности до появления апачей, мы могли быстро убраться отсюда, сохранив и жизнь, и полученные материалы.
      Понимая это, все работали слаженно, как никогда раньше. Меня же беспокоила не собственная безопасность, а судьба Виннету, и я не собирался бежать, не убедившись, что ему ничто не угрожает.
      Я работал за двоих. Приходилось вести измерения, делать записи и составлять чертежи, к тому же в двух экземплярах. Один экземпляр получал старший инженер, копию я прятал на всякий случай. Мы оказались в столь опасном положении, что нелишне было подстраховаться.
      Совет действительно затянулся до вечера и закончился только тогда, когда мы прекратили работу из-за наступивших сумерек. Кайова пребывали в превосходном настроении, потому что Сэм (правильно или нет - обсуждать было уже поздно) угостил их остатками бренди из нашего бочонка. Ему и в голову не пришло спросить разрешения у Рэттлера. В лагере уже горело несколько костров, вокруг них сидели пирующие краснокожие. Рядом паслись лошади, а чуть дальше, укрытые темнотой, охраняли лагерь расставленные вождем воины.
      Я сел вместе с Сэмом и его неразлучными товарищами, Паркером и Стоуном. Ужиная, я с интересом разглядывал лагерь, который для меня, новичка, представлял необычный вид. По всему чувствовалось, что дело идет к войне. Вокруг - свирепые медные лица людей, не способных на проявление жалости и великодушия. Нашего бренди хватило каждому индейцу лишь на пять-шесть глотков, поэтому никто не опьянел, однако "огненная вода" - большая редкость и лакомство для индейцев - сделала свое дело: языки развязались, повсюду велись громкие, оживленные разговоры.
      Я, естественно, сразу спросил Сэма о решениях, принятых на совете.
      - Можете не беспокоиться, - ответил Хокенс. - Вашим любимчикам ничего не угрожает.
      - А если они будут защищаться?
      - До этого не дойдет. Апачи не успеют опомниться, как будут пойманы и связаны.
      - Мда? Как же вы это все себе представляете, мой дорогой Сэм?
      - Очень просто. Сюда они могут проникнуть только по одной дороге. Угадайте, сэр, по какой?
      - Ну, это ясно. Сначала выйдут на место старой стоянки, а оттуда двинутся по нашему следу.
      - Совершенно верно! Вы не так глупы, как можно судить по виду. Итак, первую важную вещь мы знаем - откуда ожидать их появления. Вторая, не менее важная, - время их прибытия.
      - Вычислить точно нельзя, но можно догадаться.
      - Да, тот, кто умеет шевелить мозгами, может догадаться, хотя вряд ли стоит полагаться на догадки, это может стоить нам жизни. Время надо знать абсолютно точно.
      - Только разведка даст верные сведения, но вы против этого, дорогой Сэм, ибо считаете, что следы разведчиков выдадут нас.
      - Краснокожих разведчиков, запомните это! Апачи знают, что мы здесь, поэтому след белого человека не вызовет подозрений. А что будет, если они обнаружат следы краснокожих? О чем они подумают?
      - Что поблизости находятся кайова?
      - Надо же, угадали! Мысленно снимаю перед вами шляпу, и сделал бы это не только мысленно, если бы мне не надо было беречь мой парик.
      - Спасибо, Сэм! Я надеюсь снискать ваше уважение навсегда. Но давайте вернемся к делу. Значит, вы считаете, что мы должны послать на разведку белых, не краснокожих?
      - Да, но только одного.
      - Одного хватит?
      - Вполне, потому что на него можно полностью положиться. Зовут его Сэм Хокенс, и, чтоб мне лопнуть, он питается полевыми мышами, хи-хи-хи! Вы знаете такого, сэр?
      - Да, - ответил я. - Если он за это возьмется, я буду совершенно спокоен, его апачи не поймают.
      - Конечно, не поймают, хотя он им покажется.
      - Как? Они должны вас увидеть?
      - Разумеется.
      - В таком случае, индейцы схватят вас и убьют.
      - Нет, для этого они слишком умны. Когда я спокойно прогуляюсь у них на виду, краснокожие убедятся, что мы чувствуем себя в полной безопасности. Меня апачи не посмеют тронуть, ведь мое исчезновение всполошит лагерь, да и зачем меня хватать, если я все равно попаду к ним в руки?
      - Но, Сэм, возможно ли, чтобы вы их увидели, а они вас нет?
      - Сэр, - взорвался Хокенс, - хорошенького же вы мнения обо мне! Как это я могу их не увидеть? У Сэма Хокенса глазки маленькие, но зоркие. Апачи, правда, вышлют вперед разведчиков, но уж я-то найду место, откуда видно все. Есть такие места, где даже опытнейший вестмен не сможет укрыться и вынужден будет появиться на открытом пространстве. Вот в таком месте я и обнаружу разведчиков. И сразу же сообщу вам, что они крадутся к нашему лагерю. А вы ведите себя спокойно, как ни в чем не бывало.
      - Но ведь апачи сразу увидят кайова и предупредят Инчу-Чуну.
      - Кого увидят? Наших краснокожих? Молодой человек, уважаемый гринхорн, уж не считаете ли вы, что у Сэма Хокенса мозги из ваты? Моя забота - чтобы нигде не было ни малейшего следа кайова, понятно? Наши дорогие друзья спрячутся очень хорошо и появятся только в последний момент. Разведчики апачей должны увидеть только тех, кто был в лагере во время визита к нам Виннету и его отца.
      - Здорово придумано!
      - То-то! Не мешайте разведчикам апачей наблюдать за лагерем, пусть убедятся, что мы совершенно спокойны. Как только они уберутся, я поспешу за ними и дождусь, когда подойдут главные силы апачей. А те появятся ночью, чтобы напасть на лагерь в темноте.
      - И возьмут нас в плен или убьют, если не всех, то многих.
      - Послушайте, сэр! Право, мне вас жаль. Вроде бы образованный человек, а не знаете, что надо удирать, если не хочешь попасть в лапы врагу. Любой заяц знает об этом, и даже одно маленькое черное и кусачее насекомое, которое прыгает в шестьсот раз выше своего роста, а вы понятия об этом не имеете! Неужели в книгах, которых вы прочли такое множество, ничего нет на этот счет?
      - Ни слова! Отважному вестмену не пристало прыгать так высоко, как упомянутое вами насекомое! Так вы считаете, мы должны удрать в безопасное место?
      - Конечно. Мы разожжем костры, пусть апачи нас видят. Пока огонь горит, они останутся в укрытии. Как только костры догорят, мы покинем лагерь, скроемся в темноте и приведем воинов кайова. Апачи нападут на лагерь - а он пуст! Хи-хи-хи! Вот удивятся! Разведут огонь, чтобы найти нас, тут-то мы их и увидим и нападем на них! О, на Западе долгие годы будут помнить хитроумного Сэма Хокенса, чтоб мне лопнуть!
      - Действительно, задумано хорошо, если только все произойдет именно так, а не по-другому.
      - Уж я постараюсь, чтобы по-другому не произошло.
      - А что дальше? Будем тайком освобождать апачей?
      - По крайней мере, Инчу-Чуну и Виннету.
      - А других?
      - Скольких сможем, но не выдавая себя.
      - Что ждет остальных?
      - Ничего страшного, уверяю вас, сэр. Кайова прежде всего начнут преследовать беглецов, ну а если они окажутся слишком кровожадными, Сэм Хокенс что-нибудь придумает. И вообще найдите своей голове лучшее применение, не занимайте ее тем, что произойдет потом. Там видно будет, а сейчас мы должны выбрать место, пригодное для осуществления нашего плана, тут не всякое подойдет. Утром я займусь этим. Хватит болтовни, с завтрашнего дня надо действовать.
      Он был прав. Дальнейшие разговоры и догадки не имели смысла. Оставалось только ждать развития событий.
      Наступила ночь. Погода стала меняться. Поднялся ветер, который все усиливался, и только под утро немного стих. Тогда вдруг резко похолодало, что в этих местах случается исключительно редко - ведь мы находились на широте Дамаска. Проснувшись, Сэм Хокенс взглянул на небо и сказал:
      - Ого! Сегодня произойдет редкое для этих мест событие - пойдет дождь, чтоб мне лопнуть! А это очень кстати.
      - Почему? - спросил я.
      - Сами не можете догадаться? Видите, как смята трава? Разведчики апачей сразу поймут, что здесь было больше людей и лошадей, чем оставалось. Если пойдет дождь, трава выпрямится и скроет следы кайова. Ну, пора.
      - Вы хотите выбрать место для нападения?
      - Да. Я мог бы пока оставить кайова здесь и только потом вернуться за ними, но чем скорее они уйдут отсюда, тем быстрее пропадут их следы. А вы пока спокойно работайте.
      Сэм сообщил вождю о своих намерениях, и вскоре индейцы уехали вместе с ним и его двумя товарищами. Конечно, место, которое выберет Сэм, должно находиться на нашей трассе, чтобы не вызывать подозрений и чтобы апачи не рыскали по прерии в поисках лагеря.
      Работа шла, и мы медленно продвигались вперед. К полудню предсказания Сэма сбылись, хлынул дождь, да какой! Подобное можно увидеть лишь в этих широтах. Небо словно разверзлось.
      Из потоков ливня вдруг появился Сэм, а с ним Дик и Билл, да так неожиданно, что мы заметили их только на расстоянии десяти шагов. Они сообщили, что нашли подходящее место. Паркер и Стоун должны были показать нам его, а Сэм тем временем, прихватив немного провизии, собрался на разведку. Он пошел пешком, без мула, чтобы легче было спрятаться. Когда Сэм скрылся за густой завесой дождя, меня охватило чувство тревоги. Казалось, катастрофа надвигается быстро и неумолимо.
      Ливень кончился внезапно. На небе засияло солнце, и сразу стало тепло, как и накануне. Мы возобновили прерванную работу.
      Трасса шла по прерии, окруженной лесами и кое-где поросшей редким кустарником. Рельеф для съемки был легкий, и мы быстро продвигались вперед. Хотя незадолго до того здесь проехали две сотни воинов кайова, никаких следов не осталось, дождь все смыл. Сэм оказался прав, апачи не узнают о наших союзниках.
      Стемнело, и работу пришлось прервать. Стоун сказал, что мы находимся вблизи предполагаемого места боя. Хотелось осмотреть все собственными глазами, но было уже слишком темно.
      На следующее утро мы довели трассу до ручья, впадавшего в довольно большое озеро, сохранявшее воду даже и тогда, когда сам ручей пересыхал. Однако в тот день, после дождя, вода поднялась высоко, полностью заполнив русло. К озеру вела узкая долина, окаймленная деревьями и кустами.
      Примечательной особенностью этого озера был полуостров, узкий у перешейка, расширяющийся по мере приближения к середине озера и почти круглый по форме. По другую сторону озера раскинулась пологая лесистая возвышенность.
      - Вот это место выбрал Сэм, - сказал Стоун. - Оно как нельзя лучше подходит для нашего плана.
      Я окинул окрестности внимательным взглядом.
      - А где кайова, мистер Стоун?
      - Они укрылись, хорошо укрылись. Можете сколько угодно смотреть, а следов не найдете, хотя они прошли здесь и сейчас наблюдают за нами.
      - Так где же они?
      - Не торопитесь, сэр! Сначала я должен объяснить, почему хитрый Сэм избрал именно это место. На участке прерии, по которому мы ехали, растет много одиночных кустов. Разведчики апачей, скрываясь за этими кустами, станут незаметно подкрадываться к нам. Вон на той поляне мы разведем костры, чтобы апачи заметили нас издалека, подошли поближе и решили напасть на нас. Уверяю вас, лучшего места для нападения краснокожим не найти!
      Длинное, худое, загорелое лицо Дика излучало восторг, который никак не разделял инженер.
      - Странный вы человек, мистер Стоун! - проворчал он. - На нас нападут, а вы радуетесь. Меня это пугает, и я считаю, нужно поскорее убираться отсюда!
      - Чтобы сразу попасть в лапы апачам? Неужто вы так ничего и не поняли? Я радуюсь, что удалось найти подходящее место. Правда, оно облегчит атаку апачам, но потом и нам поможет перехитрить их. Взгляните на другой берег. В лесу на возвышенности притаились кайова. Они наблюдают за нами с деревьев, они заметят и апачей, потому что оттуда все видно как на ладони.
      - Как же они нам помогут, - заметил старший инженер, - если сидят по ту сторону озера?
      - Они сидят там до поры до времени, их не заметят разведчики апачей. Как только те уйдут, кайова тут же примчатся на полуостров и укроются здесь.
      - А если лазутчики апачей сразу попытаются проникнуть на полуостров?
      - Только в том случае, если индейцы будут уверены, что пройдут незамеченными.
      - Что же получается? Мы должны делать вид, будто не замечаем их, и вместе с тем быть готовы отразить нападение. Одно другому противоречит.
      - Вовсе нет. Апачи, конечно, попытаются пройти на полуостров, но мы знаем, как помешать им. У берега, где ширина перешейка составляет всего шагов тридцать, мы поставим непроходимую преграду.
      - Какую?
      - Оставим там лошадей. Привяжем их к деревьям. Почуяв чужаков, лошади захрапят и забеспокоятся. Индейцы знают об этом и не сунутся на полуостров. Как только разведчики уйдут, явятся кайова. Весь отряд апачей подойдет сюда только к ночи, чтобы атаковать нас, когда мы ляжем спать.
      - А если они не захотят ждать? - спросил я. - Мы не успеем скрыться!
      - Ничего страшного, - ответил Дик. - Тогда кайова сразу же придут нам на помощь.
      - Но в таком случае не обойдется без кровопролития, а этого мы хотели избежать.
      - Ну что ж, сэр. Здесь, на Западе, не принято считать каждую каплю крови. Но будьте покойны! Апачи сами не полезут на рожон. Подождут, пока мы уснем. Они ведь знают, что мы будем защищаться, и, хотя нас всего двадцать человек, многие из них погибнут в схватке. Они, как и мы, ценят свою кровь и жизнь. Поэтому будут ждать, пока мы не заснем. А мы тем временем быстро потушим костры и уйдем в глубь полуострова.
      - А что нам делать сейчас? Мы можем работать?
      - Да, но вы непременно должны вернуться к назначенному часу.
      - Тогда не будем терять времени. Пойдемте, господа, мы еще успеем кое-что сделать!
      Геодезисты пошли за мной, хотя особого рвения к работе не проявляли. Я не сомневался, что все они с удовольствием удрали бы отсюда, но по контракту оплачивалась только законченная работа. А деньги хотели получить все. Кроме того, они понимали, что, если сбегут, апачи без труда переловят всех. Наш лагерь сейчас стал наиболее безопасным местом.
      Я же не мог сидеть сложа руки в ожидании событий. Мной овладело лихорадочное состояние, которое обычно бывает перед боем. Сегодня на карту ставилась человеческая жизнь. Нет, я боялся не за себя, как-нибудь защищусь, но что будет с Инчу-Чуной и Виннету? В последнее время я очень часто думал о молодом вожде, испытывая странное чувство родства наших душ. Мы почти не знали друг друга, но он становился мне все дороже. И удивительное дело, как потом мне рассказывал Виннету, именно в это время он переживал то же самое и тоже постоянно думал обо мне!
      Еще до обеда Сэм Хокенс вернулся в лагерь. Маленький человечек явно устал, но хитрые глазенки весело блестели на лице, заросшем густой растительностью.
      - Все в порядке? - спросил я. - Судя по вашему настроению, дорогой Сэм, это так.
      - Неужели? - засмеялся он. - Откуда вы это взяли? У меня на лице написано или воображение вам подсказывает?
      - Да какое там воображение? Вас выдают глаза!
      - Что вы говорите? Глаза? Не мешает запомнить это и в будущем быть поосторожнее. Но вы правы. Мне повезло, повезло больше, чем я ожидал.
      - Вы видели их разведчиков?
      - Разведчиков? Да я видел значительно больше! Не только разведчиков, но и весь отряд, и не только видел, но и слышал и многое подслушал.
      - Вы их подслушали? Говорите же поскорее, что вы узнали!
      - Не сейчас и не здесь. Собирайте вещи и отправляйтесь в лагерь! Я скоро приду туда, но сначала мне надо переговорить с кайова, рассказать о результатах вылазки и дать указания, как вести себя.
      Он пошел вдоль берега, перепрыгнул через ручей и скрылся между деревьями на той стороне озера. Мы собрали свои вещи, вернулись в лагерь и стали его ждать. Сэм Хокенс появился так внезапно, что мы и не заметили, как он приблизился, а он не упустил случая поиздеваться над нами:
      - А вот и я, господа! У вас что, нет ни глаз, ни ушей? Любой слон застал бы вас врасплох.
      - Так вы же не слон, - ответил я.
      - Вполне возможно. Но я хотел показать вам, как можно подкрасться незаметно. Вы сидели молча и все же не заметили меня. То же самое произошло вчера, когда я подслушивал апачей.
      - Расскажите об этом, расскажите подробно!
      - Хорошо! Дайте только сяду, очень уж устал. Мои ноги привыкли к верховой езде и отказываются бегать. Не случайно уважающие себя мужчины служат в кавалерии, а не в пехоте, чтоб мне лопнуть!
      Он сел рядом со мной, посмотрел по очереди на каждого из нас и сказал, многозначительно покачивая головой:
      - Итак, сегодня будет бал!
      - Уже сегодня? - переспросил я. Известие ошеломило меня, и в то же время я испытал чувство облегчения оттого, что вскоре все решится. - Это хорошо, очень хорошо!
      - Так вам не терпится попасть в руки апачей? Впрочем, я тоже считаю, что все будет хорошо. И я рад, что больше не надо ждать. Человек строит планы, готовится, а все пойдет не так, как он предполагает.
      - Почему же не так? Вы сомневаетесь?
      - Ни в коем случае. Именно сейчас я полностью уверен, что все кончится хорошо. Но опытный человек знает, что из самого милого ребенка может вырасти негодяй. Самые прекрасные планы может разрушить нелепый случай.
      - Нам есть чего бояться?
      - Нет. Судя по тому, что я услышал, все идет как по маслу.
      - Что же вы услышали? Расскажите!
      - Спокойно, не спешите, молодой человек! Всему свое время. Пока не могу сказать, что я услышал, потому что сначала вам необходимо узнать, что произошло до этого. Я ушел в дождь, не стал ждать, когда он кончится, ведь моей куртке не страшен никакой ливень, хи-хи-хи! Я уже почти дошел до места нашей старой стоянки, где нас посетили вожди апачей, когда заметил троих краснокожих и принялся незаметно следить за ними. "Это разведчики апачей, - подумал я, - вряд ли они пойдут дальше, ведь им приказано добраться до этого места". И оказался прав. Краснокожие обследовали все вокруг, но моих следов не обнаружили; затем, в ожидании подхода основных сил, они, выбрав место посуше, расположились под деревьями. Я тоже лег под деревом и стал ждать. Надо же было узнать, что произойдет дальше. Вдруг появился отряд всадников в боевой раскраске. Я сразу узнал апачей и их вождей Инчу-Чуну и Виннету.
      - Сколько было воинов?
      - Около пятидесяти, как я и предполагал. Разведчики сообщили прибывшим о своих наблюдениях и опять двинулись вперед, а остальные медленно последовали за ними. Как вы догадываетесь, джентльмены, Сэм Хокенс не упускал их из виду ни на минуту. Дождь смыл все следы, но вбитые вами колышки остались на своих местах, словно вехи столбовой дороги. Вот бы мне всю жизнь ходить по таким прекрасным следам! Апачи соблюдали осторожность, ведь мы могли оказаться за любым поворотом в лесу, в кустарнике. Они продвигались очень медленно, действуя хитро и осмотрительно, так что одно удовольствие было наблюдать за ними. Апачи и в самом деле самые смышленые среди индейских племен. Молодец Инчу-Чуна. И Виннету тоже. Ни одного лишнего звука, объяснялись исключительно знаками. Отряд апачей прошел мили две, когда стало темнеть. Индейцы спешились, привязали лошадей к колышкам, вбитым в землю, и укрылись в лесу, где и остались до утра.
      - Там вы их и подслушали? - поинтересовался я.
      - Да. Они умны, костров не разожгли, ну да и Хокенс не глупее их. Его они не заметили. Я осторожно прополз между деревьями на собственном животе, за неимением чужого, и подобрался к ним на такое расстояние, что мог слышать все, о чем они говорят.
      - И все поняли?
      - Что за дурацкий вопрос! Я что, глухой?
      - Не обижайтесь, Сэм. Я удивился, неужели они и между собой говорят по-английски?
      - Говорили, если я не ошибаюсь, на диалекте мескалеро, который я с горем пополам понимаю. Вожди время от времени обменивались короткими, но очень содержательными фразами. Я услышал все, что нам необходимо знать, и теперь мы можем действовать.
      - Да скажите, наконец, что вы узнали? - не выдержал я, так как Сэм многозначительно умолк.
      - Сэр, если вы готовы лопнуть от нетерпения, сделайте одолжение, отойдите в сторону, не то и нам достанется! Апачи не на шутку осерчали и горят желанием взять нас живыми.
      - Значит, они не собираются убивать нас?
      - Что вы, как можно! Естественно, собираются, но не сразу. Они постараются захватить всех белых, затем их отвезут в свое стойбище на реке Пекос, там привяжут к столбам пыток и зажарят живьем. Знаете, как поступают с рыбой? Поймав, пускают в садок и кормят, чтобы потом сварить с хорошей приправой. Интересно, каким окажется на вкус мясо Сэма Хокенса, зажаренного вместе с охотничьей курткой, хи-хи-хи!
      Отсмеявшись, Сэм продолжал:
      - Больше всего, конечно, достанется мистеру Рэттлеру, который сидит тут с нами и смотрит на меня с таким восторгом, будто все радости рая ожидают только его. Да, да, мистер Рэттлер, вы заварили кашу, вам ее и расхлебывать. Вас зажарят на вертеле, посадят на кол, отравят, заколют, застрелят, четвертуют и повесят, и все это в строгой очередности, не спеша и понемножку, чтоб вы сразу не испустили дух, а могли насладиться всеми видами мучений. Если же вы и после всего этого останетесь в живых, вас вместе с Клеки-Петрой положат в могилу и зароют живьем.
      - Боже мой! Они так решили? - побледнев, спросил Рэттлер.
      - Разумеется. Вы вполне это заслужили, и тут уж ничто не поможет. Хотелось бы только пожелать вам, чтобы, испытав все виды казни, вы никогда больше не поступали столь скверно. Надеюсь, вы воспользуетесь моим советом. Тело Клеки-Петры передано шаману вместе с приказом доставить его на главную стоянку апачей. Хочу заметить, что краснокожие умеют сохранять тела умерших. Я видел мумии индейских детей, которые спустя сто лет выглядели так, словно еще вчера были живы. Когда нас всех схватят, мы будем иметь удовольствие наблюдать за превращением мистера Рэттлера в живую мумию.
      - Я здесь ни минуты не останусь! - вскричал Рэттлер.
      Сэм удержал его:
      - Ни шагу отсюда, если хотите жить! Апачи заняли всю окрестность, и вы угодите в их силки.
      - Вы так думаете, Сэм? - спросил я.
      - Конечно, и вы знаете, что я прав. И в другом я тоже не ошибся. Апачи начали военные действия против кайова. У них там целая армия, к которой со своим отрядом присоединятся вожди, когда покончат с нами. Они встретили по пути отряд воинов, выступивших против кайова, отдали шаману тело убитого, выбрали пятьдесят всадников и вернулись сюда. Им не пришлось ехать в стойбище, вот почему они так быстро оказались здесь.
      - А где же армия, которая выступила против кайова?
      - Не знаю. Об этом не говорилось. Да для нас это и не имеет никакого значения.
      Тут старый Сэм ошибался: для нас имело значение - и немаловажное, - где находится самый многочисленный отряд апачей. Вскоре он сам убедился в этом.
      Сэм продолжал:
      - Я услышал все, что меня интересовало, и мог бы сразу вернуться в лагерь, но ночью трудно замести следы, и апачи обнаружили бы их, да кроме того, мне хотелось разглядеть их получше. Я оставался в лесном укрытии, пока индейцы не тронулись в путь, последовал за ними, а примерно в шести милях отсюда покинул их и кружной дорогой незаметно вернулся к вам. Вот и все, что я хотел вам рассказать.
      - Значит, они вас не видели?
      - Нет.
      - И вы постарались, чтобы они не обнаружили ваши следы?
      - Да.
      - Но ведь вы говорили, что покажетесь им и...
      - Знаю, знаю! Я собирался так сделать, но этого не потребовалось и... тс-с-с, вы слышали?
      Троекратный крик орла прервал речь Сэма.
      - Это воины кайова, - объявил Сэм. - Они сидят на деревьях. Я велел им подать такой знак, когда увидят апачей. Пойдемте, сэр, проверим, зоркие ли у вас глаза!
      Последние слова относились ко мне. Взяв ружье, я двинулся за Сэмом.
      - Стойте! - остановил меня Сэм. - Оставьте ружье. Хотя вестмен и не должен с ним расставаться, но сегодня случай особый: мы идем собирать дрова для костра, не подозревая об опасности. Апачи подумают, что вечером мы разобьем здесь лагерь, а именно это нам и нужно.
      Мы бродили между деревьями и кустами по открытой поляне, изображая беспечность и собирая сухие ветки, искоса поглядывая в сторону, где должны были прятаться апачи.
      - Вы кого-нибудь видите? - спросил я.
      - Нет, - ответил Сэм.
      - И я не вижу.
      Мы напрягали зрение, но не увидели ничего подозрительного. А как стало мне потом известно от самого Виннету, он лежал в это время в пятидесяти шагах за кустом и наблюдал за нами. Оказывается, недостаточно обладать хорошим зрением, надо еще иметь опыт, а этого мне тогда явно недоставало. Сегодня я непременно заметил бы Виннету, догадавшись о его присутствии по клубящейся над кустом мошкаре, привлеченной запахом человека.
      Итак, не солоно хлебавши мы вернулись в лагерь, собирая по пути хворост. Набрали его даже больше, чем было нужно.
      - Вот и хорошо, - сказал Сэм. - Сделаем запас для апачей, чтобы дрова у них были под рукой, пусть разожгут костер побольше, ведь это и в наших интересах.
      Стало смеркаться. Сэм, самый опытный из нас, укрылся на краю поляны, чтобы первым обнаружить приближение разведчиков. Мы в меру сил облегчили задачу разведчикам апачей предоставив им возможность хорошенько осмотреть наш лагерь: разложили костер так, чтобы он хорошо был виден из прерии и указывал прямой путь к нам. Пусть апачи примут нас за дураков.
      Мы спокойно принялись за ужин, словно и не подозревали об угрозе нападения, оставив ружья в стороне, но так, чтобы даже в темноте можно было легко их отыскать. На узком перешейке полуострова, как и предлагал Сэм, мы поставили лошадей.
      Спустя три часа тихо, как тень, появился Сэм и шепотом произнес:
      - Приближаются два разведчика: с этой и с той стороны. Я слышал и видел их.
      Значит, индейцы обходили поляну с двух сторон, скрываясь в тени зарослей. Сэм сел вместе с нами и принялся что-то рассказывать, а мы отвечали ему. Оживленная беседа должна была усыпить бдительность разведчиков. Мы их заметили, видели, как они наблюдают за нами, но не подали виду, что догадываемся об их присутствии.
      Теперь крайне важно было не упустить момент, когда они уйдут, чтобы приготовиться к приему отряда апачей и позвать кайова. Дорога была каждая минута. Мы не могли ждать, пока апачи соизволят сами покинуть поляну, надо заставить их сделать это. Сэм Хокенс встал и, делая вид, что идет за хворостом, направился в сторону кустов. Я зашел с другой стороны поляны. Прочесав заросли, мы убедились, что индейцы повернули назад. Сэм приложил ладони к губам и квакнул три раза, как лягушка. Это был сигнал для кайова. Здесь, у воды, кваканье лягушки не могло вызвать подозрений. Потом Сэм вернулся на свой наблюдательный пункт, чтобы вовремя известить нас о приближении главного отряда апачей.
      Минуты через две после сигнала кайова появились на поляне. Все двести человек, друг за другом, проползли мимо нас. Не прошло и трех минут, как последний из них пропал в глубине полуострова.
      Мы ждали Сэма. Тот не заставил себя ждать, явился и шепотом доложил:
      - Идут, причем с обеих сторон. Подбросьте дров. Надо сделать так, чтобы под пеплом остались тлеющие угли и краснокожие могли быстро раздуть огонь. Облегчим задачу индейцам, хи-хи-хи!
      Мы разложили запасы дров вокруг костра таким образом, чтобы свет от тлеющих углей не выдал преждевременно нашего ухода. Сейчас все мы стали актерами, ибо от актерских способностей каждого зависела теперь наша жизнь: не дай Бог, догадаются по нашему виду, что мы знаем об их присутствии. Индейцы непременно нападут на лагерь, но они должны сделать это только после того, как мы уляжемся спать. А если раньше?
      Хотя рядом с нами и находились двести краснокожих союзников, кровопролития было не избежать. Должен сказать, перед лицом смертельной опасности каждый из нас вел себя по-своему. Я был совершенно спокоен, как будто готовился сыграть рядовую партию в шахматы. Рэттлер лег на землю лицом вниз и притворился спящим, хотя его колотило от страха. Славные вестмены, приятели Рэттлера, бледные и перепуганные, почти не принимали участия в нашей беседе. Зато Билл Паркер и Дик Стоун вели себя настолько естественно и непринужденно, словно во всем мире не было ни одного апача. Сэм Хокенс рассказывал анекдот за анекдотом, а я громко смеялся.
      Так прошло полчаса. Становилось ясно, что индейцы действительно атакуют нас лишь после того, как мы ляжем спать, в противном случае бой уже начался бы. Костер догорал, ждать больше не стоило, и с протяжным зевком я громко произнес:
      - Я устал, пора ложиться. Сэм, как вы относитесь к моему предложению?
      - Я не против, - ответил он. - Огонь догорает, спокойной ночи!
      - Спокойной ночи! - сказали Стоун с Паркером, отошли от костра и растянулись на земле.
      Пламя медленно затухало, и вскоре стало совсем темно. Только тлеющие под пеплом угольки красновато мерцали, но в их неверном свете ничего нельзя было разглядеть. Пора было уходить. Взяв ружье, я медленно пополз в сторону. Сэм держался рядом со мной, остальные двинулись за нами. Добравшись до лошадей, я, чтобы на всякий случай заглушить чей-нибудь неосторожный шорох, подергал за повод одну из них, заставив с шумом переступить с ноги на ногу.
      И вот мы все добрались до места, где кайова, как кровожадные пантеры, притаились в засаде.
      - Сэм, - тихонько сказал я другу, - если мы действительно собираемся уберечь от смерти обоих вождей, то должны сделать все, чтобы не допустить к ним кайова.
      - Согласен с вами, сэр.
      - Я беру на себя Виннету, а вы, Стоун и Паркер, позаботьтесь об Инчу-Чуне.
      - Как это? Вы один идете на Виннету, а нам троим оставляете одного старика? Не очень справедливо, чтоб мне лопнуть!
      - Справедливо. С Виннету я справляюсь, но вас должно быть трое, чтобы скрутить Инчу-Чуну, пока он не опомнится и не начнет сопротивляться, иначе вождь погибнет в бою или будет ранен.
      - Да, вы правы! Надо выйти вперед, чтобы кайова не опередили нас. Идем!
      Мы продвинулись на несколько шагов ближе к костру и замерли в темноте, с напряжением ожидая боевой клич апачей, ибо без сигнала индейцы никогда не атакуют. По индейскому обычаю подает его вождь, затем клич подхватывают остальные воины. Трудно описать его словами. Дьявольский вой рассчитан на то, чтобы противник оцепенел от страха. Краснокожие издают пронзительный крик "хииииииих" и быстро хлопают ладонью по губам, отчего получается ужасающая трель.
      Воины кайова, как и мы, с нетерпением ждали боя. Каждый из них хотел быть в первых рядах, и они, отталкивая друг друга, пытаясь пробраться вперед, тем самым заставляли нас продвигаться все ближе к огню. Такие маневры становились опасными. Скорей бы уж апачи начали атаку!
      И вот началось! Дикий крик "хииииииих" прозвучал в ночной тишине так резко и пронзительно, что мурашки побежали по спине, и вслед за тем поднялся такой адский вой, будто взвыли тысячи чертей. Вдруг все стихло, наступила мертвая тишина, в которой мы отчетливо услышали короткое "ко!" Его произнес Инчу-Чуна.
      Слово это значит "огонь". Угольки под пеплом нашего костра еще тлели, а вокруг лежали сухие ветки. Апачи немедленно исполнили приказ, подбросив хвороста в затухающий костер. Через несколько секунд пламя взметнулось ввысь, осветив всю поляну.
      Инчу-Чуна и Виннету стояли рядом. Как только апачи убедились, что нас нет в лагере, они плотным кольцом окружили вождей, выкрикивая в удивлении свое обычное "уфф, уфф, уфф".
      Виннету, хоть и был самым молодым среди воинов, первым понял, что произошло. Как часто впоследствии восхищался я его умом и сообразительностью! Сейчас он моментально понял, что мы где-то поблизости, а освещенные костром апачи являют собой прекрасную мишень для наших ружей. Поэтому Виннету крикнул:
      - Татиша, татиша!
      Приказ означал "Скройтесь!". Сам Виннету уже был готов исчезнуть в темноте, но я опередил его. В три прыжка оказался я среди воинов, окружающих его, растолкал их и пробился внутрь кольца. Сэм, Стоун и Паркер следовали за мной по пятам. И в то мгновение, когда Виннету, громко крикнув "татиша!", собирался метнуться в спасительную тьму, он увидел меня. Несколько секунд мы смотрели в глаза друг другу. Потом Виннету молниеносно выхватил из-за пояса нож, но я ударил его кулаком в висок, и он, потеряв сознание, рухнул на землю. В тот же миг Сэм, Стоун и Паркер схватили Инчу-Чуну.
      Апачи яростно взвыли, но жуткий боевой клич кайова, кинувшихся в бой, заглушил их рев.
      Пробившись сквозь строй апачей, я оказался в самой гуще дико орущих, сплетенных в жестокой схватке людей. Двести кайова против пятидесяти апачей! Четверо на одного! Отважные воины Виннету защищались изо всех сил. Я вынужден был держать их на расстоянии и пустить в ход кулаки, не желая никого ранить, а тем более убить. Нокаутировав еще четверых или пятерых апачей, я расчистил пространство перед собой, но к этому времени сопротивление апачей было сломлено. Сражение продолжалось пять минут. Всего пять минут! Нет, в данном случае целых пять минут, и это слишком долго!
      Связанный Инчу-Чуна лежал на земле без сознания, Виннету лежал рядом с ним. Никто из апачей не убежал, им и в голову не пришло бросить схваченных нами вождей. И у них, и у кайова были раненые, а трое кайова и пятеро апачей погибли в бою. Мы не желали такого исхода сражения, но отчаянное сопротивление апачей вынудило кайова применить оружие.
      Побежденных апачей связали без особого труда, так как расстановка сил была в нашу пользу: четверо кайова да один белый на каждого воина апачей. Трое кайова держали апача, а четвертый связывал пленника.
      Тела погибших убрали в сторону, а так как ранеными кайова занялись их товарищи, мы решили перевязать раны апачей. Нас встретили угрюмые лица, кое-кто пытался сопротивляться, ибо гордость не позволяла им воспользоваться услугами врагов и они предпочитали истекать кровью. К счастью, их состояние не внушало опасений - большинство ран было легкими.
      Перевязав раненых, мы спросили, как они проведут ночь. Хотелось облегчить их страдания, насколько это было возможно, но вождь кайова Тангуа крикнул:
      - Эти собаки принадлежат нам, а не вам, и я буду определять их судьбу!
      - И что ты решил? - спросил я.
      - Сначала мы хотели отвести их в наши деревни, но теперь ничто не мешает нам напасть на стойбища апачей. Путь далек, не тащить же их с собой, поэтому все они умрут у столбов пыток.
      - Все?
      - Все.
      - Ты ошибаешься.
      - Я ошибаюсь?
      - Да. Ты говоришь, что апачи принадлежат вам. Это не так.
      - Мы имеем право распоряжаться их жизнью.
      - Нет. Согласно законам Запада пленник принадлежит тому, кто его схватил. Возьмите апачей, которых поймали вы, я ничего не имею против. Однако пойманные нами принадлежат нам.
      - Уфф, уфф! Очень мудро говоришь! Значит, вы хотите взять Инчу-Чуну и Виннету?
      - Разумеется!
      - А если я не отдам их вам?
      - Несомненно, отдашь!
      Тангуа говорил злобно, я же отвечал ему спокойно, но твердо. Вождь достал из-за пояса нож, с размаху вонзил его в землю и прорычал, грозно сверкая глазами:
      - Только прикоснитесь к кому-нибудь из апачей, и в ваши тела вонзится этот нож. Хуг! Я сказал!
      Дело принимало опасный оборот, я уже собирался показать вождю кайова, что нисколько его не боюсь, но тут Сэм Хокенс бросил на меня предостерегающий взгляд. Ко мне вернулось благоразумие, и я умолк.
      Связанные апачи лежали вокруг огня. Проще всего было оставить их там, главным образом потому, что это облегчало задачу стражникам. Но Тангуа хотел доказать мне, что все они его собственность и он поступит с ними так, как ему вздумается. Поэтому он велел привязать пленников к деревьям и оставить так, пока не решится их судьба.
      Приказ был исполнен немедленно, и разумеется, с намеренной жестокостью. Кайова старались причинить боль пленникам, но ни один из апачей не издал ни звука, не подал виду, что страдает: воин обязан стойко переносить физические мучения. Особенно изощренно и грубо обращались кайова с вождями апачей, так туго затянув путы, что из вздувшихся конечностей едва не брызнула кровь.
      Хотя ни у кого из пленников не было шансов освободиться без посторонней помощи и бежать, Тангуа выставил охрану.
      Зажженный снова костер пылал посреди поляны. Мы расселись вокруг огня, твердо решив не допускать сюда "союзников", ведь они могли помешать нам освободить Виннету и его отца. К счастью, кайова к нам и не приближались. Они с самого начала не испытывали к нам дружеских чувств, а мой спор с вождем еще более обострил наши отношения. Злые, часто презрительные взгляды не предвещали ничего хорошего. В лучшем случае мы могли рассчитывать на то, что расстанемся с ними без стычки.
      Кайова развели свои костры в стороне от нас и расположились вокруг них. Они разговаривали на языке своего племени, не пользуясь жаргоном, на котором индейцы говорят с белыми, явно не желая, чтобы мы понимали их разговор. Дурной знак! Всем своим видом кайова показывали, что они хозяева положения, и поведение их по отношению к нам очень напоминало поведение льва в зверинце, который только до поры до времени мирится с присутствием пса в своей клетке.
      Наш план трудно было осуществить еще и потому, что в него были посвящены лишь четверо: Сэм Хокенс, Дик Стоун, Билл Паркер и я. От остальных мы его скрывали, зная, что на негодяев из компании Рэттлера положиться нельзя: они запросто выдали бы нас индейцам. Оставалось рассчитывать только на свои силы. Следовало подождать, когда все улягутся, чтобы никто не поднял тревогу. Сэм посоветовал и нам немного поспать, потом у нас не будет ни минуты отдыха. Мы последовали его совету, и я мгновенно уснул, несмотря на ждущие нас опасности.
      Тогда я не умел еще определять время по звездам, но, вероятно, было около полуночи, когда Сэм разбудил меня. Весь лагерь спал. Кайова поддерживали огонь только в одном костре, остальные погасли. Мы могли говорить, но, разумеется, шепотом. Паркер и Стоун тоже проснулись. Сэм прошептал:
      - Прежде всего надо решить, кто пойдет, все четверо не должны отсюда уходить. Хватит двоих.
      - Конечно, я иду! - решительно сказал я.
      - Ого, не спешите, сэр! Дело крайне опасное.
      - Знаю.
      - Мда. Вы молодец, чтоб мне лопнуть, но это очень опасно, смертельно опасно, сэр. А главное, успех будет зависеть от того, кто выполняет задачу.
      - Разумеется.
      - Я рад, что вы меня поняли, значит, благоразумно предоставите заняться делом более опытным вестменам.
      - И не подумаю!
      - Сэр, будьте благоразумны! Пойдем мы с Диком!
      - Нет!
      - Вы новичок в этом деле, а тут надо подкрасться бесшумно.
      - Возможно. Однако я сегодня докажу вам, что человек может выполнить задачу, если очень захочет. Надо только приложить все силы.
      - И ловкость, хотя бы минимум ловкости, сэр! А вот этого вам недостает. Здесь необходима и врожденная, и приходящая с опытом ловкость, а вот этого, думаю, у вас пока нет.
      - Пусть все решит испытание.
      - Какое?
      - Как вы думаете, Тангуа сейчас спит или нет?
      - Не знаю.
      - А не мешало бы знать, не так ли?
      - Да. Я проберусь к нему и узнаю.
      - Нет, это сделаю я.
      - Вы?
      - Да, я, и это будет испытанием.
      - Ах, вот оно что! А если попадетесь?
      - Ничего не случится, что-нибудь придумаю. Скажу, хотел проверить охрану.
      - Хорошо. Но кому нужно это испытание?
      - Мне, чтобы заслужить ваше доверие. Если все сойдет благополучно, вы возьмете меня к Виннету.
      - Когда вернетесь, тогда и поговорим.
      - А сейчас я могу идти к Тангуа?
      - Да, но будьте внимательны! Если вас заметят, возникнут подозрения, если не сейчас, то потом, после побега Виннету. Подумают, что это вы его освободили.
      - И не ошибутся.
      - Прячьтесь за каждое дерево, каждый куст, избегайте освещенных мест. Все время старайтесь оставаться в темноте!
      - Я точно выполню все ваши указания.
      - Надеюсь. По крайней мере тридцать кайова, не считая охраны, все еще не спят, чтоб мне лопнуть! Если они вас не заметят, возможно, из вас и получится настоящий вестмен, а пока что, несмотря на мои героические усилия, вы все еще остаетесь гринхорном, да еще таким, каких редко встретишь даже в паноптикуме, хи-хи-хи!
      Я сунул нож и револьвер поглубже за пояс, чтобы они случайно не выпали, и отполз от огня. Сегодня, вспоминая об этом, я особенно остро ощущаю всю ответственность, которую тогда с легкостью взял на себя, всю дерзость предпринятого дела: я вовсе не собирался проверять, спит ли Тангуа.
      Я полюбил Виннету и намерен был доказать ему свою дружбу, даже если бы это стоило мне жизни. И вот удобный случай представился: можно было освободить его, и сделать это должен был именно я! Не доверяя мне, Сэм Хокенс только помешал бы осуществить задуманное. Даже выдержи я намеченное испытание и узнай, спит Тангуа или нет, Сэм не перестал бы сомневаться в моих способностях и для освобождения Виннету взял бы не меня, а Дика Стоуна. Поэтому я решил не упрашивать Сэма, не тратить понапрасну слов, а взяться за дело без посторонней помощи. И я отправился не к Тангуа, а к Виннету!
      Я понимал, что подвергаю смертельной опасности не только собственную жизнь, но и жизнь моих товарищей: если бы я попался, они бы погибли вместе со мной. И все-таки с юношеской беспечностью пошел на рискованный шаг.
      О том, как надо подкрадываться, я много читал в молодости, а с тех пор, как прибыл на Дикий Запад, много слышал. Сэм Хокенс любил не только рассказывать, но часто и показывал, как это делается. Я пытался подражать ему, хотя понимал, что мне далеко еще до совершенства. Что же, сегодня придется постараться.
      Я медленно полз в густой траве. От лагеря до места, где, привязанные к деревьям, стояли Инчу-Чуна и Виннету, было шагов пятьдесят. Ползти по всем правилам, касаясь земли лишь кончиками пальцев и носками сапог, я еще не умел. Такое движение требует большой физической силы и особого навыка, который приобретается только в результате длительных упражнений и которого у меня тогда, конечно, не было. Поэтому я полз, опираясь на колени и локти. Вытягивая вперед руку, я сначала тщательно ощупывал путь, проверяя, нет ли там сухой ветки, которая под тяжестью моего тела могла бы хрустнуть. Протискиваясь сквозь густой кустарник, я раздвигал ветки осторожно, чтобы не произвести лишнего шума. Понятно, полз я крайне медленно, но все-таки продвигался вперед.
      Виннету и Инчу-Чуну привязали к деревьям, росшим на краю поляны, а в пяти шагах от них, лицом к пленным, сидел краснокожий стражник.
      Часовой, конечно, мог помешать выполнению моего плана, но я знал, как отвлечь его внимание. Для этого нужны были камни. Увы, под рукой их не было. Надо же, какая обида! Ведь я преодолел уже почти полпути и потратил на это больше получаса. Двадцать пять шагов за полчаса! Вдруг я заметил рядом какое-то светлое пятно. К своей большой радости, обнаружил маленькую, диаметром в полметра, ямку с песком. Должно быть, песок сюда занесла вода во время паводка. Набрав песка в карман, я двинулся дальше.
      Прошло еще полчаса, и я оказался в нескольких шагах от Виннету и его отца. К счастью, за деревьями, к которым они были привязаны, росли густые кусты, скрывавшие меня от часового. Сбоку, в нескольких шагах от кайова, рос колючий куст, который я давно заприметил.
      Сначала я подполз к Виннету и несколько минут лежал без движения, наблюдая за поведением часового. Индеец, несомненно, устал, он то и дело закрывал глаза и с трудом заставлял себя время от времени поднимать веки. Это было мне на руку.
      Сначала следовало определить, как именно связан Виннету. Я протянул руку к стволу дерева и ощупал его вместе с ногами пленного. Виннету не мог не почувствовать моей руки. Я боялся, что он пошевелится и выдаст меня, но Виннету обладал не только умом, но и великолепным самообладанием. Он не шелохнулся. Ноги апача, как я убедился, были стянуты в щиколотках и привязаны к дереву. Чтобы освободить ноги Виннету, требовалось перерезать два ремня.
      Теперь руки. В неверном свете костра удалось разглядеть, что руки Виннету, заломленные назад по обе стороны ствола, были связаны в запястьях. Здесь достаточно разрезать один ремень.
      Я уже приготовился разрезать путы, как до меня неожиданно дошло, что, как только я освобожу Виннету, он сразу бросится бежать, и тогда я пропал. Как же я раньше об этом не подумал? Что делать? Голова лихорадочно работала, но ничего умного в нее не приходило. Я решил рискнуть, а если Виннету пустится в бегство, бежать за ним.
      Как же я тогда ошибался и недооценивал Виннету! Как мало я еще знал его! Позже Виннету рассказал мне, что он тогда испытывал. Почувствовав, как его ощупывают чьи-то руки, он подумал, что это один из апачей. Правда, все воины, которых они с отцом привели, оказались в плену, но это мог быть разведчик, незаметно шедший за ними, или же воин, прибывший к вождям с донесением от главного отряда. Виннету понял, что сейчас его освободят, ждал этого, но не собирался менять своего положения у дерева, так как побегом он подвергал опасности своего спасителя. Да он и не собирался бежать без отца.
      Сначала я разрезал оба ремня на ногах. К рукам я не мог дотянуться с земли, вернее, дотянулся бы, но мог поранить Виннету. Надо было встать на ноги, но стражник мог меня заметить. Чтобы отвлечь его внимание, я достал из кармана горсть песка и бросил его на колючий куст рядом с часовым. Индеец обернулся на шум, посмотрел на куст и успокоился. Шелест, вызванный новой порцией песка, произвел нужное впечатление, ведь в ветвях куста могла прятаться ядовитая змея.
      Кайова встал, подошел к кусту и принялся рассматривать его, повернувшись к нам спиной. Я вскочил на ноги и перерезал верхний ремень. И тут на глаза мне попались великолепные волосы Виннету, завязанные на макушке узлом и гривой ниспадающие на спину. Ухватив левой рукой тонкую прядь этих волос, я отрезал ее и в следующее мгновение опять лежал на земле.
      Зачем я это сделал? Да затем, чтобы иметь доказательство, что именно я освободил Виннету.
      К моей великой радости, Виннету даже не дрогнул. Он продолжал стоять у дерева, не меняя положения. Я свернул на пальце волосы в колечко и спрятал их в карман. Затем подкрался к Инчу-Чуне и тоже ощупал ремни на его ногах и руках. Инчу-Чуна, которого связали точно так же, как Виннету, не шелохнулся, когда я дотронулся до него. Я разрезал путы сначала на ногах, потом на руках, отвлекая внимание стражника уже испытанным приемом.
      Как и сын, Инчу-Чуна остался стоять неподвижно у дерева, давая возможность своему спасителю незаметно скрыться. Собрав ремни, снятые с пленников, чтобы они раньше времени не попались на глаза кайова, я осторожно двинулся в обратный путь.
      Надо было торопиться, ведь, обнаружив исчезновение пленников, часовой поднимет тревогу и разбудит весь лагерь, и тогда мне ни в коем случае нельзя будет оказаться поблизости. Возвращаясь, мне пришлось избрать другой путь - через кусты, кружной дорогой. В зарослях я смог выпрямиться в полный рост. Подойдя к лагерю, я опять опустился на колени и прополз остаток пути.
      Во время моего отсутствия друзья не сомкнули глаз. Чего только они не передумали! Когда я добрался до них и осторожно лег рядом, Сэм шепнул мне на ухо:
      - Мы так беспокоились, сэр! Вы хоть знаете, сколько времени прошло?
      - Сколько?
      - Почти два часа.
      - Точно: полчаса туда, полчаса обратно и час на месте.
      - Что же вы делали целый час?
      - Я наблюдал за вождем и убедился, что он спит.
      - Ну и как же вы убеждались в этом?
      - Очень просто - смотрел на него, а так как тот не двигался, я понял, что он спит.
      - Прекрасно! Надо же такое придумать! Дик, Билл, вы слышали? Чтобы убедиться, спит ли вождь, он смотрел на него целый час, хи-хи-хи! Гринхорн! Не мог придумать ничего умнее! Не было там ни веток, ни коры?
      - Были, конечно, - ответил я.
      - Вы не додумались бросить в Тангуа кусок коры или комочек земли, чтобы узнать, спит он или нет? А он бросал... взгляд за взглядом... И так целый час, хи-хи-хи!
      - Может, вы и правы, но испытание я выдержал!
      Разговаривая, я все время посматривал на вождей апачей. Почему они все еще стоят у деревьев, будто привязанные к ним, ведь давно могли уйти? Позднее я узнал, в чем было дело. Виннету полагал, что, освободив его, неизвестный спаситель освободит отца и затем даст им сигнал к побегу. То же самое думал и Инчу-Чуна и... оба ждали. Спустя некоторое время Виннету, улучив момент, поднял руку, показывая отцу, что свободен. Старый вождь повторил жест сына. В тот же миг оба апача исчезли, словно провалились сквозь землю.
      - Да, испытание вы выдержали, - согласился Сэм Хокенс. - Вы наблюдали за вождем битый час и... не попались!
      - Значит, вы согласны взять меня к Виннету?
      - Гм! Интересно, как вы думаете освободить апачей? Тоже взглядом?
      - Ну зачем же! Мы разрежем ремни.
      - И думаете, что это так же просто, как срезать ветку с дерева? Стражника видите?
      - Конечно, вижу.
      - Он делает то, что так нравится вам, - окидывает взглядом апачей. А вот освободить их значительно сложнее, и боюсь, до этого вы не доросли. К ним, знаете ли, не так просто подобраться, а если и удастся, то... тьфу, пропасть! Что это такое?
      Сэм на полуслове оборвал свои разглагольствования и вытаращил глаза: вожди исчезли. Сделав вид, что ничего не заметил, я спросил:
      - Что случилось? Почему вы умолкли?
      - Почему? Потому... потому... Уж не обманывают ли меня глаза? Дик, Билл, посмотрите-ка туда: вы видите Виннету и Инчу-Чуну?
      Не успели Дик и Билл прийти в себя от потрясения, как часовой, тоже заметив исчезновение своих подопечных, вытаращил глаза на пустые деревья и разразился пронзительным криком. В лагере поднялся неописуемый шум.
      Кайова кинулись к часовому, белые тоже. За ними побежал и я, по дороге незаметно высыпав песок из карманов.
      Какая жалость, что я освободил только Виннету и Инчу-Чуну! Если бы была хоть малейшая возможность, я бы с удовольствием помог всем апачам.
      Вокруг деревьев, где только что стояли связанные вожди, столпилось человек двести. Их ярость не знала границ. Легко представить, что случилось бы со мной, узнай они, кто освободил вождей. Первым пришел в себя Тангуа и стал отдавать приказы. Спустя минуту половина воинов разбежалась по прерии, пытаясь в темноте настигнуть беглецов. Вождь кайова не помнил себя от злости. Он ударил незадачливого стражника кулаком по лицу и, сорвав с его шеи мешочек с "лекарствами", стал их топтать, тем самым лишая воина чести.
      Тут следует объяснить, что слово "лекарство" для индейца означает понятие, глубоко отличное от нашего. Оно появилось в лексиконе индейцев вместе с белыми людьми, вторгшимися в их жизнь. Индейцы не знали лекарств, которыми пользовались белые, и действие препаратов воспринимали как результат колдовства, проявление непонятной, таинственной силы. Поэтому индейцы стали называть "лекарствами" все то, что странным, чудесным образом способно оградить человека от болезней, несчастий, принести удачу в бою.
      Каждый взрослый воин, каждый вождь носит на шее мешочек со своими собственными "лекарствами". Юноша, которому предстоит пройти обряд посвящения в воины, уходит из деревни в поисках "лекарств", своего рода талисмана. В уединении он проходит испытания на физическую выносливость, без пищи и воды проводя время в сосредоточенных размышлениях о своих планах, надеждах, желаниях. Доведя себя постом и непрерывными раздумьями до состояния транса, он теряет ощущение действительности, впадает в полусонное забытье и ждет, когда Маниту даст ему знак - укажет во сне на какой-нибудь предмет, который на всю жизнь станет его талисманом - "лекарством". И даже если это будет летучая мышь, он не остановится, пока ее не поймает. Только тогда индеец возвращается в родную деревню. отдает талисман шаману, тот особым образом обрабатывает его и торжественно вручает юноше. Молодой воин прячет "лекарство" в мешочек, который с тех пор становится его бесценным сокровищем. Лишаясь мешочка с "лекарствами", индеец лишается чести. Несчастный может вернуть себе честь, только убив врага и добыв его "лекарства", которые становятся собственностью победителя.
      Отсюда ясно, как жестоко наказал Тангуа своего воина, уничтожив его мешочек с "лекарствами". Не говоря ни слова в свою защиту, воин взял ружье и исчез между деревьями. С этого дня он считался умершим. Племя примет его лишь тогда, когда он раздобудет новые "лекарства".
      Тангуа с яростью набросился на меня:
      - Ты считал этих собак своей собственностью! Беги, лови их!
      Я хотел промолчать, но Тангуа схватил меня за плечо и крикнул:
      - Ты слышишь? Я приказываю!
      Я оттолкнул его:
      - Приказываешь? Кто дал тебе право приказывать мне?
      - Я вождь этого лагеря, и все здесь должны подчиняться мне!
      Достав из кармана банку из-под сардин, я поднял ее вверх и крикнул:
      - Мне не нравятся твои слова! Хочешь взлететь на воздух вместе со всеми воинами? Еще слово, и я уничтожу всех вас при помощи моих "лекарств"!
      Тангуа шарахнулся в сторону и уже с безопасного расстояния крикнул:
      - Уфф, уфф! Оставь свои "лекарства" для себя! Ты такая же собака, как все апачи!
      Это было оскорбление, но в данной ситуации я оставил его без внимания.
      Все белые вернулись в лагерь, где долго и безрезультатно пытались выяснить, что же произошло. Я сохранял полное молчание. Признаюсь, сознание того, что я один знал тайну побега апачей, которую никто не мог разгадать, доставляло мне глубокое удовлетворение. Прядь волос Виннету я отныне носил с собой во всех моих путешествиях по Западу и сохранил ее до сегодняшнего дня.
Оглавление - Глава 4




Free Web Hosting