Михаил Курушин
spritzer@hotmail.ru
Краснокожие из Эльспе, или Нефтяной Принц говорит по-русски
(субъективные заметки о фестивале Карля Мая в Германии)
…Закрыв глаза, я и не заметил, как задремал под едва заметный стук вагонных колес. Вечерний “Интерсити-экспресс”, или ICE – эдакое стальное чудо немецкой техники, призванное исполнять функцию поезда пригородного сообщения – возвращал нас из Кельна в Ганновер, столицу Нижней Саксонии. Мы чертовски устали за прошедшую неделю, проведенную здесь, в Германии, в одном из известных издательств. Потому и клевали носом…

– Знакомые буквы! – неожиданно раздалось над моим ухом. Русская речь мгновенно вывела меня из летаргии. Голос был явно не моего приятеля Алексея, в не меньшем удивлении открывшего глаза. С одной стороны, удивляться особо не чему – здесь, в Германии, в чем мы неоднократно убедились, русских гораздо больше, чем можно было бы ожидать. С другой, встретить соотечественника, а точнее двух, в позднее время и в полупустом ночном экспрессе…

Оба выглядели не очень представительно: небритые лица, уставшие глаза и какие-то потертые рюкзачки в руках. Один из них уставился на раскрытый русский детектив, который мой друг держал на коленях. Мы с Алексеем молча переглянулись, а незнакомцы нехотя двинулись дальше по проходу между креслами. В конце вагона они остановились. Один из них, что поменьше ростом, снова бросил взгляд в нашу сторону и направился обратно.

Алексей снял очки и захлопнул книгу. Что же дальше? А дальше, собственно, ничего особенного. Вполне симпатичные ребята из Прибалтики, как оказалось, только что вышли из… бельгийской тюрьмы. Они весьма смутно представляли, как им добраться домой. Не имея билетов, они слонялись по поезду, чтобы не попасться в лапы контролеров. Но, похоже, на этот раз они попались – за стеклянными раздвижными дверями замаячила высокая фигура в фуражке кондуктора.

– Земляки, а по-ихнему понимаете? – с надеждой в голосе обратился к нам новый знакомый. – Сможете растолковать им, кто мы и что?

“По-ихнему” мы немного понимали и, естественно, попытались помочь бедолагам, бывшим соотечественникам. В результате довольно длинного и пространного диалога между нами и уже двумя контролерами, последние так и не уразумели, каким образом бывшие заключенные могут через Германию попасть в Даугавпилс. Они и города-то такого, наверняка, не знали, но с уважением косились на большой цветной немецкий альбом с фотографиями из любимого мной фильма “Среди коршунов”, торчавший у меня под мышкой. Бюрократия есть бюрократия, особенно в Германии. Несмотря на аккуратные справки, которые предъявили безбилетники, законопослушные немцы пришли к выводу, что обоих парней лучше высадить во избежание недоразумений. Поезд как раз начал притормаживать на очередной станции. Нам ничего не оставалось, как вернуться на место.

Выглянув в окно, мы увидели, как улыбающиеся парни горячо машут нам руками с перрона. Мне было их жаль, но, честно говоря, мы так до конца и не поняли, чему же они радовались. Наверное, тому, что не загремели снова в полицейский участок. Хочется верить, что они благополучно добрались домой.

Экспресс тихо тронулся, а мы снова устроились поудобнее в уютных креслах с высокими спинками. Слушать музыку из наушников не хотелось. Закрыв глаза, я попытался вспомнить и осмыслить все, что же с нами произошло с самого утра в тот пресыщенный событиями прекрасный летний день…

Дом – символ Кельна

В то субботнее утро, ровно в 10 часов, на точно таком же экспрессе мы прибыли из Ганновера в Кельн. Скажу честно, в этот раз нас сюда привлекли не красоты “Флоренции на Рейне”, – именно так иногда величают Кельн, – а приглашение моей знакомой Регины, обещавшей незабываемые впечатления от посещения фестиваля Карла Мая в местечке Эльспе.

Конечно, быть в Кельне и не зайти в знаменитейший кафедральный собор, или Дом, просто немыслимо. Мы непременно собирались посетить его, однако сначала необходимо было встретиться с Региной, назначившей рандеву у цветочного магазина прямо в вокзальном переходе.

Дело оказалось не столь простым, ибо сначала мы спустились не в тот переход. Пришлось спрашивать у прохожих, которые толком помочь не смогли. Когда дело дошло до полицейских, те проявили бурное участие и предварительно выяснили, какой нам нужен цветочный магазин: “ein” или “das”. Вижу скептическую улыбку знатоков немецкого: да, действительно, полицейские пытались понять, нужен ли нам конкретный цветочный магазин или цветочный магазин вообще. Естественно, нам нужен был конкретный, на который бравые ребята в итоге и указали. Находился он совсем рядом. А через пару минут мы увидели Регину, что-то живо объясняющую японским туристам…

И вот, после восторженной встречи, мы живенько – времени оставалось не так уж много – направились к Дому, благо он высится прямо у железнодорожного вокзала, в самом центре исторического Кельна.

Выйдя из перехода, своими “ароматами” и серыми стенами напоминающего московский тоннель между Казанским и Ярославским вокзалами, мы вышли на шумную привокзальную площадь, залитую ярким утренним солнцем. Подняв голову, я едва не замер от неожиданности – прямо перед нами высился величественный Дом, готический Кафедральный собор, властвующий над городом и манящий, как магнит.

О Доме написано и рассказано столько, что, кажется, добавить уже нечего.

Едва ли архиепископ Конрад фон Хохштаден, закладывая первый камень в основание собора, предполагал, что открывает одну из самых длинных глав в истории европейского строительства. Будучи в те времена богатейшим городом Германской империи, Кельн, следуя примеру Франции, во что бы то ни стало, решил воздвигнуть свой кафедральный собор, масштабами затмевающий все, что создавалось прежде. Хотя, официально, поводом для возведения нового величественного сооружения было желание создать достойное место для сохранения мощей Святых волхвов, или Трех Королей, ранее хранившихся в одном из миланских монастырей. Это те самые библейские волхвы, что приходили поклониться младенцу Иисусу. Кстати два знаменитых шпиля Дома, которые можно лицезреть чуть ли не на каждой кельнской открытке, построены сравнительно недавно. Вообще, строить собор начали в 1248 году, а закончили… в 1880. Вот он, истинно немецкий основательный подход…

И вот, украшенный каменными кружевами Дом, которому совсем недавно исполнилось 750 лет, строго взирал на нас сверху словно Михель-великан из сказки Гауфа.

Повинуясь средневековой магии, мы вдвоем (Регина была готова преданно ждать нашего возвращения, но только внизу), полные энтузиазма полюбоваться панорамой Кельна, разрезанного на две части “батюшкой Рейном”, вошли через Центральный портал и воодушевленно стали подниматься на смотровую площадку, расположенную на одном из шпилей. Через несколько минут эйфорию как рукой сняло. Подъем по крутой и очень узкой винтовой лестнице в бодром темпе для наших икроножных мышц оказался нешуточным испытанием. Можно, конечно, просто смотреть себе под ноги, чтобы не споткнуться о высокие ступени и считать их, а можно и немного покрутить головой. Если проделать последнее, то несомненно удивит обилие заборного лексикона: серые холодные стены вдоль и поперек исписаны и исцарапаны туристами, а где-то под конец подъема повеет совсем родным: автографы от Васи и Пети, которые тоже “здесь были”, выведены, как всегда, основательно.

В конце концов, открывающийся с высоты более 100 метров вид – достойная награда за нелегкий труд. Правда, восторгаться увиденным пришлось из-за решетки, установленной специально, чтобы любители острых ощущуений не надумали взобраться на шпиль. Можно осмотреть окрестности и через большую подзорную трубу. Нам, правда, так и не довелось в нее заглянуть из-за толпившихся вокруг любопытных буддистов.

Никаких живых экскурсоводов – только электронный. Бросаете монетку – и наслаждаетесь приятным голосом из динамика, который вам все расскажет, но ничего не покажет.

Пройдя по периметру верхней площадки и осмотрев город сверху, мы спешим вниз – увы, время не ждет!

Спустившись, мы в благоговейной тишине прошлись по собору, внутреннее убранство которого по величественности не уступает его внешнему виду. Здесь стараются не выражать своих восторгов вслух. А восторгаться, поверьте, есть чем!

Прекрасная резьба по дереву, цветные средневековые витражи, блеск золота и драгоценных камней, горящие свечи, готическая скульптура, фрески, гробницы архиепископов, живопись старых мастеров… А полутонный колокол святого Петра! Все это впечатляет!

Говорят, что термин “готический” впервые был услышан от Рафаэля, но почему-то именно в Германии готика пустила корни так глубоко, что даже великий Гёте в молодости считал готический стиль истинно немецким. Но только в молодости, ибо позже под влиянием изменил свое мнение. От готики глаз действительно не оторвать, однако она оставляет ощущение некоей холодности, несвойственной нашим православным храмам.

В капеллу – хранилище лучших скульптурных произведений Собора мы не успевали. Полюбоваться соборной картиной, центральным живописным произведением, изображающм сцену Благовещенья – тоже. Да и бесценную святыню Собора – ларец “Трех королей” мы осмотрели лишь мельком.Честно признаюсь, ужасно жалко было в спешке покидать Дом – настоящий большой музей, который невозможно осмотреть даже за несколько часов…

“Фольксваген” Регины стоял неподалеку. Наша знакомая уверила нас в сказочном везении – в выходные парковаться в центре города практически невозможно. Мы сели в машину и поехали.

Через несколько минут “жук” Регины резко свернул в сторону, и на пересечении двух старинных улиц я обратил внимание на участок древней крепостной стены – явный след римского присутствия, которое, по словам Регины, больше всего ощущается в центральной части Кельна. Собственно, уже в самом названии города явственно слышатся отзвуки латинского слова “колония”, ведь две тысячи лет назад Кельн был центром римской колонизации.

Если бы мы проезжали по центру после полудня, то непременно услышали бы еще и перезвон колоколов с высокой башни старой ратуши, разрушенной во время второй мировой и восстановленной позже по средневековым планам. А прекрасные музеи, ботанический и зоологический сады, а аквариум! А карнавал, в конце концов! Да, Кельн полон достопримечательностей и чтобы их осмотреть требуются недели.

Но сегодня наша цель иная – знаменитый фестиваль Карла Мая в Эльспе.

Виннету – сын Карля Мая

“Виннету – сын Инчу-Чуна”, “Верная Рука – друг индейцев”… Спросите любого у нас в стране, чье детство пришлось на 70-е, – и он ответит, что названия эти ему знакомы, как минимум, с киноафиш. А уж среди тех, кто под воздействием широкоэкранных полотен, снятых в живописных уголках нынешней Хорватии, с утра до вечера играл в “индейцев”, вряд ли найдется кто-нибудь, смотревший эти фильмы менее десятка раз. Сегодня, однако, любителей “индейского” кино у нас можно пересчитать по пальцам, ибо пик его у нас давным-давно прошел. А как у них?

У них все по-другому. Чтобы понять, почему в Германии до сих пор так популярен вождь апачей Виннету, надо побывать в Эльспе или Бад-Зегеберге. Именно там проходят летние “индейские” фестивали. Бад-Зегеберг находится на севере, недалеко от Гамбурга. А вот чтобы попасть в Эльспе из Кельна, нужно выбраться из города в западном направлении и выехать на автобан №4. Путь, надо сказать, не самый близкий – километров восемьдесят. Зато есть время подумать и вспомнить о создателе знаменитого Виннету – Карле Мае, бессмертном маленьком саксонце, которого исследователь Арно Шмидт назвал “последним великим мистиком” немецкой литературы.

Удивительно, но у себя на родине, Карл Май, скончавшийся восемьдесят лет назад, и сегодня один из наиболее читаемых авторов. Тираж его произведений, по своей увлекательности соперничающих с романами Майн-Рида, Купера и Эмара, приближается уже к 100 миллионам экземпляров. С детства известные каждому немцу зеленые томики Мая можно увидеть почти в любом немецком книжном магазине. Надо сказать, стоят они недешево.

Так кто же он, этот Карл Май, и почему он до сих пор так популярен?

Карл Фридрих Май родился 25 февраля 1842 года пятым из 14 детей в семье ткача из саксонского города Эрнстталь. Обстановка в семье и доме ничем не отличалась от жалкой жизни многих тысяч силезских ткачей того времени. Из всех детей выжили только Карл и две его сестры. Будущий писатель, “любимое дитя нужды”, вероятно, из-за недостатка питания и чудовищной антисанитарии на первом году жизни ослеп. Чтобы хоть как-то поправить финансовое положение его мать выучилась на акушерку и, благодаря появившимся связям с врачами, в Дрездене пятилетнему мальчику сделали операцию, вернувшую ему зрение. Большую часть времени Карл проводил с бабушкой, матерью отца, которая рассказывала еще слепому внуку сказки и чудесные истории. Скорее всего, именно это обстоятельство оказало позже решающее влияние на творчество писателя с его поистине фантастическим видением мира. Однако бедность родителей не позволила ему поступить ни в гимназию, ни в университет. После школы Карл Май смог посещать только учительскую семинарию.

В декабре 1859 года в Вальденбурге, узнав от заплаканной сестры, что у нее нет денег даже на рождественские свечи, Карл перед отъездом домой прихватил несколько свечек из семинарии. За это будущий учитель был исключен из стен заведения, в котором к нему уже имелись претензии по поводу его обособленности от коллектива. Мальчику пришлось продолжить обучение в другом городе.

Позже, устроившись помощником учителя в фабричную школу в Альтхемнице, Карл свершает проступок, который, по-видимому, определил всю его дальнейшую жизнь. Чтобы знать точное время начала и окончания уроков, Маю нужны были часы, купить которые он не мог себе позволить. Старые часы он брал напрокат у товарища по комнате, некоего бухгалтера. Однажды, уезжая на рождество, Май, вместо того, чтобы как обычно повесить часы на стенку, прихватил их с собой, а заодно и чужую курительную трубку с мундштуком, чтобы немного шикануть перед домашними. К своему полному изумлению, вернувшись после праздника вместе с чужими вещами, Май попал под суд и был приговорен к суровому наказанию: шести неделям заключения. Писатель всю жизнь оспаривал это решение суда, считая обвинение чудовищно несправедливым. Но это было только начало.

Двенадцать лет Карл Май провел в тюрьмах Саксонии. Его жизнь была не менее авантюрна, чем жизнь его будущих героев, а портрет с надписью: “Разыскивается!” одно время даже красовался на столбах. Очевидно, не только бедность, но и природное упрямство с избытком фантазии толкали его на новые и новые проступки. До сих пор многие считают, что Карл Май начал писать свои романы в тюрьме. Этого не может быть, поскольку условия заключения того времени не позволяли заниматься литературным трудом. В тюрьме он мог только мечтать.

Гораздо позже, будучи уже на свободе, он станет редактором сразу нескольких немецких газет и обратится к теме, которой будет обязан успехом своего творчества: романам о вожде апачей Виннету. В своих героях он соединит все те физические и духовные свойства, какими с детства мечтал обладать сам и какими его обделила судьба. После выхода в свет романов о Диком Западе писателя ждет настоящий триумф. Притягательность приключенческих произведений, написанных Маем сидя дома, заключалась в необыкновенной силе фантазии рассказчика, умевшего сочетать юмор с захватывающим сюжетом. Почти его произведения, выходившие отдельными изданиями, написаны от первого лица – читатели должны были отождествлять его с Шэттерхендом или с Кара бен Немси, главным героем “восточного цикла” писателя. Карл Май соответствующим образом отвечает на письма читателей, фотографируется в костюме траппера, со штуцером в руках, а купленный в Радебойле, под Дрезденом, дом назовет “виллой Шеттерхэнд”.

В конце концов, писатель совсем теряет связь с реальностью и открыто заявляет, что все описанное в романах происходило с ним в действительности. Однако от судьбы не уйдешь – в 1899 году обман раскрывается и многие отворачиваются от “великого саксонца”. А вскоре с легкой руки одного недображелателя-журналиста всплывают прежние судимости писателя. Последние десять лет жизни Мая – бесконечные судебные тяжбы, разбирательства и травля в прессе.

Май умер в Радебойле 30 марта 1912 года от сердечного приступа. По признанию жены, последними его словами были: “Победа, большая победа! Розы, алые...”

Эльспе: топор войны не зарыт!

С фестивалем Карля Мая в Эльспе связано много забавных историй, обнажающих сентиментальность немцев, обычно скрываемую от иностранцев.

Однажды некий пожилой бюргер спешил отвезти внуков на природу - в Эльспе, в те самые места, где сегодня против алчных ковбоев выходят на тропу войны Виннету и его воины. Его остановили за превышение скорости. В объяснительной он написал примерно так: “Я мчался слишком быстро для радара, и потому меня поймала ваша фотофара. В гостях у Карля Мая в Эльспе было так прекрасно, но если вы пришлете штраф, то выйдет все ужасно”. И что же? Вместе со штрафной квитанцией неизвестный полицейский лирик прислал лихачу ответ: “Кто вихрем мчится на машине к Виннету, не уповает пусть на Маниту!”

На сцене в Эльспе разыгрывались не только истории “про индейцев”, но также и представления по “восточным” романам Мая. Во время представления “В балканских ущельях” одному верблюду, которого специально привезли из зоопарка, почему-то нравилось уходить в правую часть сцены и там спускаться к публике и пожинать среди нее плоды свойе популярности. Каждые пять минут его приходилось водворять на место, что стоило немалых усилий даже дрессировщику.

Или другая история, когда осел неожиданно умчался со сцены вместе с одним из главных персонажей прямо посреди спектакля. Нашли перепуганного актера вместе с ослом километра за три от места представления…

Посмеявшись над всем этим, я выглянул в окно и увидел вершины Зауэрланда – сланцевых гор, от Зига до Рура высящихся над окрестностями известняковыми и кварцитовыми массивами, расчлененными на отдельные гряды глубокими речными долинами. На склонах – смешанные леса, на вершинах – зеленые луга. Регина предупредила: подъезжаем к Эльспе.

Что такое Эльспе? Местечко в одноименной широкой долине, окруженной высокими холмами. Все вокруг дышит покоем и умиротворением. Живописнейшие сочно-зеленые луга, идеально вписываются в характерный лесной ландшафт. То тут, то там тонкие ленты речушек и ручьев. Говорят, что только здесь можно повстречать редких птиц: голубого зимородка или черного дрозда. Есть здесь и деревушка Эльспе, типично немецкая с настоящими фахверками. Жителей в этой прекрасной долине, имеющей тысячелетнюю историю и являющейся владением города Леннештадт, немного: чуть более трех тысяч.

Каждый год сюда стекаются сотни тысяч туристов, путешественников и даже серфингистов. Последние вместе с любителями походить под парусом оттачивают свое мастерство на местных озерах. Развлечься есть чем: это и пещера Атта – одна из самых больших сталактитовых пещер Германии, это и теплоходные прогулки по озерам Биггезее и Хеннезее, это и панорамный парк в горах Ротхааргебирге. Кроме этих и множества других достопримечательностей, есть еще одна. Но именно она, пожалуй, и прославила Эльспе на всю Германию – ежегодный летний фестиваль Карла Мая. Говорят, самая большая открытая сцена в Европе.

Итак, мы добрались. Оставив машину на живописном бугре, откуда открывался великолепный вид на окрестности, мы спустились вниз по тропе, чтобы под тенью рослых дубов войти в ворота настоящего форта, огороженного частоколом, похожим на тот, что в детстве я видел в фильме “Остров сокровищ”.

Сразу же бросилась в глаза площадка, на которой вживую играли “кантри”. Рядом высился большой тотемный столб. Где-то вдалеке располагалась так называемая “арена приключений”, где свое искусство показывали каскадеры из разных стран. За отдельную плату, разумеется.

Свернув направо, мы подошли к бару “Слоппи Джо”, выполнявшему скорее функцию сувенирной лавки. Поглазев на резиновые и фарфоровые фигурки индейцев, стоящих, по нашим понятием, слишком дорого, и полистав книгу “Карл Май в кино”, мы двинулись дальше.

До представления оставалось минут сорок, и мы, проголодавшись, направились в салун. Найти его среди бревенчатых хижин и палаток было несложно – аромат жаркого был безошибочным ориентиром. К тому же, колоритная вывеска, знакомая всем по фильмам, привлекала издали.

Запив жестковатый “трапперский” шницель бокалом пива, мы отправились гулять по территории форта. Народу было много: и стар и млад. Поблизости находилась большая детская площадка, где развлекались малыши и юркие подростки, кто-то даже в ковбойской и индейской одежде. Временами можно было встретить даже почтенных отцов семейства с игрушечными кольтами за поясом…

В общем, все по-настоящему: случайных людей здесь не бывает. Потому не удивительно, что именно на сцене Эльспе в 1976 году начал свою вторую карьеру знаменитый Пьер Брис, исполнитель роли Виннету в не менее знаменитых экранизациях Карла Мая шестидесятых годов. Последний раз он выступал здесь в 1986, а потом переехал в Бад-Зегеберг, где позже его сменил сам Гойко Митич. Кстати, Митич на известковых скалах в Бад-Зегеберге в роли Виннету в 2002 году появится в последний раз. Если хотите увидеть постаревшего, но в отличной спортивной форме “главного индейца студии ДЕФА”, то это последний шанс…

А вот и приглашение на представление. Мы входим в двери и оказываемся… на свежем воздухе. Перед нами известковые скалы, под которыми стоят бревенчатые хижины. Где-то в отдалении в кустах можжевельника высятся верхушки вигвамов. Это сцена под открытым небом, располагающаяся на возвышении. А перед ней несколько десятков рядов для зрителей, сверху прикрытые огромной кышей без опор, покоящейся на пилонах. Пока мы шли к первому ряду, я заметил специальные места для инвалидных колясок.

Итак, “Нефтяной Принц”. Именно этот спектакль по одноименному роману Карля Мая разыграли перед нами в течение следующих двух часов.

Действие разворачивается где-то на юге Аризоны, в заброшенном поселке нефтедобытчиков под названием Сент-Дэвид. Некий бледнолицый по прозвищу Нефтяной Принц хочет обмануть одного богатого банкира и продать ему старые нефтяные скважины, в которых давным-давно ничего нет. В круговорот событий вовлекаются индейцы навахо, поселенцы, появляются белые бандиты… Смертельные поединки, падения с лошадей на всем скаку, ограбление поезда, нападение на поселок, взрыв нефтяной вышки… В конце концов, справедливость установят вождь апачей Виннету и его бледнолицые друзья : Олд Шеттерхэнд и горбоносый охотник Сэм Хокенс. В общем, все атрибуты жанра, как говорится, налицо. Впрочем, сам сюжет показался мне эпизодичным, а некоторые моменты откровенно наивными, особенно эскапады кантора Хампеля, что, впрочем, никоим образом не повлияло на рукоплескания фэнов, каждый год приезжающих сюда, желая окунуться в эту фантастически сказочную атмосферу.

Могу заверить, что в техническом плане все трюки выполнялись безупречно. Добавлю лишь, что когда на сцену под ностальгическую музыку Мартина Бетхера (когда-то ради того, чтобы услышать ее вновь, я тринадцать раз ходил на фильм “Виннету – сын Инчу-Чуна”) на черном жеребце выехал Виннету, меня словно прошило током. Это было мое детство…

Кульминацией представления стала заключительная сцена, когда загнанный в угол Нефтяной Принц взрывает себя вместе с двумя нефтяными бочками. Мощная взрывная волна подбрасывает его вверх и швыряет с двадцатиметровой высоты в бассейн, который сверху кажется не больше кухонной тарелки.

Наши взгляды прикованы к горящей нефтяной вышке, затем мы видим лица умиротворенных краснокожих и поселенцев, прощающихся с Виннету и Шеттерхэндом. Мы готовы разделить с ними счастье благополучного финала, но тут нас поджидает самая главная неожиданность. Нефтяной Принц вдруг выпрыгивает из бассейна, сбрасывает свою черную, мокрую одежду, и перед нами предстает стройная, красивая улыбающаяся девушка в купальном костюме. Восторгу публики нет предела, а громкий голос из динамика вещает: “Марина Полнякова из Москвы!”

Вот это да! Оказывается, бывшую чемпионку СССР 1991 года специально пригласили сюда для кульминационного прыжка вместо актера, исполняющего роль главного злодея.

“Мы, собственно, искали мужчину, – рассказывает директор фестиваля Йохен Блудау, когда-то бывший самым первым Виннету в Эльспе. – Агентства в Швейцарии, США и Великобритании, с которыми тесно сотрудничает фестиваль, отмахнулись. Когда Марина подала заявку на выступление, мы просто не поверили. Ведь прыжок очень сложный. Из-за пламени, охватывающего тело, едва ли видно вообще куда прыгать. А прыгать надо на три метра вперед, чтобы не зацепиться за скалы. Глубина бассейна у нас четыре метра, но он такой маленький, что любая ошибка может стать роковой”.

Вот так русская пловчиха, живущая в Москве, покорила Германию.

При желании можно было пообщаться с Мариной и с актерами, посмотреть, как устроена сцена внутри. Но, к сожалению, у нас опять не было времени. Быстренько покинув форт, мы сели в машину и поехали обратно в Кельн, иначе могли опоздать на поезд.

Знаменитого кельнского пива “кельш” мы все же отведали в одном из летних кафе на берегу Рейна. Причем за счет немцев, угощающих гостей города бесплатной кружкой. При этом Регина заверила, что пиво разбавлено. Возможно, по крайней мере, ганноверское нефильтрованное понравилось мне больше…

Не знаю, но даже за столь короткое время этот древний и в то же время пульсирующий современной жизнью город, своими набережными напоминающий Москву, произвел на меня определенное впечатление. Позже, уже дома, я понял, что же это было за чувство: чувство свободы и пространства, едва ли ассоциируемое с Германией.

Эпилог

…И вот мы снова в Ганновере, столице Нижней Саксонии. Стоим на перроне центрального вокзала, до неприличия, по сравнению с кельнским, вымытом и почти безлюдном. Я взглянул на часы: 23.21. Прибыли точно по расписанию. Нам оставалось лишь пересечь “старый Ганновер”, свернуть к городской ратуше и войти в уютный отель, целую неделю оказывающий нам столь доброе гостеприимство.

Здесь, как всегда, нас встретила лукавая улыбка старого толстяка. Метродотель, действительно, лукав и толст, да и нос его крючковат, как у Сэма Хокенса, “если не ошибаюсь…” Уж не такой-ли парень служил прототипом для Сэма, старого охотника прерий. Ведь известно, что Карл Май обожал писать своих персонажей с натуры.

Ну, все, хватит фантазий! Даже самая красивая сказка имеет обыкновение кончаться. Закончилось и наше необычное путешествие, о котором мы будем вспоминать еще не раз.

А тогда, добравшись до отеля, я буквально рухнул в кровать, обреченно осознавая, что выспаться не удастся, а вставать нам опять засветло, ибо самолеты, как говаривал один из героев старой французской комедии, “хороши, если на них не опаздывать”.

Особую благодарность автор выражает Регине Арентц из Кельна
Главная - Статьи
 




Free Web Hosting